Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 36



А тем временем Марина Гоголь влюбилась в безалабернейшего парня, все таланты которого сводились к пению под гитару и лихому чубу.

Узнав об этом, Георгий Федорович безмерно удивился: "Но ведь этот Костя никому в подметки не годится!" Гоголь против воли согласился с врагом-соседом и строго-настрого запретил дочери встречаться с ухажером: "Все, что он тебе подарит, это брюхо! — орал он. — Появится здесь — я его к мясорубке приклепаю, чтоб до конца жизни котлеты крутил!"

Марина же лишь мечтательно поглаживала свой плоский пока живот и огнеопасно улыбалась.

На всякий случай Гоголь поставил в ее комнате парочку огнетушителей.

Влюбленные нашли выход. Прижимаясь к стене дома, безалаберный Костя пробирался под балкон, на котором его ждала пылающая Марина, и, хватаясь руками за лианы, поднимался в рай.

Но однажды лиана Atragene ochotensis не выдержала тяжести и Костя сорвался в разверстую пропасть. Как ни кричала, как ни звала его Марина, в ответ со дна провала доносились лишь бессвязные звуки.

На ее крики прибежал отец с огнетушителем в руках. Марина же, остановив его жестом, легла на кровать и заявила, что не встанет с постели до тех пор, пока Костю не извлекут из "этой ямы", — в противном случае она готова лежать тут до самой смерти.

Озадаченный Гоголь с балкона громко позвал Гегеля и обрисовал ситуацию.

— Ты тут тоже участвуешь, — завершил свою речь Гоголь. — Не ты ли подарил мне эту лиану?

Георгий Федорович в тщательно подобранных выражениях признал свою косвенную причастность к происшествию, но у него не было в запасе никакого средства, чтобы помочь парню выбраться наверх.

— Есть у тебя такое средство, — немного подумав, заявил Гоголь.

И назвал средство.

Гегель на несколько мгновений почувствовал себя боевым быком, способным в один прыжок одолеть пропасть и поднять на рога этого охальника и пустомелю, — но Гоголь лишь развел руками, а в голосе его вдруг возникло что-то жалобное:

— Иначе помрет девка. Слово дала. Не смотри, что дура, — это как раз тот случай, когда она права, а у тебя есть шанс дать хорошего пинка твоему Абсолютному Духу.

— А веревка?

— Нет такой веревки, да и как он ее отыщет в кромешной тьме… А тебя он по запаху найдет.

После непродолжительных, но мучительных размышлений Георгий Федорович Гегель был вынужден признать правоту Николая Михайловича Гоголя: предложенный им способ был единственным шансом на спасение Костика. И учитель, скрепя сердце, согласился, поставив лишь одно условие: акция будет осуществлена ночью и тайно от девушки. Гоголь, естественно, не возражал.

После долгих приготовлений увешанный сосудами с пивом Георгий Федорович, дождавшись ночи, осторожно спустился к краю провала и расстегнул штаны.

— Эй, парень! — заорал во всю силу легких Гоголь. — Сейчас мы тебе бросим веревку, хватайся и ползи наверх! Она такая пахучая, что не промахнешься, найдешь!

Глубоко вздохнув, Георгий Федорович пустил струю. Сила и прочность ее нарастали с каждым мгновением, и вскоре Гегель почувствовал, что внизу кто-то ухватился за пахучий канат. Не отрываясь от дела, он опорожнил несколько сосудов с пивом: кто его знает, какова глубина провала и сколько придется струить помощь влюбленному…



— Эй, Костя, ты меня слышишь? — крикнул в темноту Гоголь. — Я не стану приклепывать тебя к мясорубке! Черт с ними, с котлетами!

— Котлеты я люблю! — откликнулся из глубины Костя.

Прошло еще несколько минут, и вот наконец парень показался из бездны. Георгий Федорович тотчас схватил его за знаменитый чуб и вытащил наверх. Оба тяжело дышали.

— А гляньте! — вдруг завопил Гоголь. — Зарастает!

И впрямь, пропасть с гулом и треском, пережевывая картофельные очистки, рваные ботинки и дохлых кошек, хлопая и чавкая, на глазах становилась все уже, пока наконец края ее не сомкнулись.

Мужчины с опаской ступили на то место, где только что зиял провал. Ничего, земля была твердая. Она выдержала даже счастливый визг и стремительный бег Марины, бросившейся в объятия Костика и осыпавшей его поцелуями.

— Господи! — кричала она, плача от счастья. — Как божественно от тебя пахнет, любимый! Я навсегда сохраню в памяти этот чудесный запах!

Покашливающие мужчины оставили влюбленных.

— С меня пиво, Георгий Федорович! — крикнул на прощание Костя, и Гоголь подозрительно уставился на соседа, который вдруг икнул, а лицо его стало бледнее луны.

— Пойдем-ка!

Он поднялись к Гоголю, который гордо продемонстрировал Гегелю вечный двигатель третьего рода, снабженный никелированным краником. Наполнив стаканы чуть мутноватой жидкостью, лишь слегка шибавшей сивухой, Гоголь прочувствованно произнес:

— За любовь, черт возьми! За вечный двигатель!

Они выпили до дна и закусили отличными маринованными огурчиками. А когда повторили и добавили, Георгий Федорович вдруг понял, что Абсолютный Дух обыграл их и тут, но явно проиграл своему капризному и непобедимому собрату — Абсолютному Духу Любви. И они не без грусти выпили за Георга Вильгельма Фридриха Гегеля, который, к сожалению, ничего не узнает об этой удивительной истории.

А если кто сомневается в правдивости ее, милости прошу в нашу школу, в тот класс, где обычно ведет физику и математику Гегель: портфель его и доныне тут, на своем месте, прибитый намертво гвоздями к полу.

СВЕТКА ЧЕСОТКА

Только-только вскрылся лед на реке, разлившейся аж до сенокосов за башней, как Светка Чесотка громогласно заявила, что готова на спор — за трояк бумажкой или даже мелочью — одолеть Преголю вплавь. Соседи скинулись, и уже через полчаса Светка прилюдно разделась догола на берегу, бросилась в темную воду и поплыла среди талых льдин, уносимых к морю могучим течением.

На берегу собралась огромная толпа зевак, и кое-кто кое с кем уже бился об заклад: доплывет или не доплывет, а братья Невзоровы на всякий случай готовили к выходу свою моторную лодку.

Подъехавший на мотоцикле с коляской новый участковый Игорь Исупов наблюдал за Светкой в бинокль, но первым возвестил о Светкиной победе дед Муханов, примостившийся на своей крыше с подзорной трубой и больше всех заинтересованный в исходе дела, поскольку его непутевый сын был владельцем единственной в городке гробовой мастерской.

Она устало выбралась на отлогий песчаный берег и, уперев руки в бока и пошире расставив ноги, подставила лицо холодному и яркому весеннему солнцу. Ее ярко-алое тело окуталось паром, и глядя на это тело (оно было чистое, спелое и звонкое, как заветный час, который однажды звучно пробьют часы судьбы, — но поскольку все часы в своем доме она чинила сама, свихнувшаяся судьба обходила стороной ее жилище), участковый Игорь Исупов понял, что влюбился в первый и последний раз, то есть — навсегда. Точнее, поправил он себя, мгновенно вспомнив об особенностях Светкиного норова, — не влюбился, а был приговорен к любви, как к исключительной мере наказания.