Страница 18 из 40
Да, действительно, как это русский поэт (а тогда еще и советский!) вдруг да древнегреческого бога зауважал?
Кошмар! Не иначе, как научил его этому Бондаренко. "Поскольку у него одно крыло сильно свисает над Тель-Авивом, а другое над Рязанью…" — пишет о В.Бондаренко В.Сорокин в этой статье "Народность и миф" (речь о Высоцком и Есенине). И я подумал: может когда-то и над Грецией его крыло свисало? Ведь по Сорокину получается, что сначала критик поэта учит, а потом уж поэт пишет. Вот и Вадим Валерьянович Кожинов "заставил", "задвинул" Юрия Кузнецова, буквально туда, где Макар телят не пас:
С голубых небес в пору грозную
Книга выпала голубинная.
Кто писал ее — неведомо,
Кто читал ее — то загадано.
Я раскрыл ее доброй волею.
Не без помощи ветра буйного.
На одной строке задержал судьбу,
Любоваться стал каждой буковкой.
Что не буковка — турье дерево,
А на дереве по соловушке,
А за деревом по разбойнику…
Неужели Родину здесь узнать нельзя? Даже, если хотите, современную Родину? Да разве же поэт не о ней, а о чем-то другом печётся? Вадим Кожинов в те годы вовсе не "уничтожал" поэта, а наоборот прояснял его творчество для читателя, которому могло показаться, что поэзия Ю.Кузнецова, как сказали, "туманно-мифологическая": "Юрий Кузнецов не новатор, но просто поэт своего времени, воплощающий его своеобразие. С другой стороны нельзя не заметить, что твореству Юрия Кузнецова присуще самое глубокое(!) внимание к прошлому, к давним и даже древнейшим стадиям истории поэзии, особенно к древнему эпосу и мифологии, что со всей очевидностью выразилось в целом ряде его произведений". Это из вступительной статьи к изданию книги Ю.Кузнецова "Стихотворения и поэмы", 1989 г., издательство "Детская литература". И — никакого "лжехвалительства" или лжехулительства здесь нет. Кстати, "лжехвалительства" всегда поэтам не хватает, откуда у них и "ячества" берутся. Самые лучшие наши поэты всегда ходят недопонятыми, недохвалёнными… Излишней хулы или всяческих кривотолков — сколько угодно! Необычную образность Кузнецова путали с новаторством или безнравственностью такого, например, образа, как "Я пил из черепа отца", пока тот же Кожинов не обьяснил, что "поколение поэта — лишилось возможности сесть за стол с отцами; сыновьям осталось только то, что лежит в могилах…"
Кожинов объяснил и поэму "Дом". "В качестве поэм нам преподносятся либо повести в стихах, изображающие события, о которых можно и даже лучше было бы расска- зать в прозе, либо непомерно затянутые лирические стихотворения. Поэма "Дом" подлинно эпична и в то же время нигде не теряет истинной поэтичности". А вот как об этой поэме пишет Сорокин: "Читаешь, читаешь, нет краю, нет охоты читать дальше". Имеет право человек, что тут скажешь… на любой строчке прекратить чтение. Но ведь Сорокин нам ещё показывает эту неинтересность, цитируя двадцать строк, эту "неохоту" вникать в суть дела. Но я почему-то вник и признал последние четыре строки… даже боюсь вымолвить, чтоб не обозвали потом "лжехвалителем":
Боже мой! Ведь это ж Кузнецов о себе написал. В этом вся его биография! Ведь он же действительно "пропал" для своего родного дома, как наследник, как хозяин, как фермер, допустим, кубанский строитель… и т. д. Ведь он и пил-то всегда "за успех безнадежного дела", то есть за поэзию. Писание стихов у серьезных людей всегда считалось "глупостью". А я уверен — и сейчас процентов семьдесят грамотных читателей так и считают. Иначе кое-кто из них не налетал бы с "вилами" на критика Владимира Бондаренко, приподнявшего завесу обыденности над поэтом. "Юрий Кузнецов это не просто небожитель нашего Олимпа, На нашем Олимпе его можно было бы назвать Зевсом…". "Осадок золотой" есть почти во всех поэмах Ю.Кузнецова, но он его никогда не навязывал читателю, "осадок" этот надо уметь найти, доверяя поэту, его таланту, а не просто "читаешь, читаешь"…
А дальше идёт накат Сорокина (плотный такой) на русского поэта, живущего в Перми, Игоря Тюленева. В.Сорокин: "И вот… Игорь Тюленев пишет стихи на смерть (Юрия Кузнецова — Г.М.). Ну, сказал бы, что ты мой учитель, что мне горько от потери. А он пишет: "Враги пришли, чтоб убедиться…" Да разве Юра имел таких врагов? Я настолько разочарован стихами Игоря Тюленева… Это нас просто оскорбило. Он пишет, мол, враги пришли убедиться, что поэт умер, то есть они вроде порадоваться пришли. Я думаю: какой же ты православный человек и какой же ты русский поэт?!. Это как же надо не уважать своего наставника и как не помнить православные обычаи! Когда человека харонят, то на поминках и даже у гроба благодарят всех, кто пришел проститься. Даже завоеватели и то прощают врагов-героев, а ты своих друзей-поэтов, которые пришли к старшему поэту, к своему другу или даже оппоненту, ты обзываешь их чуть ли не головорезами…" (не помню такого определения врагов поэта — Г.М.)
Для читательского интереса приведу хотя бы первое четверостишие стихотворения Игоря Тюленева на смерть Ю.Кузнецова:
Тут уж надо определиться — враг ты или друг. Или на воре шапка горит? И никакой вины у Игоря Тюленева перед Православием нет, поскольку у всех замечательных поэтов России враги были всегда. И почему "не уважать наставника" по В.Сорокину — значит промолчать?! Куда же теперь Лермонтову деваться со своим стихотворением "На смерть поэта"? Может, вы скажете, что Лермонтов посвящал его тем, кого на кладбище не было? Были, были… их хлебом не корми, а дай посмотреть на смерть своего, мягко говоря, "оппонента"! Они тебе и речи хорошие скажут, и денег выделят на памятник. Не про них ли изречение от Матфея: "Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников, и говорите: "Если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков. Таким образом сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков; дополняйте же меру отцов ваших".
Но бывает категория людей, всю жизнь сопровождающих поэта: это не просто оппоненты, а обыкновенные друзья-враги, что и не прикидываются оппонентами. У Лермонтова — Мартынов. У Блока — Андрей Белый, который Любовь Менделееву соблазнил. "Ты в синий плащ печально завернулась, В сырую ночь ты из дому ушла…" Есенина тоже Бог не обидел друзьями-врагами. У Маяковского друзья-враги это Брики! Особенно — Лиля Брик, этот стойкий оловянный солдатик любовного фронта. Но более всего мне запомнился "сподвижник" Маяковского — Демьян Бедный. Довженко вспоминал, как они встретились в очереди к гробу поэта. Демьян Бедный — впереди, Довженко — сзади. Бедный оглядывается узнает Довженко, говорит: "Какая утрата, какая утрата…" Довженко молчит, Бедный отворачивается. Перед Довженко мясистый, крепкий, сытый затылок, и Довженко проникается ненавистью к этому человеку, вспомнив, вероятно, как совсем недавно со страниц своей "Бедноты" тот подъедал великого поэта. И Довженко, глядя в затылок Бедному, думает: "Умри, сволочь!"