Страница 19 из 54
— Большое спасибо, что приехал, — сказал Бобби, протягивая руку. Шпандау пожал ее. Это был уже не тот Бобби, что накануне. Перед Дэвидом стоял спокойный и уверенный в себе человек. Взгляд ясный, внимательный. Рука твердая. Цвет лица снова стал нормальным. Как будто и не было вчерашнего вечера.
— А ты думал, я не приеду? — спросил Шпандау.
— Да вообще-то нет, не думал.
Бобби провел его в гостиную. Высоченный потолок, как в соборе, и сплошное стекло, за которым открывался вид чуть ли не на весь Лос-Анджелес. Вот, значит, как оно — жить на Олимпе, мелькнуло в голове Шпандау.
На первый взгляд ему показалось, что мебель здесь — это просто куча разномастного хлама. Но обеденный стол обернулся настоящим раритетом в стиле испанской католической миссии, а наивный набросок над диваном принадлежал кисти Баскиа.[40] Диван в стиле ар-деко был взят с океанского лайнера двадцатых годов. Рядом с ним стояла лампа работы Лалика.[41] Комната выходила окнами на юг, поэтому прямые солнечные лучи никогда сюда не попадали. В доме было светло и прохладно, а обилие дерева создавало впечатление, что ты где-то в лесу. Хороший архитектор способен сотворить чудо. Особенного соответствия деталей тут не наблюдалось, но у парня есть вкус и глаз наметанный, вынужден был признать Шпандау. Родился он в рабочей семье, как Дэвид успел прочитать о Бобби, хотя и не бедной. Но все же такие деньжищи должны были потрясти его. Кое-где валялись каталоги аукционных домов, и Шпандау представилось, как Бобби лихорадочно листает их, запоминает названия, отчаянно пытаясь компенсировать те годы, когда у него ничего не было. Его трейлер был безликим, но о доме такого не скажешь. И Шпандау подумал, что теперь начинает лучше понимать Бобби. Здесь тоже не нашлось ни одной фотографии. Ничего, что напоминало бы о прошлом. И это само по себе говорило о многом. Это был дом молодого человека, который писал свою жизнь с чистого листа.
— Спасибо за вчерашний вечер, — начал Бобби. — Я б его пристрелил.
— Вряд ли.
— А чего это ты так уверен?
— Ты, конечно, не семи пядей во лбу, но и не законченный идиот.
— Что ты имеешь в виду?
Ты не настолько туп, чтобы отправить коту под хвост карьеру и миллионные гонорары. И все ради того, чтобы пристрелить такое ничтожество, как Ричи Стелла.
— Пусть тебе и кажется, что он тебя достал до печенок.
Бобби плюхнулся в кожаное кресло.
— Думаешь, раскусил меня, да?
— По крайней мере, настолько, чтобы понять, что записочку-то ты сам накатал. И что Ричи Стелла тебя шантажирует.
Бобби не стал изображать удивление. Он достал пачку французских сигарет и картинно закурил.
— Можно просто заплатить ему, — предложил Шпандау. — А еще лучше — обратиться в полицию. У них есть отделы по разгребанию такого дерьма. Понятное дело, тут Голливуд, но все равно шантаж преследуется по закону.
— Да он мечтает, чтобы я в этой гребаной киношке снимался. А сам хочет быть продюсером, засранец.
— Да, он засранец и моралью себя не отягощает, но на меня произвел впечатление профессионала. А фильм так плох?
— Сценарий — говно. Энни ни за что не разрешила бы мне в таком играть. Стыда не оберешься. Мне нужен «Пожар». Для меня это прорыв. Энни говорит, что с ним я попаду в список А. А если сняться в этом отстоище, то не видать мне его как своих ушей. В «Пожаре» у меня хорошая роль, может даже лучшая в моей жизни. Там реально есть что играть. И мне все бросить, распрощаться с «Пожаром» и вляпаться в говно? Не могу я на этой пойти.
— Поговори со студией. Пусть они сами разберутся.
— Не могу.
— Неужели все так плохо? — не поверил Шпандау. — Ты же для них — золотая жила. Они тебя в обиду не дадут.
— Ну да, конечно, только этого мне не хватало — отделаться от Ричи и оказаться на цепи у этих мудозвонов. Они еще хуже, чем он.
— От меня-то ты чего хочешь?
— Пусть он от меня отцепится, — вдруг оживился Бобби. — Не знаю, как ты этого добьешься. Мне плевать. Заплачу, сколько потребуется. Делай все, что нужно. Любым способом.
— Предлагаешь мне кончить его?
— Да он же сволочь последняя. Невелика потеря для общества.
— Ну, Бобби, я не знаю. Надо подумать. Давненько я людей не убивал. Не в курсе, почем это нынче.
— Я хочу, чтобы он отвял. Чтобы сгинул навсегда.
— Хорошо, что ты сам себе текст не пишешь, — заметил Шпандау. — Лексикончик у тебя — Джимми Кэгни1 в ухудшенном варианте.
— Да пошел ты! — заорал Бобби. Он вскочил и принялся ходить взад-вперед. — Я другого найду.
У кого кишка не тонка. А не какого-то обосравшегося каскадеришку.
Шпандау сделал глубокий вдох. Задержал дыхание на несколько секунд. Потом медленно выдохнул.
— А теперь слушай меня, детка. И слушай во все уши. Во-первых, меня достало то, как ты и все уроды вокруг тебя со мной разговаривают. В отличие от тебя и всех других горемычных звезд в этом городе мне не нужно обожание выродков. Во-вторых, по мне — так ты просто сопливый болван, но, я уверен, случилось это потому, что тебе вдруг пришлось вести себя как взрослому, а ты понятия не имеешь, как это делается.[42]
Бобби стоял в метре от него и сердито смотрел на Шпандау, сжав кулаки. Сигарета «Голуаз» свисала из уголка его рта точь-в-точь как у Жана-Поля Бельмондо.
— Думаешь, я тебя боюсь? Я раньше боксом занимался.
— Нет, — Шпандау помотал головой, — ты занимался тем, что хреном груши околачивал в спортзале. И кто-то сделал тебе твою изюминку — слома-ный нос. Может, для миллионов обывателей по всей стране ты и крутой парень. Но руки у тебя девчачьи, и на ринге ты десяти секунд не продержишься. Ну разве что в бою против Стивена Хокинга.[43] Да и то я бы на него поставил.
Бобби принял стойку борца, как ему казалось. Посмотрел на Шпандау и моргнул — дым сигареты лез в глаза.
— Боже! — вздохнул Шпандау и закатил глаза. — Ты что, хочешь мне врезать? Ну давай, малыш, со всей силы. Только ноги ты неправильно поставил. Вот замахнешься на левый хук, тебя поведет, потеряешь равновесие, а до меня так и не дотянешься. А между тем у меня преимущество в пятьдесят фун тов и шесть дюймов. И как бы я ни старался пощадить твою мордашку, от моего удара она все равно пострадает.
Бобби поразмыслил немного и опустил руки. Потом поднял и посмотрел на ладони.
— Да иди ты в жопу, девчачьи руки, — сказал он, смеясь. — В любом случае не собираюсь потерять этот фильм из-за того, что какому-то полинявшему мачо удалось мне вмазать.
— Молодец. По крайней мере, первый урок усвоил. А именно: лезь в драку, только если уверен, что победишь. Неужели никто тебе этого не вдолбил? Тут фишка в том, чтобы дождаться, когда я отвлекусь, и врезать бейсбольной битой. Так делается в реальном мире. Так поступает Ричи Стелла.
Бобби вынул сигарету изо рта и затушил ее в пепельнице из граненого стекла.
— Ну прощай. И спасибо, что не помог. Смотри, чтобы дверью по заднице не стукнуло, когда будешь уходить.
— Ладно, крутышка, — ответил Шпандау. — Нужна тебе моя помощь или нет?
— Да у тебя кишка тонка. Он не остановится, пока жив.
— Ну уж это я сам решу. Мне нужно знать, что у него на тебя есть.
— Тогда оно и у тебя будет. И мне конец по-любому.
— Рано или поздно придется кому-то довериться. Что, там совсем все плохо?
— Совсем.
Он пересек комнату, взял деревянную шкатулку из шкафа и вернулся на диван. Сел, сложил ноги, как брамин, и скрутил косяк. Помедлил. Потом затянулся и начал рассказывать.
— Снял я тут телку… хороша была, можешь мне поверить. И горяча. А из себя — как школьница. Ну знаешь, белая блузка и короткая юбочка в клетку. Даже долбаные хвостики были. Короче, как в самых грязных фантазиях у всех мужиков. Ну она, конечно, понимала, что делает.
40
Жан-Мишель Баскиа (1960–1988), успешный американский художник, неоэкспрессионист, умер от передозировкинаркотиков.
41
Рене Лалик (1860–1945) — французский ювелир, художник по стеклу.
42
Джеймс Кэгни (1899–1986) — американский киноактер, прославился ролями «крутых парней».
43
Стивен Уильям Хокинг (р. 1942) — выдающийся английский физик-теоретик, страдает боковым амиотрофическим склерозом, который привел к параличу.