Страница 11 из 108
— А надо? — скривился я.
Терпеть не могу сабантуи с сотрудниками. Просто расслабиться и напиться нельзя.
Иначе на следующий день будут коситься и еще месяц втихомолку шептаться,
хихикать.
— Надо, — серьезно сказал Юра. — Команда от Федора Сергеевича поступила. Будем
привечать временную сотрудницу, Грейс Моран. Поэтому оденься получше, возьми
денег и к семи будь возле кафе «Эдем».
Примерно неделю назад в Славгород приехала англичанка, что само по себе из ряда
вон выходящее. Город провинциальный, неизбалованный посещениями заграничных
гостей. Шеф почти полгода выпрашивал консультанта по одной сложной графической
программе у западных партнеров. И те, наконец, соизволили пойти на уступки,
прислали Грейс. Я видел ее лишь издали, ибо непростая смертная. Высокая
голубоглазая блондинка с пышной грудью и вечно брезгливым выражением лица.
Ничего особенного, но Федя воспылал страстью, принялся ухаживать. А фаворитка
начальника — беда для подчиненных. Если не явишься, то чего доброго премию
снимет. Придется покориться.
— Ладно, — кивнул я. — Буду.
Толкнул дверь и выскользнул в коридор. Вдогонку полетел возмущенный вопль Юрки:
«Ты куда сбежал, куряга? А кто по заданию отчитываться будет?» Я хмыкнул и решил
не возвращаться. Сделаю вид, что не услышал. Иначе застряну, по меньшей мере, на
час, придется выслушивать укоры. Добрался до лестницы и стал подниматься на
третий этаж. Рядом с туалетом курилка — спасительное место для таких как я.
На середине пролета остановился, мотнул головой. Совершенно неожиданно накатила
страшная слабость, ноги задрожали. Я покачнулся, выронил пачку сигарет.
Нагнулся, чтобы подобрать. Но тут в глазах мигнуло, я ощутил себя лежащим на
ступеньке. Сердце бешено колотилось, в ушах шумело, а в глазах двоилось. Череп
изнутри распирало чудовищной тяжестью. На мозг обрушился сонм непонятных
образов, мгновенно сменяющихся картинок. Слух терзали шорохи, далекие голоса,
стуки, визжание. Мир потерял цвета, превратился в плоскую черно-белую
фотографию. Постепенно темнел, превращался в негатив.
Я глухо застонал, ощутил стекающую по лицу горячую жидкость. Провел пальцами,
глянул на свет. Кровь… Наверное из носа. На фоне бесцветного мира смотрелась
яркой и устрашающе-грозной, чужой… Рука изменилась. Пальцы высохли, стали похожи
на корявую птичью лапу. Выросли острые и длинные, отливающие сталью когти. Я
охнул, медленно и неуклюже перевернулся на живот, встал на колени. На глаза
попалась пачка сигарет. Я схватил, подтянулся на перилах. Раздался протяжный
скрип, железный прут ограждения с легкостью смялся в ладони. Я кое-как встал на
ноги и сделал первый шаг. Тело слушалось с трудом, суставы хрустели.
Муть перед глазами развеялась, вернулись цвета. Я ошалело огляделся: все
привычное, обыденное. Ни следа чудес, которые творились минуту назад. На руке
кровь, из носа тоже капало. Впрочем, самая обычная, темно-красная. Голова
кружилась, колени подгибались. Но все в пределах нормы, такое бывает после
обычного переутомления, высокого артериального давления. Когтей тоже нет… Я
обернулся, тяжело вздохнул. Решетка ограждения погнута, толстый железный прут
расплющен, загнут в рогалик. А как это объяснить? Никак…
Я поднялся дальше, зашел в курилку и уселся на стул. Подвинул пепельницу,
дрожащими пальцами извлек из помятой пачки сигарету. Прикурил и глубоко
затянулся.
За окном крона дерева, танцующие на ветру листики. В глаза бил яркий свет,
слепил. В голове ни мыслишки, лишь комариный звон и бесконечное удивление. Я
отыскал в кармане бумажную салфетку, вытер кровь с лица. От первой сигареты
сразу прикурил вторую.
И что теперь? — промелькнула угрюмая мысль. — Приступ неизвестной болезни или
начинаю превращаться в оборотня? Все могу объяснить, но не смятый как теплый
пластилин стальной прут. Причем собственными руками. Когда-то пробовал гнуть
проволоку. Пока сделал небольшую петельку семь потов сошло… а тут…
Размышление прервал топот ног, надсадное дыхание. В курилку вбежал Федор
Сергеевич, на ходу выхватил у меня сигарету. Долго и нервно чиркал колесиком
зажигалки. Что-то бормотал под нос, ругался. По красной лысине и толстым щекам
катился пот. Я глянул с удивлением. Никогда не видел начальника таким нервным и
злым. Обычно величественно-спокойный, флегматичный. Голос повышать умел, но
всегда сохранял невозмутимый вид.
В свои тридцать пять Федор сумел основать рекламную фирму, достиг определенного
положения в обществе. Во многом благодаря холодному мышлению, умению общаться с
людьми, искать компромиссы. И сколько помню, всегда сохранял присутствие духа,
никогда не психовал. Не человек, а концентрированный разум, находчивость,
хитрость и спокойствие. На голову выше меня, плотный и широкоплечий. Одет в
строгий костюм, галстук и безупречно чистую рубашку. Лицо круглое, холеное.
Волос мало, облысел рано. На макушке вообще блестящий пятачок, словно тонзура у
монаха-католика. Губы тонкие, нос картошкой. Но комическое и несуразное
исправляли глаза — серые, с темными крапинками. В них твердость алмаза,
спокойствие леса, уверенность и непоколебимость гор.
Но сейчас на Феди лица не было. Красный и вспотевший, взъерошенный словно
воробей. Галстук болтался как дохлая змея, рубашка расстегнута почти до пояса.
Глаза бегающие, блестящие.
Начальник несколько раз затянулся, глянул на меня.
— Сашка, хоть ты мне скажи, — быстро произнес он. — Что нужно женщинам?
— Все, — прохрипел я без раздумий. Гул в голове стих, и я обрел способность
мыслить. — Деньги, положение в обществе, сильный самец, переживания, секс, цветы
и драгоценности. Женщины чаще сами не знают, чего хотят. И поэтому стремятся
подгрести под себя все, до чего могут дотянуться. Но ощущение безопасности,
комфорта — преобладающие.
— Бабы — самые холодные и прагматичные существа на свете, — согласился Федор. –
Тогда почему мы их любим?
— А есть выбор? — проворчал я. — Любви, кстати, не существует. Игра гормонов, не
более. Но так сложилось в ходе эволюции, что без женщин не обойтись. Впрочем,
есть конечно и однополая… э-э-э… дружба. Но фи… просто фи.
— Ты прав, — кивнул директор, в три затяжки докурил сигарету. Отшвырнул окурок и
потянулся за новой. Видно, что немного пришел в себя, успокоился. — Грейс из
меня душу вытрясла. Думал, мне за тридцатник, холостяк… Бабью натуру изучил от и
до. Но Моран прямо зачаровала…
— Даже так? — фыркнул я, выдавил на губах слабую улыбку. Голова еще кружилась,
меня поташнивало. Говорить трудно.
— Не веришь, — понял Федор, посмотрел на меня с затаенной болью в глазах. — Я
тоже не верил. А тут хлоп… и попался на крючок. Совсем с ума сошел. Она, дура,
то пальчиком поманит, то нарычит и оттолкнет.
— Не верю, — кивнул я.
Федор глянул на меня с тоской. Достал платок и вытер пот со лба. Сигарета
помогла, начальник взял себя в руки.
— Как знаешь, — пробормотал он. Тряхнул толстыми щеками и добавил уверенней: –
Тебе полагается выговор за опоздание.
Я скривился, развел руками. Глянул на Федю, хотел сказать что-то в свое
оправдание. Но вместо этого застонал. Сюрпризы с сознанием продолжались. Вокруг
директора появилась едва заметная светящаяся дымка. Около головы ярче, у рук и
ног почти невидимая. Цвет фиолетово-синий, очень насыщенный. Но у головы и в
районе груди кроваво-красная, болезненная. По нервам стегануло током. В мозг
хлынули переживания, образы: боль и страх, восторг и грусть, злость, бессилие,
страсть… Я зажмурился, зашипел. Пришло осознание того, что ощущения не мои, а