Страница 10 из 40
Там разрезы, там шахты и штольни,
А горняк только славою сыт,
За копейки из преисподней
Выдает на-гора антрацит.
И всегда время подлое в силе.
Горький плач гам и срежет зубов.
Помню день: из домов выносили
Враз шестнадцать шахтерских гробов...
Нет, это не публицистика на злобу дня, а поэзия, необычная для нас, так как мы привыкли к стихам, воспевающим шахтерский труд в героических образах или, на крайний случай, с добродушной улыбкой Николая Анциферова: "Я работаю как вельможа, я работаю только лежа". Тем не менее, такой взгляд на шахтерский, непрестижный сегодня, опасный, на грани гибели, труд правдивее, чем литавры прежних лет. Хорошо, что русские поэты Кузбасса начинают, пусть и робко, но так писать.
О стихах Андрея Правды осенью этого года у нас разгорелся спор с Игорем Ляпиным на приемной комиссии Союза писателей России. Мне показались его стихотворения из двух небольших книжечек несколько манерными и даже инфантильными, но Игорь Иванович меня переубедил (правда, не совсем), приведя примеры хрупкости и тонкости рисунка поэтической строки Андрея, лиричной графики его письма, когда ищется незатертое слово, неожиданный образ, удачное сравнение. Что ж, как сказал один восточный классик: "Поэт поэта узнает по голосу".
Говоря об оседлом или приезжем населении поэтической вольницы Кузбасса, нельзя не сказать о творчестве Валерия Казакова и Элеоноры Акоповой. Дружная семейная пара, они не так давно оказались по служебной надобности Валерия Казакова в Кемерово. К этому времени оба закончили московский Литературный институт, печатались в столице. Нельзя упрощенно искать в их творчестве какие-то скороспелые "сибирские мотивы". Их пока мало или совсем нет. У Валерия Казакова создан такой запас жизненных впечатлений (он полковник, выезжал в "горячие точки"), что творчески проживет их еще многие годы, а Элеонора Акопова, москвичка из "древнерусских армян", типичная поэтесса-горожанка, как писал о ней Николай Старшинов, и далее продолжал: "Действительно, она знает и любит свой город, старинные улицы и бульвары, любит Подмосковье, его природу...". Только что в Кемерово вышла книга верлибров Элеоноры Акоповой. И все-таки интересно: не скажется ли в творчестве Валерия и Элеоноры их пребывание в Кемерово, не напишутся ли на местном материале стихи? Думаю, что это произойдет естественно, так как их поэтическая речь культурна и традиционна. Сибирь прибавит к их творчеству жизненной масштабности.
Вадим Дементьев
Виктор Топоров, ответственный секретарь оргкомитета АПЕЛЛЯЦИЯ К ГОРОДОВОМУ
Итак, мы продолжаем. Премия "Национальный бестселлер" идёт по третьему кругу. Встреченная в первый год скорее скептически, премия уже во втором, прошлогоднем, цикле попала в фокус внимания, опередив по числу упоминаний в прессе все остальные литературные премии, вместе взятые. Кто взял "Букера" или "Аполлона Григорьева", не говоря уже о Государственной премии, помнят только специалисты; то, что "Национальный бестселлер" достался Александру Проханову, знают все. Равно как и имя "второго призёра" — двадцатилетней Ирины Денежкиной.
Присуждение премии Александру Проханову вызвало бурю негодования. Профессионалы критического пера в гордом чине кандидата филологических наук словно бы разом забыли, что "реакционная" литература всегда и всюду бывает сильнее "прогрессивной" (при прочих равных, разумеется), и разразились комической апелляцией у городовому. "Антигосударственным пасквилем" называл "Господин Гексоген", например, Андрей Немзер. "Антигосударственный пасквиль" — это, между прочим, на старые деньги "антисоветский роман", и в серьёзной критике такие выражения принято избегать. На фоне политиканской истерики, искусственно (но, увы, не искусно) раздутой либеральными якобы критиками, даже позиция радиостанции "Свобода" выглядела на диво взвешенной. И ведь вот что смешно: о политическом (политически-провокационном) смысле самого романа и смысле присуждения ему премии неистовей прочих витийствовали люди, потратившие целое десятилетие на то, чтобы похоронить художественную литературу в роли властительницы дум, чтобы провозгласить её автономность, а то и маргинальность. Но как задело за живое, дружно записались в ученики к товарищу Жданову.
Можно понять того же Немзера: годами он машет дирижёрской палочкой, выдавая крыловский квартет за главный симфонический оркестр страны. Труднее — Александру Агееву: десять лет, как положено лимитчику, проработав дворником в издании либерального толка, он заслужил (заслужил, заслужил!) постоянную прописку в Москве и с тех пор орудует метлой то ли по добровольному выбору, то ли, хочется всё же верить, по инерции. И уж вовсе непонятна позиция Александра Архангельского: горячо и свежо прославленный, глубоко, по самые гланды, подпутинский, он заступается перед Прохановым за обрезание, но ни боготворимый президент, ни возлюбленный Патриарх этой страсти не разделяют.
Премия "Национальный бестселлер" лишена какой бы то ни было политической окраски — и все подобные спекуляции мы с негодованием отметаем. Иногда роман — это просто роман. И "Господин Гексоген" победил, потому что жюри сочло его лучшим из произведений, представленных на конкурс. И хотя оргкомитет несёт ответственность за подбор жюри, а никак ни за принимаемое решение, не могу не опровергнуть клевету уже чисто литературного свойства, распространяемую в связи с присуждением иными либералами: Проханов, дескать, плохой писатель, Проханов — бездарный писатель. Окститесь, господа! Ну, не совесть, так хоть какой-то вкус у вас имеется? Проханов, конечно, неровный писатель, но, бесспорно, один из самых ярких, один из самых одарённых в своём поколении (и не только), и сравнивать его надо не с забытыми борзописцами застойных времён, как поступаете вы, а, скажем, с нежно любимым вами Владимиром Маканиным. А батальные сцены в его, повторюсь, неровных романах и вовсе на уровне лучших страниц отечественной литературы.
Можно любить или не любить Проханова, можно любить его с оговорками, можно любить "через не хочу", можно, наконец, ненавидеть… Жульничать, господа, нельзя! За жульничество — независимо от политических пристрастий и благих намерений — причитается шандалом!
Положить конец повсеместно принятому в нашей словесности жульничеству — одна из главных задач "Национального бестселлера". Отсюда и гласность наших голосований, и публикация внутренних рецензий, и открытость к полемике любого толка и тона. Сформировав структуры премии на очередной год, оргкомитет в дальнейшем никак не вмешивается в работу этих структур. Поэтому необходимо сказать несколько слов об их формировании. Принцип репрезентативности, тяготеющей к всеохватности, соблюдён нами и на сей раз. Равно как и последовательно проводимый нами курс на омоложение всех оргуровней. Литература вообще дело молодое: вспомните хотя бы учебные курсы, вами же порой и написанные. В структуры премии мы последовательно приглашаем критиков, ярко и ответственно (не обязательно положительно!) освещавших нашу работу в предшествующие годы. И напротив, вычёркиваем имена тех, кто проявил непорядочность или невменяемость. Далее, адекватное отражение в структурах премии находит исчезающе малое влияние "толстых" журналов, потерпевших в ельцинское десятилетие однозначное удручающее фиаско и "всем скопом, гурьбой и гуртом" удаляющихся ныне в бесславное небытие. Удаляющихся, прихватывая с собой замкнутые на "толстые" журналы литературные премии. "Национальный бестселлер" умирать или переходить на "третье дыхание", на дыхание Чейн-Стокса, пока не собирается.