Страница 25 из 40
Только не отдам недотрогу я!
Рядом-рядышком, на скамеечке
Мы сидим вдвоем, лущим семечки,
На закат глядим, улыбаемся,
Да по вздоху вздох откликаемся.
ВЕТЕРАНАМ ВТОРОЙ МИРОВОЙ
Мы вас не забыли, нам стыдно за старость,
Которая вам за медали досталась.
Нам стыдно и мы ваших лиц избегаем,
Когда в магазинах сыры покупаем,
Когда мы модельную обувь снимаем,
Придя к вам в квартиру... И вдруг понимаем,
Что где-то не так в хитроумной системе
Просчитано, сверено, сверстано в схемы,
Начислено, выдано и… наплевать,
Как с крохами этими вам воевать?!
И каждый блажен, кто в сражениях пал,
И нищенства в старости не испытал!
Так дед мой в степи меж Орлом и меж Курском
Безвестно пропал. Захоронен по-русски.
Простите же нас, кто живой и кто пали,
За то, что ТАКУЮ страну отбивали!
Простите за всё! За своё и чужое,
За новое время, за жизнь, как в неволе!
Поверьте, что нами страна возродится,
Коль много таких, кто способен стыдиться!
СОЛДАТЫ
Шагают солдаты. Обветрены лица.
Ребята, привычные бранно трудиться.
Шагают обычные русские парни
Повзводно, шеренгами в три и попарно.
Снаружи не видно их зрелые души,
Их детскость Чечнёй по приказу разрушив,
Мужчинами сделала в дни и часы
Россия, и бросила жизнь на весы.
Проходит с молчанием рота в пыли,
Лишь хруст их сапог застывает вдали.
И кто-то из штатских, поморщился: фи!
Какой-то мерзавец за пыль осудил.
И просто, подонок, вдруг плюнул им вслед,
Им, лучшим, которым сравнения нет!
Которые молча в огонь и на смерть…
Судить – не позволю! Охаять – не сметь!
Ты прежде, за прочих, под пули сходи,
В Афган ли, в Чечню, где бушует бандит,
Сходи, и отменится с глупости суд,
Огульный, из трёпа обычных иуд,
Которым и дома спины не подставь,
Которым всё плохо, но денег – прибавь…
В молчанье величия парни прошли,
Прощая неумных, как грех их земли.
Владимир Бондаренко САМОСОЖЖЕНИЕ ЛЮБОВЬЮ
Начиная свою новую книгу, Вера Галактионова каждый раз делает как бы свой самый первый шаг, забывая о предыдущем. Сколько книг – столько художественных открытий. Только отошли от необычности её сказового острова Буяна, спасительного противовеса гибнущей распутинской Матёре, только перестали говорить о "Крылатом доме", как с неспешностью тяжеловеса Вера Галактионова предложила свою версию происходящего в России и свой вариант худо- жественного решения, роман "5/4 накануне тишины". Уже сам заголовок был необычен, чересчур смел для традиционной "Москвы". Какое-то цифровое обозначение музыкального тона социальных событий. Конечно, оно, это предыдущее – прослеживается в романе "5/4 накануне тишины", сидит и в форме, кое-где повторяя и роман "На острове Буяне", и ранний рассказ "Adagio", и какие-то размышления из "Слов на ветру опустевшего века". Иначе и быть не могло. От себя не уйдешь, как бы ни пытался. Даже в споре с самой собой она остаётся всё той же Верой Галактионовой, русским писателем с жёстким взглядом и широким взором, с вольным стилем, вроде бы хаотичным, но укладывающим свой вселенский хаос в строгую систему координат и с вполне традиционным русским отношением к слову. Как признаётся она сама: "Я застолбила, определила свой рабочий размах – с одной стороны деревенское "Зеркало", с другой – рискованное, экспери- ментальное "Adagio". Но я понимала свою долгосрочную задачу иначе: свести эти два направления в единое – добиваться поэтапно органичности такого, невозможного, казалось бы, синтеза". Как ни парадоксально может показаться, но и Людмила Петрушевская, и даже Татьяна Толстая покажутся замшелыми реалистками рядом со всегда экспериментальной, всегда новаторской прозой Веры Галактионовой. Если бы не её русская направленность, не её отторжение от всяческого космополитизма и русофобии, быть бы ей в лидерах нашей самой современной либеральной прозы, блистать на приёмах у президента и русскоязычных олигархов, не хуже Виктора Ерофеева. Тем более, и в жизни она столь же эффектна, как в прозе. Но какой-то стихийный устойчивый русский менталитет диктует ей свои условия существования, и, к счастью, писатель идёт согласно предназначенному свыше пути, предначертанному Богом.
Композицию романа, простой и ёмкий сюжет, подбор метафор, заданный изначально звуковой словесный ритм – весь инструментарий современного прозаика она заставляет служить высшим замыслам, и потому называть Веру Галактионову постмодернисткой, при всей изощрённости её романной формы, нелепо, ибо и язык романа, и метафора, и метафизика подчинены духовному восприятию мира. Свой новаторский целебный хаос она сама же направляет в жёсткое русло духовного замысла. Она, как настоятельница монастыря, где в разных кельях, по-разному, но творят единое богоугодное дело, сострадают и молятся о заблудших.
По сути, в той или иной мере, все герои последнего романа "5/4 накануне тишины" – заблудшие души: даже пребывающая в затяжном предсмертном состоянии жена главного героя Андрея Цахилганова Любовь. И спасение этих душ – в обретении любви, в возвращении любви, земной, духовной, возвышенной, плотской... А любовь к миру, любовь к людям, любовь к ближнему своему, возвращает и все иные высшие человеческие ценности. Во имя этой любви можно и самому пожертвовать жизнью, да и что стоит жизнь, лишённая любви?