Страница 15 из 33
Сергей Сибирцев ЗЕРКАЛО ЧЕРНОГО РОМАНТИЗМА
Я отнюдь не соратник Лимонова. И вообще вся радикально-политическая деятельность Эдуарда (да простят мне его сотоварищи-нацболы сие фамильярное обращение) представляется мне суперэкстравагантным талантливым театральным действом.
Но как писатель, как человек Эдуард мне небезразличен уже давно.
Вспоминаю презентацию своего двухтомника «Избранное» в ЦДЛ, на которой всемирно известный русский писатель Эдуард Лимонов свою речь о моей скромной персоне начал с позабытого мною эпизода, который случился в 1994 году:
— Знакомство с Сергеем случилось так. Захожу в кабинет главного редактора газеты «Завтра». Напротив знаменитого Проханова сидит молодой парень, и они с чувством пьют водку. Проханов нас представил другу другу. Это был Сибирцев. И знаете — это была лучшая рекомендация. Потому что я знаю, абы с кем Проханов водку пить не станет.
Разумеется, я к моменту этой встречи перечитал почти все литературные и публицистические труды скандального живого классика, создателя неподражаемого русского квазибиографического шедевра "Это я — Эдичка".
И с того дня установилось наше приятельство. Встречи были не очень частыми, но для меня чрезвычайно запоминающимися. И даже не темами сверхзлободневными, которые мы (чаще всего это Владимир Бондаренко и я) обсуждали с присущим каждому куражом и дозой употребленных прохладительных напитков, а той человеческой личностной энергетикой, пышущей от непримиримого бунтаря Эдуарда Лимонова, для которого даже радикально оппозиционная газета «Завтра» поутеряла свою радикальную привлекательность… Поэтому Эдуард вскорости и затеял издание своей суперрадикальной, авангардистской молодежной «Лимонки».
И вроде бы закономерный итог радикального оппозиционера буржуазному режиму — элитарная темница «Лефортово», в которой государство добровольно берет на содержание самых злостных нарушителей и неприятелей существующего госрежима…
Биографию революционера подобное заточение скорее всего украсит, добавит нужный флер добровольного мученичества… Тюремные и прочие злоключения большевиков ленинской когорты — весьма показательный пример.
И поэтому я убежден, что такой самозабвенно куражливый русский писатель, как Эдуард Лимонов, полагающий себя серьезным непримиренцем вновь народившегося российского буржуазного строя, не падает духом от сего, все равно же не справедливого, подлого удара судьбы и не вздумает примериться к подвигу японского подлинного националиста и литературного классика Юкио Мисима…
А вообще-то обидно за державу, за которую, в сущности, по-своему, по-лимоновски художественно боролся (и борется уже не в одиночку!) Эдуард Лимонов, и которого государевы слуги упрятали-таки за решетку.
А в это время натуральные и настоящие враги матушки России блаженствуют на своих чужеземных и доморощенных фазендах, заседают в роскошных офисах, расслабляются в легальных притонах, лелея нерусские, непатриотические, антигосударственные думы-мечтания об окончательной деморализации русского, россиянского, российского духа…
Сергей СИБИРЦЕВ
Эдуард Лимонов “ДЕЛО БЫКОВА: РАССЛЕДОВАНИЕ”
Пьем кофе в "доме Быкова", в кирпичном новорусском новоделе; там находятся общественная приемная депутата ЗС Быкова, фонд "Вера и Надежда", избирательный штаб "Блока Быкова". В настоящее время обитаем, кажется, только второй этаж. В одной среднего размера комнате толкнутся с десяток сотрудников. Все белое — функциональное, света много. Мы сидим в соседней комнатке, где только и есть что два стола: эта комната и служила приемной депутата ЗС Быкова.
Георгий Рогаченко:
"Садится за руль бронированного мерседеса. Разговариваем, Анатолий Петрович сам ведет машину. За ним следуют два джипа с охраной. Разговаривает со мной, вдруг по рации: "Почему отстал один из джипов? Чего там за лодки? — по берегу Енисея едем, — проверили?" Любит всех строить. В Сибчелендже в октябре говорит мне невинно: "Давай проведем турнир 30 января!" Международный! К нему же готовиться надо по-нормальному год, ну полгода! Связаться с участниками, договориться… Но отвечаю: "Проведем!". Где-то в декабре играет в карты с Блиновым: "Смотри, Георгий, я с тебя спрошу! А ты не улыбайся!"
Это в фильм просится. Сидит такой человек, председатель всего чего можно, по слухам один миллион в день долларов зарабатывает, или, по аналитику Новикову, около 100 миллионов тех же долларов в год, а вот — в карты с другом юности. И я ничуть не иронизирую: из цепочки таких вот эпизодов и складывается сногсшибательная жизнь.
В этот момент, когда Рогаченко мне это рассказывал, я понял, что книга моя состоится и будет иметь успех. Уже состоялась.
Рогаченко был нужен Быкову, может, и не столько как организатор турниров, а скорее как образованный человек. Рогаченко любит Милоша Формана ("мой любимый режиссер"!) читает серию "Проклятые короли", слушает нечто общее с Тихомировым, а тот — подкованный музыкально товарищ; Рогаченко рассуждает об Александре Великом и Чингисхане, он на голову выше обычного окружения Быкова, будь это даже гендиректор КрАЗа Баранцев. Быков инстинктивно тянется вверх, учится и потому удерживает возле себя Георгия. Турнир проводят успешно 30 января 2000 года. Открывается турнир с пения Надежды Бабкиной. Боксеры выбраны отличные. И те, что запечатлены навеки рядом с Анатолием Петровичем на плакате, выпущенном к турниру, Саитов и Либзяк, вскоре станут олимпийскими чемпионами. Это к тому, что не пыль в глаза был турнир, а собрали талантливых парней. Лучших. Присутствуют отборные гости. И Усс среди них, уже председатель ЗС края, и брат Черной. 3-й брат Черной должен был вручить награду боксеру из Узбекистана. Но пары поменяли без ведения Рогаченко или Быкова. Потому вручил награду кто-то другой. И 3-й брат оказался без почетной миссии. Быков наорал на Рогаченко.
Рогаченко:
"Все поехали на банкет, а я поехал собирать вещи. Там они между собой разобрались, кто виноват в подмене… Звонит человек, который сменил пару: "Георгий, ты пойми, если ты не приедешь, то в Красноярске мне не жить! Я приеду, свяжу и привезу тебя!.." Пришлось ехать".
Нас прерывают. Входит человек и сообщает, что в помещении фирмы «Сибчелендж» (где я в сентябре познакомился с Быковым) идет обыск. "Обыск, как народное гулянье, регулярное развлечение, — острит Рогаченко. — Как нету, так вроде что-то и не то".
Я, в свою очередь, рассказываю, как при обыске у одного нашего партийного пацана в Москве невозмутимый мент сказал возмущавшейся матери партийца: "Он ведь у вас революционер? Какая же революция без обыска…" Все смеемся. А за этим смехом тюремные камеры. У них сидит лидер. У нас…
Меня предупредили, что Георгию нельзя доверять «всего». Предупреждение излишнее, поскольку я давно не доверяю никому. Всего. Но частично посвящать людей в половину, в четверть, в десять процентов моих военных тайн все же приходится, иначе задачи выполнены не будут. Я думаю, его предупредили, чтобы он не доверял мне. Но Анатолий Петрович 26 сентября в его присутствии дал добро на книгу.