Страница 35 из 38
В этом рассуждении Костырченко меня смущает только словечко "впрочем". Как это "впрочем"? Значит, борьба Маленкова и Жданова не выходит за пределы пустой беспринципности? Но ведь улавливаются же реальные вещи за аппаратными играми и кровавыми инсценировками!
Чувства Родионова понятны, как и чувства Жданова, которые Родионов "подпитывает". Это — боль и обида за русскую национальную культуру. Но неужели непонятно, что и с другой стороны — не химеры? Что не одна только беспринципная властная прагматика движет противниками Жданова.
Была все-таки ждановская идея национального возрождения чревата распадом империи или не была, и распад произошел "впрочем"? И если была, то, выходит, сторонники Маленкова вместе со Сталиным не просто держались за власть, но предчувствовали реальную опасность: пытались предотвратить распад державы...
А что, все-таки можно было избежать распада ценой удержания России в многонациональной упряжке? Или процесс дробления был фатален?
В любом случае за подковерными схватками кремлевских царедворцев стоит геополитическая реальность, которую эти звери чуяли загривками.
Вот мы ее теперь получили "на повестку дня". И как решить эту геополитическую задачу, кажется, так и не знаем.
Отсюда и словечко "впрочем".
"СКАНДАЛИСТКА"
Теперь эту женщину уже, наверное, мало кто помнит, меж тем по степени одержимости она в списке антисемитов сталинской эпохи достойна красной строки.
В книгу Костырченко она введена с эпитетом "некая".
"Некая Е.Б. Демешкан...дочь полковника царской пограничной охраны, расстрелянного в Крыму красными... скрыв свое дворянское происхождение, в 1934 году поступила в Московский государственный педагогический институт, где после получения диплома осталась на кафедре западной литературы, возглавлявшейся И.М. Нусиновым. В 1941 году защитила под его руководством кандидатскую диссертацию. Потом была эвакуирована в Ульяновск, откуда ей в 1943 году помог возвратиться обратно в МГПИ все тот же Нусинов, устроивший ее доцентом на своей кафедре. Однако, чутко уловив нагнетавшиеся сверху антисемитские настроения, молодая специалистка направила в ЦК ВКП(б) донос на своего благодетеля, уличив его в придании руководимой им кафедре "известного национального профиля". Вскоре приехала комиссия со Старой площади, и в начале 1945 года Нусинов был снят с работы. Такой результат окрылил Демешкан, которая, заявляя теперь, что ее поддерживают видные работники из ЦК, открыто стала проповедовать в институте антисемитские взгляды. В частности, она убеждала коллег в том, что в институте "орудует еврейская лавочка", и вообще "евреи хуже, чем фашизм", что "еврейская нация повредила русскому народу, так как они повинны в том, что захирело производство там, где они заполонили управленческий аппарат".
Далее Костырченко рассказывает, как управленческий аппарат пединститута пробовал склочницу урезонить, а в ответ она только распалялась, полагая, что ее преследуют за правду, и продолжала разоблачать окопавшееся в институте "троцкистко-бундовское охвостье".
В 1948 году терпение у "охвостья" истощилось настолько, что разоблачительницу попросили из института. Тогда она написала Сталину.
Письмо возымело действие: в институте ее восстановили, и она продолжила рассылать в ЦК партии, Совет министров и МГБ сигналы о наличии в стране "невидимого сионистско-бундовского центра".
К началу 1953 года ее доносы, по выражению Костырченко, "приобрели характер параноического бреда" — Берия только и успевал пересылать Маленкову описания "страшной картины", по которой "командные высоты нашего просвещения и науки сданы на откуп нескольким лавочникам, космополитам, буржуазным националистам во главе с Нусиновым..." Некая Демешкан не унималась.
Ладно бы ярость одержимой юдофобки ограничивалась кругом ее еврейских начальников в пединституте — так нет же, она врубилась в ряды партчиновников куда более высокого уровня, она заклеймила таких примиренцев и покрывателей вражеского заговора, как министр просвещения РСФСР И.А.Каиров или недавний работник ЦК Д.А.Поликарпов (его хорошо помнят писатели, ибо позднее он курировал их Союз, а в 1951 году он как раз директорствовал в пединституте) и наконец (оцените иронию истории) в том же списке красуется у Демешкан секретарь райкома партии, в поле ответственности которого находится институт, — Е.А.Фурцева. И это пишется во второй половине 1953 года, то есть без всякой оглядки на ситуацию!
Ситуация, меж тем, сама оборачивается на обезумевшую мстительницу. По указанию Хрущева письма Е.Демешкан подвергнуты экспертизе, в ходе которой там обнаруживаются идеи, имеющие "много общего с махровыми установками черносотенного пошиба". Эти выводы одобрены М.А.Сусловым, и клеветница очередной раз вылетает из института.
Костырченко следующим образом описывает финал:
"...Но уже всем надоевшая скандалистка и не думала сдаваться: через суд она восстановилась на прежней работе. И только вынесенный вскоре не в пользу Демешкан вердикт Верховного Суда РСФСР поставил точку в этом деле. Заметая следы, Демешкан уехала на Дальний Восток, преподавала в педагогическом институте в Магадане, вышла там замуж, стала Калаповой. Но не остепенилась, а спровоцировала новый скандал, о чем был опубликован фельетон в "Известиях".
Так завершается эта история у Костырченко. Я, однако, склонен поставить в этом деле другую точку. Я отнюдь не склонен думать, что отъезжая на Дальний Восток, Е.Демешкан "заметала следы". Не та натура! Я даже не готов счесть эту женщину сумасшедшей, хотя ее ненависть к евреям явно перехлестывает в манию.
Но тогда откуда, откуда это?
А вы перечитайте начало.
"Дочь полковника...расстрелянного в Крыму красными..."
На глазах у девочки, что ли, расстреливали? Запросто. Кто расстреливал — конкретно? То есть не в смысле: кто целился и стрелял — да кто угодно! Но кто приговаривал?
Я сильно подозреваю, что комиссар, поставивший царского полковника к стенке, был евреем.
Остальное экстраполируйте.
"ЛИЧНЫЙ ВРАГ"
Великий еврейский актер Соломон Михоэлс убит по прямому тайному приказу Сталина. Убитому устроены пышные государственные похороны.
В книге Костырченко эта глава — блестящий пример того, как в кажущейся неандертальской невменяемости властей высвечивается пусть жуткая — но логика. Сама "ликвидация", расписанная в подробностях, вызывает человеческое содрогание. Но еще больший ужас вызывают причины, приведшие к "ликвидации", потому что здесь стечение случайных человеческих обстоятельств накладывается на абсурды глобального масштаба, а их так просто не объедешь.