Страница 16 из 37
Есть что-то обаятельное в личности автора, как она обозначается в его текстах, и это обаяние связано не только с его художественной одаренностью, хоть она несомненна. В Крусанове есть задатки воли во взаимоотношениях с миром — качество, почти утраченное русскими писателями, — нежелание утверждаться ценой уступок господствующим стереотипам и вкусам, он позволяет себе не идти на поводу у читателя (издателя, критика, телеведущего), скорее, заставляет себе подчиниться.
Роман П.Крусанова должен запомниться и присутствием в нем образов, которые когда-то было принято определять как "народные типы". Так повелось, наверное, еще со времен "Дубровского", что в сознании русской литературы народный тип связан прежде всего с деревенской Россией, с крестьянством. До недавнего времени казалось, что отечественная литература утрачивает чувствование народной жизни, понимание народной психологии. Если говорить конкретно о деревенском мире, то все последние годы он изображался, как мир враждебный и дикий (подобное восприятие отчетливее всего демонстрируют "деревенские" рассказы Людмилы Петрушевской, автора, в художественном творчестве, по крайней мере, идеологически беспристрастного). Что же говорить о семействе пьецухов-шендеровичей, которые сознательно глумились над этим миром, усердием и беспощадностью компенсируя свою ущербность литературных карликов. Что говорить о знатоке российского люмпенства Астафьеве, чьи книги усиленно выдавались за описание народной якобы жизни. Конечно, и в это время появлялись произведения В.Белова, В.Распутина, писателей, вносивших последние штрихи в классическую деревенскую прозу, печатались повести и рассказы уступающего им по масштабу дарования, но не уступающего по точности изображения Б.Екимова. И тем не менее, все это было как бы не в счет, точнее, относилось на счет прошлого, причислялось к достояниям прежней эпохи. Нужно было внимание к народным образам со стороны нового поколения в литературе, что служило бы подтверждением их вневременной значимости. В романе П.Крусанова мы имеем такое подтверждение: невозможно забыть, как точно, доброжелательно и естественно написан тот безымянный пастух, который встречается на пути главного героя в деревню.
Тема народа везде и всегда не решается просто. Именно здесь, в интерпретации этой темы, лежит ключ ко всей идеологической составляющей произведения. Мне могут возразить, не усматриваю ли я в романе то, что ему не присуще, ведь П.Крусанов пишет в первую очередь вольные исторические фантазии. Да, но наряду с этим в книге можно встретить философские размышления (скажем, навеянные образом муравейника; кстати, их уровень совершенно беспомощный, и лучше бы автору впредь от всяких не необходимых философствований воздержаться). Так вот, идеологические дефиниции в романе присутствуют, как присутствовали они в "Укусе ангела", при всей игровой условности их подачи в обеих книгах, как не могут они не присутствовать в любом произведении на историческую тему.
Да, простой народ изображен в романе исключительно доброжелательно, но характер этой доброжелательности барский. Как у Никиты Михалкова. Поразительно, с каким пиететом встречают "князя Андрея" простолюдины, сначала его одного, потом с невестой (продолжателя рода!). Поразительно, какое умиление сквозит при этом в интонации автора. Кажется, еще немного, и он заговорит, как Георгий Иванов, стихами: золотая осень крепостного права. (Только ему, может быть, чудится весна?)
Я думаю, многим придется в этом романе по вкусу, что П.Крусанов стремится через воссоздание истории рода как бы интегрировать отечественную историю, едва ли не целое общество, сплавить разломы в нем. Против этого благого намерения, искреннего, искусно воплощенного на бумаге до поры до времени, читая, нечего возразить. До той поры, пока не встает вопрос довольно-таки высокой цены, которой придется оплатить желаемое единство, и пока автор не выразит готовность это сделать. Тогда за красивой сказкой откроется вдруг страшная реальность, за страной с монолитным обществом — "страна рабов, страна господ".
Олег Головин ВЛАЖНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ ОТ ЛИМОНОВА (Лимонов о времени и о себе)
Лимонов Э.
"Моя политическая биография": Документальный роман —
СПб, "Амфора", 2002 г. — 302 стр.
ISBN 5-94278-280-6
Лимонов Э.
"Книга воды":
Москва, "Ад Маргинем
", 2002 г. — 318 стр.
ISBN 5-93321-036-6
— Вашей сколько? — спросила она.
— Одиннадцать! — не моргнув глазом, ответил я.
— Моему только семь. Растет быстро…
Через час возле нас (Лимонова и его подружки Насти — прим. О.Г.) образовалась целая колония мам с детьми. Но папа был один — я.(…) Все эти дети бегали к фонтану. До несанкционированной демонстрации оставался еще час…
/Э.Лимонов, "Книга воды"/
Лимонов одновременно умеет пугать и восхищать, вызывать омерзение и уважение, заставляет ужасаться и, вместе с тем восторгаться. "Новый эстетизм заключался в том, чтобы мчаться на броне бэтээра через сожженный город в окружении молодых зверюг с автоматами. Новый эстетизм заключался в том, чтобы шагать по мосту через Москву-реку, приближаясь к Кремлю, топать и ритмично скандировать: "Ре-во-люция! Ре-во-люция!" — пишет Эдуард Лимонов в своей последней книге, написанной в "Лефортово" — "Книге воды". А за две страницы до этого: "Я уже два года знал, что мне нравятся разрушенные города." Таков неисправимый Лимонов. И кто-то правильно недавно написал, что сейчас Эдуарда Вениаминовича Савенко судят за Эдичку Лимонова, за его статьи и книги, его героев (в которых он, как правило, выводил самого себя), его галлюциногенный бред и иногда чересчур болезненное воображение. Судят неудачника из "Дневника неудачника", подростка Савенко из "Подростка Савенко", палача из "Палача"…
В умении сочетать (пусть не всегда пропорционально) ужас перед описываемыми событиями и эстетический восторг перед их масштабами Лимонов похож на Проханова. Правда, Эдичка в своей еще большей отвязанности, чем главный редактор газеты "Завтра", может позволить взять верх именно тому самому "новому эстетизму", восторгу перед масшатабами трагедии. С другой стороны, это легко объяснимо. Масштабных разрушений в последнее время гораздо больше, нежели масштабных созидательных проектов. А потому, чтобы не потерять любовь ко всему масштабному и не опуститься до низкого уровня мелочных обывателей, и Лимонову, и Проханову приходиться иной раз заходиться в экстазе, в одном случае, перед взрывами в Нью-Йорке-2001, в другом — в Москве-99.
На мой взгляд, "Книга воды" по своей художественной задумке — самая интересная из последних книг Лимонова. Интереснее нашумевшей "Книги мертвых" и заказной "Охоты на Быкова". "Книга воды" отличается от других тем, что ее совсем нескучно, даже легко читать.