Страница 9 из 37
Очень Моника любила
Хер сосать дебила Билла.
Сербия — не Моника,
Там своя гармоника!..
Как часто, увы, бывает у талантливых поэтов, в поэзии Юнна Мориц более смела и откровенна, чем в своих интервью. Беседуя с давно ей знакомыми либеральными журналистами, она все же обходит острые вопросы и даже старается найти оправдание своим вызывающим стихам. Как поэт, она издевается над Хавьером Соланой и Клинтоном, над банкирами и политиками, не стесняясь и не останавливаясь ни перед чем в своих выражениях. Передо мной лежат ее последние сборники «Лицо» и "Таким образом". Они наполнены лексикой анпиловских бунтарей, они созвучны самым ожесточенным страницам газеты «Завтра». Они беспощадны по отношению к палачам и богачам. Они едки и язвительны по отношению к западной цивилизации во главе с США. Это откровенная поэзия протеста. Откуда эта смелость и этот протест? Я вывожу их из потаенного гетто, заложенного с детства в душе маленькой киевлянки. Но, думаю, у каждого из сотен тысяч ныне протестующих есть своя потаенная ниша, своя глубинная причина для протеста. В конце концов, и у Александра Проханова, и у Василия Белова они — эти причины — тоже разнятся. Каждый шел к своему противостоянию с нынешней бесовщиной своим путем. Юнна Мориц с образом гонимого гетто в душе нашла себе в современной России точно обозначенное, ею воображаемое и ею воспроизведенное в стихах место певца в переходе, зарабатывающего таким нелегким трудом деньги на помощь близким. Думаю, все свои яркие протестные стихи Юнна Мориц пишет с точки зрения этого нищего наблюдателя жизни, обездоленного музыканта-побирушки в уличном переходе или в переходе метро. Это ее будто бы самоуничижение лишь поднимает поэта над всей сытой, богатеющей на глазах нищего народа, культурной тусовкой: "Искусство шутом враскоряку жрет / на карнавале банд… / Кто теперь сочиняет стихи, твою мать?.. / Выпавший из гнезда шизофреник. / Большой настоящий поэт издавать / должен сборники денег…" Она презрительно отвернулась от сборникоденежных поэтов, она не хочет быть с великими лакеями, вспомним ту же семейку Ростроповичей, жадно слетающихся на деньги, нет, ей противно такое величие. "Какое счастье — быть не в их числе!.. / Быть невеликим в невеликом доме, / в семействе невеликих человечков…" Юнна Мориц несет в себе образ гонимого еврейства, и ей в нынешней поэзии явно не по пути с тем же еврейством, вышедшим из гетто, пересевшим в «Мерседесы» и переехавшим в особняки. Она своей поэзией входит в противостояние и с еврейством всемирным, европеизированным, забывшим про гетто обездоленных и заботящимся лишь о правах граждан мира, скажем, с поэзией такого рафинированного сноба, как Давид Самойлов, для которого Юнна Мориц со своей гонимостью и отверженностью гетто наверняка была чересчур местечкова. Вот и в нынешней действительности Юнна Мориц ассоциирует себя не с богатой финансовой элитой и не с прикормленными ими культурными лакеями, а с униженной бедолагой, поющей в переходе. Это у нее не единичное стихотворение, а повторяющийся мотив. Знак поэта, его нынешняя мета.
Тут я давеча клянчила работку,
Чтоб родимого спасти человека,
Прикупить ему скальпель с наркозом.
Обратилась к одному прохиндею,
Гуманисту в ранге министра,
Борцу за права чикатилы…
………………
— Ты очнись, оглянись, что творится!
Президент еле кормит семейство!
А уж я обнищал невозможно!
Тут приехала за ним вождевозка,
И помчался он работать бесплатно,
Голодать на кремлевских приемах,
Делить нищету с президентом.
А я мигом нашла себе работку —
Подхватила я свой аккордеончик,
В переходе за денежку запела,
В переходе, в подворотне, на крыше,
Ветром, ливнем, а также метелью
Заработала на скальпель с наркозом.
Поэт, он же бродячий музыкант, певе
ц в переходе, и его песни переходят в метели, ветры, ливни, его слово оказывает реальную помощь проходящим людям. Эта поэзия — святое унижение, дабы помочь страждущим. В книге "Таким образом" целый цикл Юнна Мориц поименовала "Вчера я пела в переходе": "Вчера я пела в переходе / и там картину продала / из песни, что поют в народе, / когда закусят удила…" Место в переходе — это ее определившееся место в гетто, это ее отношение к жизни, это ее способ существования. Вон из элиты, туда, к переходу, к гонимым, к нищим, которым сама на бумаге рисует за отсутствием красок окурками свою мелодию тоски. Когдатошняя невыездная протестантка, подписывавшая лишь письма в защиту Солженицына и Синявского, в своем переходе тоскует о поэзии большого стиля, над которой ныне издеваются все поц-модернисты.
Уже и Гитлера простили
И по убитым не грустят.
Поэзию большого стиля
Посмертно, может быть, простят…
Неожиданно для многих за большой стиль в поэзии, в культуре, в жизни стали после краха советской власти заступаться не придворные лакеи, не авторы «Лонжюмо» и "Братской ГЭС", не завсегдатаи салонов ЦК и ЧК, а вечно отверженные любители красоты и носители почвы, все равно Борис ли Примеров, или Юнна Мориц.
Она сама была поражена тем обнаруженным и ощутимым вероломством, что "как только "Союз нерушимый" вывел войска из Афганистана, из стран соцлагеря, как только разрушили Берлинскую стену, как только Россия стала разоружаться — о Россию вдруг стали дружно вытирать ноги, как о тряпку, печатать карты ее грядущего распада, вопить о ее дикости и культурной отсталости, ликовать, что такой страны, как Россия, больше не существует. С тех пор как я увидела и услышала всю эту "высокоинтеллектуальную" улюлюкалку, чувство национального позора меня в значительной степени покинуло. В особенности под "ангельскую музыку" правозащитных бомбовозов над Балканами".
Гонимость стариков и старушек, обездоленных детей и умирающих инвалидов в поэзии Юнны Мориц стала сродни гонимости ее отцов и дедов, гонимости еврейской бедноты. Она чувствовала себя не среди тех евреев, кто кричал когда-то "Распни Его", а среди тех, кто шел за Христом. И поэтому ее выдуманное гетто не совсем отождествимо с реальным, когда-то существовавшим. Ибо, взяв из гетто ощущение гонимости, она соединила его с православием и отзывчивостью русской культуры.
Старики подбирают объедки,
Улыбаясь, как малые детки,
Как наивно-дурацкие предки
Мудрецов, раскрутивших рулетки.
……………..
Стариков добивают спортивно,