Страница 5 из 108
головой, дабы отогнать наваждение. Посмотрел и вновь удивился. Девушка исчезла
— Ты где? — тупо спросил я в пустоту. Огляделся, и выругался от души: — Что за
чертовщина?
Спрыгнул с валуна и обошел полянку. Никаких следов. Вокруг пусто, над головой
звезды, а вдали город. Я разозлился, вспомнил, что путь один — тропка. Бросился
вдогонку, стал спускаться. На бегу хватался за стволы деревьев, пытался гасить
скорость. Но где-то на середине склона в лицо ударила колючая ветка. Я оступился
и покатился кубарем. В плечи и грудь впивались сучки и острые камни, пару раз
сильно ударился. У подножия остановился, врезавшись животом в большой камень. Из
глаз брызнули слезы, посыпались искры. Я застонал, кое-как поднялся на колени и
встал на ноги. По лицу стекало что-то горячее, рубашка порвалась. Я сделал
несколько решительных шагов, но сразу остановился, одернул себя: «Успокойся,
Сань! Убежала и фиг с нею. Сколько таких по улочкам бродят, а ты за этой
погнался…»
Побрел на свет городских фонарей. Голова кружилась, ребра болели. Ничего
смертельного, но неприятно. Морда расцарапанная, и измазался как поросенок.
Необычная все-таки девушка. Бродит по ночам в одиночестве. И остальное… Я не
успел увидеть, как исчезла. Только стояла рядом, а потом будто растворилась в
воздухе. А глаза? Но скорее удивительная игра света, оптический обман. Может у
меня правда галлюцинации? Я не из тех суеверных дурачков, что везде видят
проклятия, сглазы, порчу, ведьм, зеленых инопланетян…
Обратный путь занял гораздо меньше времени. Я перешел пустырь. Прекрасно
осознавая, что выгляжу паршиво, старался обходить фонари, пробирался темными
дворами. Хорошо освещенный проспект пришлось пересечь одним рывком. Я скользнул
в спасительную тень, оглянулся. Вроде бы никто не заметил. А если и видели, то
не придали значения. Сейчас полно припозднившихся гуляк, да и гопники выходят на
промысел.
Я перевел дыхание, еще раз обругал себя за глупость. Искать приключения на пятую
точку не в моем стиле. Давно прошел юношеский период, когда был готов на любые
дурости и сумасшедшие поступки.
К счастью лавочки у подъезда оказались пустыми. Бабушки — самые страшные враги.
Языки как помело. Когда идешь с работы, радостно приветствуют, улыбаются и
разноголосо кудахчут: «Здравствуй, Сашенька! Как жизнь? Здоровья и благ!» А
потом совершенно случайно узнаешь, что ты бандит и наркоман, бабник, алкоголик,
тюрьма по тебе плачет…
За дверью кромешная темнота. Подростки опять разбили лампочку. Лишь со второго
этажа падал рассеянный свет. Я споткнулся на ступеньках, едва не упал. Выругался
и осторожно ступая, пошел по лестнице.
На площадке третьего наткнулся на группу ребят. Сидели на корточках, чем-то
сосредоточенно занимались. Я окинул взглядом и невольно усмехнулся –
классические эмо-киды. Черные крашеные волосы, невообразимые прически, полосатые
гетры, цветастая одежда в темно-фиолетовых тонах и обилие всяческих
рюшечек-цепочек. Разобраться где девочка, а где парень почти невозможно.
Я подошел на цыпочках и заглянул через головы. Оказалось, старательно давят из
себя слезы. У некоторых получилось. Остальные посматривали с завистью, пытались
не отставать от товарищей. Кривились и морщились, часто моргали. Я не удержался
и громко фыркнул — поколение «пэпси» сходит с ума. Дети даже не пошевелились,
привыкли к реакции прохожих.
Один поднял голову, и я узнал Ваньку из соседней квартиры. У меня с ним
приятельские отношения. Он иногда помогал, бегал за сигаретами и хлебом. А я
частенько выгораживал его перед строгими родителями. Обычный паренек, каких
миллионы, худенький и нескладный.
Ванька широко ухмыльнулся. Но тут же спохватился, придал лицу скорбное выражение
— так надо. Опасливо оглянулся на друзей, поднялся и подошел ближе.
— Где вас так отделали, дядь Саш?
Вот так — дядя Саша и никак иначе. Родители паренька слишком зациклены на
воспитании, выдрессировали сына. Вот и выражает социальный протест, подался в
Эмо. А для меня такое обращение, по меньшей мере, дикость. Ведь не сорокалетний
мужик с пивным животом, разница в возрасте небольшая. Хотя с какой стороны
посмотреть… Помню себя в школе. Ребят всего на пару лет старше воспринимал
мудрыми и всесильными, а те, кто учились в университете — вообще дряхлые
старики, таинственные Взрослые. Теперь свободно общаюсь с людьми на
десять-двадцать лет старше и не чувствую разницы.
— И тебе привет, Вань, — ответил я. Только сейчас понял, что говорить довольно
трудно. Губы распухли — хорошо треснулся о дерево. — Так плохо выгляжу?
— Отвратительно, — признал он с детской серьезностью. — Бабушке Маше на глаза не
попадайтесь. А то опять позвонит в милицию, представится анонимом и будет
ябедничать.
— Постараюсь, — кивнул я.
Баба Маша — пожалуй, самая вредная из всех подъездных старушек. Худенькая и
мелкая, но злющая как Цербер. Везде сует свой длинный нос, каким-то невероятным
образом пронюхивает о происшествиях в районе. Подозреваю — на каждого жильца в
доме у нее заведено отдельное досье. Совершенно невозможно что-то сделать
втайне. Приведешь подругу, устроишь сабантуй с друзьями или затеешь ремонт — а
утром становится достоянием общественности, то есть остальных старушек. А уж те
разнесут весть на весь город. И не дай бог, кто-то будет шуметь в неположенное
время или бросит окурок на балкон бабы Маши. Заклюет и затравит.
— Вань, скажи честно — оно тебе надо? — спросил я.
— Что именно? — не понял парень.
— Ну, все это, — я кивнул на полосатые гетры и неопределенно покрутил пальцем в
воздухе. — Детство же…
— Не детство! — обиделся Ванька и насупился. — Быть Эмо — круто! И если вы
думаете, будто мы бездарные плаксы, то ошибаетесь. У нас своя философия.
— Эмоциональная? — хмыкнул я.
— Конечно, — согласился паренек.
— Тогда зачем цветастые шмотки? — спросил я. — Можно быть эмоциональным и без…
амуниции. Я вот, например махровый рокер. Но косуху не ношу, цепями не бренчу.
— А как люди будут отличать? — удивился Ванька.
— Хм… действительно, — признал я. — Но взрослому человеку важно внутреннее
отличие, а не внешнее. Главное как ты себя ощущаешь, а не как одеваешься. К тому
же только слабые сбиваются в стаи. Сильный — всегда одиночка.
Парень нахмурился и почесал затылок. Оглянулся на друзей, задумался. Но лицо тут
же просветлело, в глазах забрезжила радость догадки.
— Дядь, Саш, а я еще не взрослый, мне можно, — с гордостью произнес он.
Я глянул на еще детское открытое лицо с неумело наложенной черной косметикой.
Вспыхнула мысль: «Не зря… Почему плодятся различные течения андеграунда? В
правильную и воспитанную советскую эпоху прижился грязный и матюгливый Панк. Еще
раньше в ответ на всеобщую жестокость и милитаризацию появились обкуренные и
патлатые добряки-хиппи. Девизом стало непробиваемое: Мир, братья! И десятки
тысяч вполне взрослых людей верили и жили идеей. Сейчас течения обмельчали и
впали в детство. В контраст розовой гламурности и блондинистости возникла
готика. А поголовной бесчувственности — ЭМОциональность. Быть может андеграунд и
есть тот тревожный звоночек, признак определенной болезни в обществе? С другой
стороны люди всегда будут стремиться выделиться, стать в оппозицию принятым
нормам и правилам. Там где есть свет, будет тень…»
— Неоспоримый аргумент, — сдался я и криво улыбнулся. — Ладно, мучайтесь дальше.
А я пойду… Да, кстати… Ребят, вы разве не знаете, что Эмо — это готы которых
родители не пустили на кладбище?
Глаза Ваньки округлились. Остальные подростки синхронно подняли головы и с