Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 36

Наконец, заикаясь, Васька попытался выстроить речь в свою защиту.

– Ввввы-в…

Лицо от натуги сделалось пунцовым. Я стал ему помогать, подсказывая слова. Он, вконец разволновавшись, обречённо махнул рукой и замолчал.

Тик заметно усилился.

– Поди-ко скоре проць, а то застёгану.

Поостыв, Савка развернулся и побрёл к дому. Проходя берегом, он залюбовался сверкающей на солнце водной гладью:

– Море-то как лёшшицце.

Нам пора было собираться и выходить. Савва Никитич оделся по уму: оплецуха – поморская шапка-ушанка с длинными до плеч ушами; лузан, надеваемый через голову, с большими карманами на животе и спине; буксы – непромокаемые, пропитанные жиром рыбацкие штаны.

Наши с Сергеем ватники больше смахивали на сухопутную амуницию.

Карбас, на котором мы собирались идти в море, Савва перегнал к бранице – расчищенному месту на лодочной пристани, куда стаскивают груз.

Поклажи набралось прилично, но и лодка большая, надёжная, с дизельным стационарным двигателем-двадцаткой.

– Мало, кто сейчас умеет ладить такие. А Савва в этом деле жёх – опытный, знающий своё дело мастер. В старину поморы на таких судах за два-три месяца плавания доходили до Новой Земли: "Лодка не канет, не лягуцця, да не опружлива – дак и дородно быват". Во как!

Пока Сергей вычерпывал плицей воду из карбаса, я сел за вёсла. Савка готовил к запуску дизель и капитанствовал:

– Грени-ко ишша маленько.

Я сделал ёще ряд энергичных гребков и вывел лодку с мели. Мотор заработал и, монотонно бурча, стал уводить нас в открытое море. Сергей долгим взглядом проводил пристань:

– "Агой!" – прощай! – говорили в старину моряки земле.

Савва трижды перекрестился.

– Никитич, – усмехнулся я, – небось, и без крестного знамения обойдёмся.

– Кто в море не хаживал – Богу не маливался, – произнёс он и надолго замолчал.

Курс взяли на север: где-то там пролив Горло соединяет Белое море с Баренцевым. Затем повернули к востоку. Мы угадали в погодье: нежно светило солнце, щёки пощипывал лёгкий сланец, вода была кротка?..

Часа четыре шли на полном ходу. Вдоль Поморского берега, как Млечный Путь, вытянулись острова.

– Остановимся на Мягострове. Он, пожалуй, самый крупный в Онежских шхерах: двенадцать километров из края в край. Вон тот – впереди по курсу.

– А откуда такое название? – поинтересовался я у Сергея.

– Одни считают, от карельского мяги пошло. Гора, значит. Но я так не думаю. Очень тяжёлый остров: болотья – скалы, болотья – скалы. Три дня ходьбы по нашей тайге легче, чем полдня тут. Нет ни дорожек, ни тропинок. Звериные только тропы да багульник по колено. Грузно бродить. Через каждые сто метров нужно останавливаться и отдыхать. А есть места такие топкие… Я один раз решил сократить путь и выйти к взморью напрямик, побыстрее. Думаю, раз зверь ходит, и я пройду. От берёзы к берёзе прыгал, пока они вместе со мной в жижу не начали уходить. Одним словом Мягостров – мягкий.

Пролив Железные ворота, отделяющий Мягостров от материка, мелководен. Опасно держать напрямую. Поэтому заходили к острову с восточного берега. Он более приглуб, чем остальные.

Савка указал место высадки.

Издали я увидел избушку и рядом высокий крест. Сергей пояснил:

– Крест – на добычу, чтобы рыба лучше ловилась.

Сначала с кормы, потом с носа мы зачалили лодку двумя якорями. Раскатали голенища болотных сапог. Сошли в воду. Савва первым делом подошёл к обветренному сосновому кресту и трижды перекрестился с поклоном.

– Думаешь, поможет? – осклабился я.

– Зря ты так, – упрекнул меня Сергей, – тоня – место святое. Приходить сюда надо с чистой душой. В сенях гости по традиции говорят: "Господи, благослови!" Хозяин отвечает: "Аминь!" И только потом входят в избу. А не с шуточками…

Савка отмолчался. Он, словно здороваясь, любовно погладил ладонью шершавую, поверхность креста.

Перетаскали вещи в избушку – тёмную, приземистую. Заходишь – низко кланяешься. У порога печка-буржуйка. Рядом истопель – запас сухих дров. У махонького оконца стол. Раскидистые щедрые полати.

Пока обживались, стемнело.

…Неделю охотимся. Каждый день зверя видим – взять не можем. Савва предложил:

– Попробуем на Маникострове. Там, если лось зашедший, его легче брать. Утром мы переехали. Остров маленький: можно организовать загон. При этом я остался на номере, а Сергей с Саввой отправились кромкой берега в обход и оттуда, с подветренной стороны, решили шумнуть. Если зверь в окладе, непременно вывалит на меня.

Я едва перевалил взгорок: открытое болото с редкими сосёнками, а краем – невысокий, в мой рост, чапыжник. Место хорошее. Лоси, как стронешь их с лёжки, любят закрайком леса уходить.

Слышу выстрел погонщиков. Начали ход. Я снял карабин с предохранителя. Жду. Стою не шевелюсь. Не курю. Дышу через раз.

Морозец подсушил почву и кустарник. На болоте ледяная корка. Жёсткая погода: за версту шорох слышно. Ветер слегка подтягивает от меня. Потрескивание веток! Может, показалось? Нет, ещё раз треснуло. Над молодым подлеском плывут рога. Бычара! Самого не вижу пока. Остановился, крутит головой: прислушивается, принюхивается, осторожничает. Опять тронулся. Прямо сюда… Волнительная дрожь по телу.

Плавно поднимаю карабин. Вглядываюсь в оптику. Вот это рога… Борода. Ноздри раздуваются. Вышел на чистинку. Великан! В пол-оборота повернулся ко мне. Нащупываю перекрестием прицела точку под левой лопаткой. Без рывков, плавно, спускаю курок. Выстрел!

Бык в агонии прыгнул, не разбирая пути. Рывок. Ещё один. Ноги непослушно подкосились, и он рухнул глыбой на землю. Захрипел.

Я с гордостью, всей грудью, выдохнул:

– Е-е-есть!

Ловко мы его.

Закинув карабин за плечо, пошёл к зверю. Лежит неподвижно, но, кто его знает… Лучше подходить со спины, а то, уже умирая, может копытищем гальнуть: как картонную коробку, насквозь пробьёт.

Кровь нужно пустить, пока не остыла. Уверено перерезаю горло. (Нож остро наточен: лезвие ещё в Колежме, перед самым выходом, правил.) Бордовый фонтан из шеи сначала хлынул, затем сник. Кровь, крупными каплями зрелой брусники окропляя седую бороду, уносила остатки жизни лесного великана. Величавые размашистые рога, которыми короновали хозяина острова, теперь касались белого багульника. Гармония, веками создаваемая, была нарушена одним выстрелом.