Страница 31 из 33
* * *
"Русской национальной идеей является спасение человечества русскими. Она уже более столетия действенно проявляется в русской истории — и тем сильнее, чем меньше осознается. Гибко вписывается она в меняющиеся политические формы и учения, не меняя своей сути. При царском дворе она облачается в самодержавные одежды, у славянофилов — в религиозно-философские, у панславистов — в народные, у анархистов и коммунистов — в революционные одежды. Даже большевики прониклись ею. Их идеал мировой революции — это не резкий разрыв со всем русским, в чем уверены сами большевики, а неосознанное продолжение старой традиции; это доказывает, что русская земля сильнее их надуманных программ. Если бы большевизм не находился в тайном согласии по крайней мере с некоторыми существенными силами русской души, он не удержался бы до сего дня… В большевизме просвечивает чувство братства, но в искаженном виде… однако вполне заметное — это существенный признак русскости, от которой не может избавиться даже русский коммунист".
* * *
"Ни одна революция никогда прежде с самого начала и с такой решительностью не бросала взгляд за пределы своих границ. Это широта русской души расширила даже революционные проекты и перспективы так, что они охватили весь шар земной. При этом направленность на мировую революцию, как и панславизм, нельзя объяснить в первую очередь властно-политическими соображениями. Русскому духу не свойственны холодный расчет и тонко продуманные стратегические планы. Конечно, думали и об этом, ведь с самого начала было ясно, что советская система, замкнувшаяся только на одном государстве, вызовет сплоченное сопротивление других государств и что любое новое советское государство, прорвавшее этот единый фронт, станет естественным союзником Москвы. Такие соображения имели место, но не они были решающими. Они не объясняют ни динамики пропаганды мировой революции, ни ее инстинктивной силы… Русский апостол мировой революции не стал бы снова и снова рисковать своей жизнью и счастьем, жертвовать собой с кажущимся бессмысленным бесстрашием перед смертью ради идеи, которая до сих пор нигде не достигла ощутимых успехов, — если бы он не был одержим верой в том, что он несет своим пролетарским братьям во всем мире новое «евангелие» (… о том, чего оно достигает на самом деле — это другая тема!). Доводы рассудка о его полезности не подвигли бы на это русского человека; они скорее бы посоветовали ему свернуть идеал мировой революции… — но это не нашло бы ни отклика в массах, ни даже последователей… Русских заставляет выходить за границы своей страны в качестве апостолов спасения, даже в политике — их всегдашнее стремление к всечеловечности. Александр I и Николай I распространяли понятие всечеловечности на правящие дома Европы, панславизм — на всех славян, большевизм — на всех пролетариев земли".
* * *
В большевизме… подсознательные силы революции вступают в противоречие с осознанными целями, отражая глубинную раздвоенность русской души. Сознательно большевики хотят не только подражать Западу, но и превзойти его — материалистический, технический, неверующий Запад. Но, подсознательно пробужденные, вздымаются жуткие силы, которые опрокидывают тезисы Запада, все больше отчуждая от него Россию. За словами, звучащими прозападно, действуют не западные силы. Вот почему так трудно сказать о большевизме что-нибудь точное… Большевизм, рассматриваемый не только в его истоках, но и во всем развитии, это не просто реализованный где-то марксизм, это прежде всего — процесс, который мог развернуться в данной форме только на русской почве. И поэтому он может быть понят во всей противоречивой полноте своих проявлений — не из тезисов марксистской доктрины, а только из глубин русской сущности. Это прежде всего трагедия европейских идеалов на русской земле. Не Европе угрожает опасность втянуться в русскую катастрофу, а наоборот: Россия со времени Петра попала в процесс европейского саморазрушения, хотя и не без собственной вины. Россия жадно ухватилась за современные идеи Запада и с русской необузданностью довела их в стране Советов до крайних последствий. Она обнажила их внутреннюю несостоятельность и с утрированным преувеличением выставила их на всеобщее обозрение. Тем самым она опровергла их".
* * *
"Так, европейский атеист противостоит абсолютным величинам холодно и деловито — если вообще придает им какое-либо значение; русский же, наоборот, упорно пребывает в душевном состоянии верующего даже тогда, когда приобретает нерелигиозные убеждения. Его стремление к обожествлению столь сильно, что он расточает его на идолов, как только отказывается от Бога. Западная культура приходит к атеизму через обмирщение святого, а восточная — через освящение мирского…
Русские переняли атеизм из Европы. Он — лейтмотив современной европейской цивилизации, который все более четко проявлялся в ходе последних четырех столетий. Целью, к которой — сначала бессознательно — стремилась Европа, было разделение религии и культуры, обмирщение жизни, обоснование человеческой автономии и чистого светского порядка, короче — отпадение от Бога. Эти идеи и подхватила Россия, хотя они совершенно не соответствуют ее мессианской душе. Тем не менее она не просто поиграла ими, но отнеслась к ним с такой серьезностью, на какую Европа до сих пор еще не отважилась. Максималистский дух русских довел эти идеи до самых крайних последствий — и тем самым опроверг их. Большевистское безбожие на своем кровавом языке разоблачает всю внутреннюю гнилость Европы и скрытые в ней ростки смерти. Оно показывает, где был бы сейчас Запад, если бы был честным… В большевизме загнало себя насмерть русское западничество".
* * *
"Русские взяли на себя, предвосхитив, судьбу Европы. Теперь мы видим пропасть, в которую ей придется упасть, если она не отречется от своих идей или не оставит их. Россия доказала всему человечеству несостоятельность безбожной культуры… и, страдая за всех, очищается сама от того чужеродного, что душило ее веками… Теперь начинается второй акт драмы. Открывается дорога для пробудившихся сил Востока…
Сегодня Европа ощущает серьезную угрозу русского большевизма. Если бы она пристальнее вгляделась в его лик, то признала бы в нем свои собственные идеи, огрубленные и доведенные большевиками до гротеска. Это — атеизм, материализм и весь сомнительный хлам западной «прометеевской» культуры. Однако, не этих идей боится Запад, а тех чуждых ему сил, которые мрачно и грозно встают за ними, искажая эти идеи и обращая их против самой Европы… С большевистской революции начинается расплата за Французскую, плодом которой она является. Она сознательно хочет сделать Россию европейской, даже американской. Но в конечном счете получится Россия, очищенная от Европы…
Как это ни странно звучит, но факт: русское безбожие — ядро большевистской революции — это ультиматум Бога Европе. В этом и надо искать ее всемирно-исторический смысл. Он не имеет ничего общего с громкими лозунгами тех, кто надеется повелевать судьбой народа, — в действительности же через них предвечная Воля преследует свои собственные цели".