Страница 26 из 38
Дорога вьется вкривь и вкось
Без плотного платка —
Едва выдерживает ось
Колес грузовика...
Автор не может и не хочет смириться с видом грустных нищих деревень, он знает, что русские просторы, как и русский слог, гулки, степенны, величавы, а не ничтожны и униженны:
Величье слога,
Тебя благодарю.
Ведь ты — от Бога,
К тебе, как к алтарю,
Взор обращаю,
Когда от чувства пьян,
И не прощаю
Словесности изъян.
Пора сказать, что речь идет о книге Валентина Федорова "Земля и небо". На первое место не только в названии, но и в самой жизни поэта, в его мировосприятии, выдвинута именно земля — ее реальная, повседневная, сугубо конкретная жизнь. Но всякий раз, обращаясь к земным проблемам, автор видит их глубинный, истинный, высокий и трагический философский смысл. Вот почему в стихах Валентина Федорова — поэта, гражданина, серьезного ученого (он доктор экономических наук) — нет места суете и мельтешенью, игре в слова и в позы. Нет здесь места ни пустословию, ни отвлеченности, ни мнимой поэтичности. Зато есть настоящая поэзия жизни, потому что крупные темы представлены всерьез. И главное место среди них занимает тема родины:
Лето — всеобщая мать,
Любит воздать, не отнять.
Лето — что временный рай.
Множество благ, выбирай.
Ночи— душисты, ясны.
Снятся прелестные сны.
Летом ликуют слова:
Зелень, огонь, синева.
Это о лете, а вот — в противовес — о зиме, и не стоит думать, будто это стихи только о природе, потому что таковых среди настоящих стихов просто не бывает: описывается не лето или зима "вообще", а узнаваемое читателем состояние — и мы видим не только предлагаемую нам картину, но и переживаем те ощущения, которые нам были знакомы прежде, а нынче мы их узнаем благодаря поэту заново и теперь уже по-новому:
Перенасыщенный морозом,
Достану теплое пальто,
Снег прибывает воз за возом,
Как будто доставляет кто...
У ветра милые причуды,
Он композитор и пиит.
Сыграет легкие этюды —
И бурею заговорит.
Живем, по крохам постигая
Игру, борьбу, взаимосвязь,
Присутствует душа живая
Во всем, что окружает нас.
Живая и отчетливая душа, действительно, присутствует в художественном мире Валентина Федорова во всем. Вот так описывается современный "сельский быт", где ни минуты не пропадает даром и где вереница повседневных дел, увиденных глазом поэта, превращается в оду празднику жизни:
Крестьянин новый пашет землю
(Я слово "фермер" не приемлю).
Хозяйка маракует ужин.
Картошка есть. Огонь ей нужен,
Дрова не разгорятся сразу.
Ни электричества, ни газу.
Детишки учат попугая,
Тот грозно смотрит, не мигая...
Бычка по сторонам качает,
Хозяйка в нем души не чает,
Пройдут еще две-три минутки —
И возраст округлится в сутки.
Взошел на грядках ранний овощ.
Торопится семье на помощь,
Свет посылая, полумесяц.
До сказок ли, до околесиц?
И на самом деле, в этом мире, где все движется, развивается, занято своим подлинным делом, требующим всех сил без остатка, некогда заниматься "околесицами". Точнее — бессмысленно и грешно. В этой симфонии, где всё и вся напрягается в созидании общей жизни, странно выглядят такие движения души как зависть, предательство, низость:
Любое зло давно изведано:
Какое множество людей
Надломлено, убито, предано
С Адама и до наших дней.
И у нее, у вакханалии,
Заката нет, один восход.
Я призываю к аномалии —
Не рвите, да погибнет плод!
Болью души наполнены стихотворения, описывающие картины из суетной современной жизни с ее обессмысливающей людское существованье погоней за золотым тельцом, с упоением внешним лоском, с напрасными потугами укоренить западный образ жизни и мыслей в России:
Посмотрите,
во что превратилась Россия,
Кто накликал народу невзгоды такие:
Нищету — большинству,
а богатство — лишь части?..
Лжепророки явились на наше несчастье.
Посмотрите,
что делают с русской душою —
Ассигнацией крупной, монетой литою
Заманить в лабиринт хотят,
в чуждое завтра.
Кто замыслил и топчет святое,
кто автор?
Валентин Федоров выступает против потребительской цивилизации, понимая, что это тупиковый путь развития любого общества. А понимает он это не только как экономист, но и — прежде всего! — как поэт:
В излишествах оскудевает дух
И гаснет, как оплывшая свеча:
Едва успеешь сосчитать до двух —
Она мертва, она не горяча...