Страница 35 из 37
В.Б. Для тебя стали трагедией и развал Советского Союза, и раскол Украины и России. Будем ли мы с украинцами когда-нибудь вновь вместе?
Е.Н. Что говорить, раскол Украины и России не может не рвать мне душу. Там могилы моих родителей, там друзья, учителя, родственники, детство и юность, и вдруг это стало заграницей. И пишу я часто об этом: "Пограничные пределы, / да таможенная власть./ А Европа между делом/ воедино собралась…" Это самая настоящая человеческая трагедия. Корни подрубили и у меня, и у миллионов других наших соотечественников по обе стороны границы. Но я так стремлюсь их преодолеть! А кроме родной мне Украины я и Белоруссию обожаю, езжу туда каждый год, пишу книги о белорусах. В случае надобности я буду среди первых, кто готов скрепить опять наши связи, наши народы, наши земли, нашу историю. Уверен, народы будут только за это. Когда такое произойдёт – не знаю, но всё равно, тяжело проворачивается колесо истории, и в какой-то момент неизбежны новые перемены, положительные для нас всех. Я в это твёрдо верю.
В.Б. Ты и на самом деле счастливый человек. И пусть тебе завидуют те, кто не умеет сохранить в себе это чувство. Но что-то ты не успел в жизни сделать? Чего-то не смог добиться?
Е.Н. Я сожалею, и виню в том все проклятые последние перемены в жизни страны, что мало поездил по свету, мало видел мир. Вроде бы сейчас свобода передвижения, иди в любое турбюро, лети в Анталию, Италию или какую-нибудь Неандерталию, но для этого надо иметь средства, а мы, оппозиция режиму, их, естественно, лишены. В какие-то делегации нас, русских писателей, о чём ты уже упоминал, функционеры от власти не включают, там своя, "букеровская" публика. А ведь любому писателю требуется познание мира уже для того, чтобы лучше написать о своей родной стране. Так мечтал поездить Александр Пушкин, так, знаю, тосковал по большим поездкам большой русский поэт Юрий Кузнецов. Не шмотки нам там нужны, не шикарные пляжи, а видение мира! Когда-то советская "Комсомольская правда" давала мне такие возможности, я объездил весь Советский Союз, повидал несколько стран, поработал в той же Чехословакии. А сейчас ни нам, ни нашей газете такое не по силам. Это несправедливо. Человеку дан Господом отрезок жизни на белом свете, и он этот белый свет максимально должен познать.
Если говорить о том, чего я не сделал в творчестве – это, возможно, то, что чересчур рано с головой ушел в журналистику, и многие мои стихи нередко публицистичны, газетны, хотя и в хорошем смысле этого слова. Правда, я сам чувствую себя лириком, и многие её ценят прежде всего, но всё же резервы тут ещё есть. В последние годы я часто отдаю время и силы сатире, пишу стихотворные пародии. Тоже не знаю, хорошо это или плохо для поэта, не переувлекся ли я этим жанром? Хотя должен же кто-то подметать мусор. Сейчас появилась такая чудовищная антипоэзия, что она может напрочь задушить саму поэзию. И я уже выступаю со своими пародиями как твой коллега, литературный критик.
В.Б. Знаешь, природа таланта может быть разная, она сама диктует направленность в творчестве. Потом, никуда ведь не денешь твой природный юмор, твою жизненную весёлость, твою тягу к розыгрышам, обыгрыванию, к метким заголовкам, к тем же пародиям. Зачем же лишать себя этого дара, другой и при большом желании пародию написать не в состоянии. Скажем, не было такой склонности ни у Татьяны Глушковой, ни у Юрия Кузнецова. Я считаю, что ты сегодня лучший русский пародист, и это редкий дар, нечего его стесняться. Кстати, как ты пришёл к своим пародиям?
Е.Н. Спасибо, Володя, на добром слове. А как я пришел, это тебе даже лучше знать. Уже десять лет существует твоя прекрасная газета "День литературы", и в каждый номер никто иной, как Владимир Бондаренко, как плантатор над работником, стоит надо мной и требует: нужна пародия на восьмую полосу. И я заранее просматриваю все журналы и книги, выбираю "пациентов". Не скрываю, работаю с удовольствием. А первую свою пародию написал ещё в молодости, увидев, что мой коллега, молодой поэт, ударение не так поставил! Увы, не от особого изыска, особого осмысления, что иногда бывает, а от недостатка знаний. Ну как же так, ты – поэт, претендуешь на особую роль в обществе, а не знаешь родного языка. И я написал пародию. Он смертельно обиделся поначалу, а потом меня благодарил. Его заметили, о нём стали говорить, читать его другие стихи, взяли рукопись в издательство, вышла книжка, другая, приняли в Союз писателей. Он ко мне подходит: "Евгений Андреевич, большое вам спасибо!" С той моей пародии началось его признание как поэта. Такое бывает. Потом писание пародий стало необходимостью моей жизни. Стал подмечать любые погрешности стиля, языка, смысловые нелепицы. Ныне, увы, такого добра пруд пруди! А уж ты нашел моему труду постоянное применение...
В.Б. В чем самая главная трудность твоей работы как журналиста?
Е.Н. Самое главное для пишущего человека – это иметь материал для работы. Почему так короток век журналиста во всём мире? Потому что, в отличие от любой профессии, человек приходит на рабочее место и ему надо прежде всего где-то раздобыть материал, сырьё. Рабочий, крестьянин, военный изо дня в день делают одно и то же: вот станок, вот металл, становись , вытачивай детали, или вот клин, вот трактор, садись и паши землю. Журналист же непрерывно ищет: где ему взять то, с чем дальше работать? Нашел – надо всё обдумать, потом сесть и написать, а далее пробить этот материал на полосу, что тоже не всегда просто, есть же конкуренция. И вот, наконец, напечатал этот новый материал, дал новую информацию, выразил новый взгляд, представил новый образ – без этого нет любого писателя! А кто-то взял, пробежал глазами да и отбросил, включил телевизор. Вот тебе и "счастье творчества"! Поэтому, пусть на меня не обижаются люди иных профессий, но в этом непрерывном, загоняющем тебя поиске нового материала есть та тяжесть работы, которой нет даже ни у шахтера, ни у сапёра. Пишущий человек – почти всегда великий труженик. Он в работе постоянно, без отпусков и без свободного времени.
В.Б. Кстати, как у тебя с этим самым свободным временем? Есть ли какие-то увлечения помимо пера, бумаги, компьютера, газетного макета?..
Е.Н. Я люблю лес, сбор грибов, очень люблю Волгу. Люблю русский театр, когда-то очень любил смотреть или играть в футбол. Мне нравится наводить порядок на рабочем месте, люблю чистоту и простор. Люблю встретиться, посидеть с друзьями, родными, причем который год обхожусь при этом без алкоголя, он мне мешает дышать, думать, работать, водить машину. Обожаю ехать по хорошей трассе и что-то петь или же сочинять свою газетную колонку "Евгений о неких"– это меня делает здоровым. Мне вообще по душе всякое движение, летящий навстречу мир, я даже в метро с детских лет смотрю за окно… Ещё люблю возиться с детьми – прежде это была доченька, теперь – малыши-внуки. Живут они не с нами, но уж когда встречаемся – бабушку с дедушкой от детворы не оторвать. Вместе гуляем, читаем, играем, рассказываем сказки, задаём друг другу загадки… Но всё это – крохи времени, остальное денно и нощно забирает работа. Помню, в Праге давал интервью молодёжной газете и на вопрос о свободном времени честно ответил, что у меня его зачастую нет. Они спросили: "А если бы было?" Неожиданно для себя самого я воскликнул: "О, сколько бы я тогда мог сделать ещё работы!" И смех, и грех…
В.Б. Ты – русский поэт. Но ты жил на Украине, хорошо знаешь украинскую мову и письменность, жил в Праге, знаешь чешскую культуру. Есть что и с чем сравнить. Чем русская литература отличается от иных? В чём её своеобразие? Её место в мировой культуре, её особенности?