Страница 26 из 36
Любимые книги Островского: Пушкин, Гоголь, Джек Лондон, Лермонтов.
Из писем Островского (письмо домой):
"6 июня 1925 года.
Сейчас меня лечат… вливанием йода с другими лекарствами в суставы обеих колен. Это очень больно. Я очень часто в ваших письмах читаю тяжелые слова о вашей нужде и бедности. И мне становится очень и очень тяжело. Так тяжело бороться и переносить все здесь, что, когда получу ваше письмо и прочитаю, так совсем не знаю, как больно.
Дорогой батьку и мама, я вам даю слово, что потерпите немного, пока я не приеду, что возможно к концу года. И тогда дела поправятся… Я все отдам, что буду иметь, все, дорогой мой старик, мне ничего не надо, я — коммунист и все отдам.
Островский Н."
И на салфетке: термометр, которым меряли температуру Островскому. Ампула с лекарствами. Шприц.
Вечный и постоянный состав жизни Островского, вечное и постоянное окружение, присутствие боли. Обложена салфетками и марлями бунтующая на вырост жизнь рабочего паренька.
Идет сдавливание движущегося корабля огромными льдинами, айсбергами.
И все время снует скальпель.
И как страшно и тяжело писать из-под великих болей, страшной неподвижности — бунтующие строчки, чтобы из этих строчек выросли миллионы бесстрашных сердец.
И совсем неважно — из какого и к какому концлагерю они прирастут. Потому что концлагерь в итоге уничтожается. И принадлежность концлагеря тоже. Белое или красное отсвечивание, война Белых или Красных роз, распри между гибеллинами и гвельфами.
То есть уничтожается материальное. И торжествует только Дух, только слепок, зовущий на обоюдоострый меч.
И кто лучше, чем Островский из восьмилетней неподвижности тела, написал состав присутствия духа. Равного ему нет. Когда каждый из одной болячки уже погибает. А тут из омертвевшего линкора такая многомерная, многослойная быль — и только о наличии бытия. И тут, конечно, никакой политикой не пахнет, а вечной нравственностью. Нравственностью волны, нравственностью мирового наката. Когда нет уже крови. Кровь — это прослойка первой касты, прослойка от начала и для начала пути. А Островский — оттуда, где нет уже ни боли, ни костров, ни наволочек, которые говорят о принадлежности к людскому бытию. Просто наращивается магма, откуда и куда сосредоточен накат, закат, восход.
Письмо в Новороссийск.
"18-го декабря 1926 г.
Галичка, у меня порой бывают довольно большие боли, но я их переношу все так же втихомолку, никому не говоря, не жалуясь. Как-то замертвело чувство, стал суровым, и грусть у меня, к сожалению, частый гость.
Островский Н."
И увидеть из детства, из своей бедности любимую хрестоматию по литературе. И оттуда проставлены тексты. Говорят врачи, лечившие Островского: "Нас, врачей, поражает это поистине безграничное терпение…"
Терпение от каждосекундно продвигающейся боли. Как приторочено на игру, которая точит и точит бугор. А бугор из вспыхивающего бурно сердца.
Из письма
"11 апреля 1935 года.
…Серафимович отдавал мне целые дни своего отдыха. Большой мастер передавал молодому человеку свой опыт. И я вспоминаю об этих встречах с Серафимовичем с большим удовлетворением.
Н. Островский"
"Пришли мне в «Правде» от 17 марта прекрасную статью М.Кольцова «Мужество» о слепом Островском, который стал писателем. Я Островского знаю хорошо, он действительно является примером того, как надо воспитывать себя в своей работе, несмотря ни на что…
А.Афиногенов, "Письмо к К.Юнову"
март 1935 г.
Из писем Бабеля
"…Третий месяц я занят на Украинфильме экранизацией "Как закалялась сталь" — работой сверхтрудной и сверхсрочной. Уехать сейчас отсюда — значит все погубить.
И. Бабель"
"…Мало говорят о Фурманове и Островском. Книги Фурманова и Островского с громадным увлечением читаются миллионами людей. О них можно сказать, что они формируют душу. Огненное содержание побеждает несовершенство формы.
Книга Островского — одна из советских книг, которую я с биением сердца дочитал до конца, а ведь написана она неискусно, а отношусь я к разряду скорее строгих читателей.
В ней сильный, страстный, цельный человек, знающий, что он делает, говорит полным голосом".
И. Бабель, из статьи "О работниках новой культуры"
"…Я поняла, как он (Островский. — К.Г. ) борется со своей слепотой, как он мобилизует все свои остальные чувства, как он организован в своем несчастье, как он заставляет себя не быть несчастным, и как это удается ему…
Последний раз я пришла к Островскому накануне своего отъезда. Рядом с О. на маленьком столике был раскрыт патефон: "И тот, кто с песней по жизни шагает…" — звучало оттуда.
Островский слушал с наслаждением".
В.Инбер. Из воспоминаний о Н.Островском
ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЦИК Союза ССР
О награждении орденом Ленина писателя Островского Н.А.
Москва. Кремль. 1 октября 1935 г.
Дальше просматривать записи, пересекать музей.
Просматривать отзывы тех, чей авторитет в литературе непререкаем.
Специально тянуть перископ, чтобы открывать шлюзы для живой воды:
"…Ведь главное и высшее назначение советского народа как раз и заключается в том, чтобы рождать Корчагиных".
Андрей Платонов.
Из статьи "Электрик Павел Корчагин". Рукопись.
"Курортная газета". 16 августа 1936 года