Страница 3 из 37
Александр Проханов: Благодарю и жюри, и всех участников за внимание ко мне. Благодарю за награду и высоко ценю ее. Считаю необходимым отдать все денежное содержание премии "Национальный бестселлер" в фонд Эдуарда Лимонова.
« * *
Юрий Мамлеев: Я думаю, что Александр Проханов совершенно достойно выиграл эту премию. В честной борьбе. С другими, тоже талантливыми молодыми писателями. Таким образом его победа вполне достойна. Я просто рад.
В.Б. Как Вы относитесь к тому, что Александр Проханов решил передать всю премию в фонд Эдуарда Лимонова?
Ю.М. Это звучит, как помощь писателю. Нормально. Я приветствую это решение, потому что любая помощь писателю, в каком бы положении он ни находился, это благородный акт.
В.Б. Вам не кажется, что все писатели сегодня должны так поступать, чтобы в будущем не оказаться в тюрьмах?
Ю.М. Это явное преувеличение. Случай с Лимоновым — это особый случай. Я не верю, что сейчас могут арестовать любого. Если даже единичный случай, все равно совершенно естественно писателю должны оказывать помощь. Пока о преследовании писателей даже речи нет, мы издаем свободно книги, тот же Проханов свободно издает свои книги. Это ситуация, несравнимая с тем, что было раньше.
В.Б. Для тех, кто в советское время издавал книги, тоже не существовало никаких преград. Опасен прецедент. Когда-то первым арестовали Павла Васильева, и многие писатели тоже говорили об уникальности положения, и даже о справедливости ареста. Все когда-то начинается впервые…
Артемий Троицкий: Я был ведущим вечера, наверно, я все это дело бездарно провел, потому что я плохой конферансье. Но в результате получилось все очень здорово. Мне понравилась и сама интрига: маститый Александр Проханов против двадцатилетней девочки Ирины Денежкиной. В этом есть глубокая мистика. И то, что в результате Проханов выиграл, — я просто рад. И для премии это прекрасно. Это очень реальное событие не только для нашей литературы, но и для всей нашей жизни. Событие даже историческое в том, что в ответ на консолидацию капиталистов, фээсбэшников и либералов начинается контрконсолидация людей, которые хотят жить свободно, по совести и не молясь на дензнаки американского пролисхождения. Когда я провожу параллель с брежневской эпохой, на самом деле параллель явная. Были в одном окопе, условно говоря, Шафаревич и Сахаров, притом, что по политическим взглядам они люди противоположные. И они были вместе. Их сплачивало противостояние вседовлеющей посредственности. То же самое начинает происходить сейчас. Мне это близко. Отлично, что Проханов получил премию, а то, что Александр Андреевич всю премию передал Эдуарду Лимонову, — это просто очень красивый жест человеческой и писательской солидарности. Я считаю, что ничего лучшего он сделать не мог. И как финал всей этой истории с "Национальным бестселлером" этого года — потрясающий финал.
Леонид ЮЗЕФОВИЧ: Я считаю роман Александра Проханова очень талантливым. Считаю, что в ситуации, какая сложилась на присуждении премии, это было справедливо. Я подошел и поздравил его сразу после присуждения премии. Хотя Ирина Денежкина может стать замечательным прозаиком. И их спор был интересным. Если бы в этом споре победила Ирина Денежкина, я бы испытал, может быть, какую-то внутреннюю печаль. Потому что я видел сегодня, как нервничал Проханов, я всегда его воспринимал как человека железобетонного. И тут я видел, как он одиноко ходит, как он бледен. Я знаю, что такое нервность для человека, которому за 60. Это сложно, печально и больно смотреть. Поэтому то, что в этом споре победил Проханов, в этом есть некая справедливость. Я могу сказать, что в этом романе самое потрясающее. Наступает момент, когда нас цепляет время, и в какой-то момент человек совпадает со своим временем. Это не зависит часто даже от таланта, так получается. Сейчас этим романом он совпал со своим временем. Что это — памфлет? Я бы роман рассек на две части: вечность и злободневность.
В.Б. То же самое делал часто и Федор Достоевский в "Дневнике писателя".
Л.Ю. То же самое часто делает Проханов в своих передовицах. Ко мне подошел один очень уважаемый мною писатель и сказал, что Проханов не умеет писать. Надо, значит, так не уметь писать, чтобы всех задевало за живое.
Татьяна Набатникова: Многие люди уверяли меня, что премию "Национальный бестселлер можно как-то срежиссировать. Но этого нельзя сделать. Каждый человек и в большом жюри, и в малом жюри — это личность. Он не захочет стать шестеркой, сработать под кого-то. На него нельзя повлиять. Человек не пойдет против собственного имени. И подкупить его невозможно. В пункте малого жюри стоит условие: не разглашать свое мнение до конца церемонии.
В.Б. Признаюсь, так и было. Не знал ни о ком, кто и как проголосует. Ошибся и с Юзефовичем, и с Хакамадой.
Т.Н. Поэтому всякие обвинения, что как-то победу можно было подстроить заранее — нелепы. Скорее наоборот, результат может быть огорчительным и разочаровывающим для организаторов премии, но тут уж ничего не поделаешь. Мы и дорожим этой премией потому, что она никому неподвластна. Никогда ни малое жюри, ни большое жюри не собираются вместе, чтобы выработать тот или иной консенсус.
В.Б. Скажу честно, я ожидал от Шнурова, что он поддержит Проханова, но и тут все вышло наоборот.
Т.Н. Мы сидели вместе с Топоровым в президиуме. Вышел кинокритик Михаил Трофименков, Топоров мне говорит: этот наверняка будет голосовать за Денежкину. Затем Трофименков начинает что-то говорить о мистике, Топоров добавляет: значит голосует за Бортникова, а в результате мистиком оказался Александр Проханов. Никто не мог заранее ничего сказать. Единственным предсказуемым членом малого жюри был ты сам….
Александр Шаталов: Я считаю, что Эдуард Лимонов не нуждается в этих деньгах. Передать Лимонову премию было оскорбительно по отношению к самой премии. Потому что премия дается писателю. Денежный эквивалент премии — это форма награды. Передавать другому писателю премию, на мой взгляд, немножко неэтично. Но в данном случае Александр Проханов сделал то, что он хотел сделать. Это первое. И второе. Я полагаю, что Эдуард Лимонов находится в том состоянии, в котором он всегда хотел находиться. То есть в тюрьме. Если мы почитаем внимательно его книги, он всегда говорил об этом…
В.Б. Но так ли уж надо было властям угождать желаниям писателя?
А.Ш. Он всегда мечтал о тюрьме, он всегда, в любом обществе: в Нью-Йорке, во Франции, в Москве,— противопоставлял себя любой власти. Он всегда хотел найти точку, от которой он мог бы оттолкнуться. Может, как поэт, как творец. Может, это ему необходимо для творческой деятельности. И естественно, власть по-своему реагировала на это. Не случайно во Франции ему очень долгое время отказывали в гражданстве. Я считаю, то, что он находится в России в тюрьме, — абсолютно справедливо… Потому что писатель, имеющий французское гражданство, приезжает в Россию. Получает жест доброй воли — российское гражданство. И начинает вести себя антигосударственно. В любой стране это наказывается.