Страница 52 из 55
Когда они вышли из офиса продюсеров, Репа с восхищением произнес:
— Ну ты даешь! Я, бля буду, думал ты посерьезке. Теперь они точно с Иванычем разговаривать больше не будут.
— Иваныч, это кто? — спросил Виталий.
— Ну, коммерс бывший, который меня на них вывел. Так че, думаешь, не дали бы «бабки»?
— Конечно, нет. Ты бы дал два миллиона человеку с четырьмя судимостями? Все, больше ни с кем не разговаривай на эту тему. Зарекался же, бля, не ходить больше ни к кому, — Бандера сплюнул от досады. — Тебя послушал…
— Да ладно тебе… Был же шанс, че его упускать было? Так че теперь делать будем?
— Фирму твою продадим, — сказал Виталий с серьезным видом.
— Да это триста штук, не больше! — возмущенно сказал Репа. — А дальше?
— Да шучу я, — усмехнулся Виталий, — шучу. — Книги писать буду, все равно делать больше нечего. Пусть люди хоть книги читают, — он перестал улыбаться и, подумав, добавил: — Не пропадать же таланту.
— А «Начало»? — удивился Репа.
— «Начало» доснимаем когда-нибудь. Дядя Миша долгострой свой закончит и доснимаем.
— Ну, а сейчас, что делать будем?
— Сейчас? — переспросил Виталий и, немного подумав, ответил: — Есть кто-нибудь похожий на меня с загранпаспортом? Поехали в Турин, наших поддержим. Может, хоть в этот раз выиграют? Это ж не футболисты, на них можно надеяться.
— Ты про хоккеистов? Да я не знаю их никого. И не болельщик я, наверное.
— Эх, Серега, — похлопал его по плечу Виталий. — Настоящий болельщик не тот, кто за страну свою переживает или чьи друзья на льду играют, а тот, кто больше денег за игру поставил. Поехали, будешь болеть, как никто другой, я тебе гарантирую.
Репа посмотрел на него улыбнувшись и, подумав немного, согласно кивнул головой.
Счет на табло горел 3:0 в пользу финнов. Виталий не стал в этот раз рисковать и предусмотрительно поставил на наших только тысячу евро, да и то только из чувства патриотизма. Уж больно не стабильно они играли на этой олимпиаде, в отличие от финнов, которые не проиграли ни одного матча. Поэтому он сидел спокойно и даже думал, как бы пробраться через заполненные трибуны в туалет, они сидели в самой середине ряда. А когда зазвонил телефон он сразу ответил и разговаривал спокойно.
— У Хомы крыша поехала после похорон его телки, — сообщил ему Скороход из Владивостока, где он теперь работал. — Она у него в банке же работала, а там пожар был.
— В огне что ли сгорела? — удивился Виталий и, обладая криминальным складом ума вдруг спросил. — Там что, ревизия должна была быть?
— Что-то вроде годового отчета, они как раз над ним работали. А ты откуда знаешь? — в голосе Скорохода звучало удивление.
— Да так… подумал просто. Причину пожара уже установили? Поджег?
— Да не-е… Там вроде окурок кто-то не потушил. По крайней мере версию такую рассматривают.
— Окурок?! — опешил Виталий и, думая, что друг что-то напутал, переспросил: — Она точно на пожаре сгорела?
— Ну да. Их там человек десять погибло.
Виталий сидел открыв рот. Накануне ревизии в банке происходит пожар такой силы, что гибнут люди, а в качестве причины рассматривают непотушенный бычок.
— Да-а, в этой стране есть где разгуляться, — протянул Виталий и спросил: — Может, рано мы соскочили с криминала, а?
— Чего? — не расслышал Скороход.
— Да так, ничего, — не стал развивать тему Виталий. — Хоме помоги, чем можешь. Твой же моряк.
Лекарства если нужны будут какие, позвонишь, — напутствовал он друга и попрощался.
Размышляя над услышанным он понял, почему не стал развивать тему о возвращении в криминал. Сколько бы не было в этой стране дураков, возвращаться на скользкую дорожку уже просто не хотелось. Улыбнувшись своим мыслям он опять включился в игру.
Слева орал благим матом Репа, который поставил на наших весь выигрыш от прошлой игры. Тогда он тоже кричал до слез, и, когда наши забили канадцам на самой последней минуте, он заплакал от счастья. Получилось, что он угадал счет.
Сейчас же, хоть времени, по хоккейным меркам было предостаточно, игра наших почти не оставляла никаких сомнений в том, что весь выигрыш Репы наши хоккеисты отбирают у него обратно и еще неизвестно, отыграется ли он в игре за третье место. Как говорится, Бог дал, Бог взял. Но Сергей не терял надежды, ведь в этой игре три гола забивали, бывало, за полторы минуты. И всем своим красноречием он подгонял наших вперед, то называя их родненькими и другими ласковыми словами, то матеря за ошибки. Финнов же, отбирающих победу и у сборной России, и у него, он от злости поносил последними словами.
— Ну что ты раком встала, шалава заграничная?! — орал он на кого-то из финских хоккеистов, упавшего на колени. — Хочешь, чтоб тебя засадили?! — и заметив оказавшегося перед лицом находящегося в партере финна нашего хоккеиста, заорал: — О! Дай ей за щеку, членососке этой!»
Слушая его, Виталий сразу вспомнил Ирину и закрыл глаза. Сцена в ее машине с Питэром опять ясно вырисовывалась в голове, все до мельчайших подробностей.
Что бы он ни делал, как бы не крутил головой и не пытался открыть глаза, видение не исчезало. Прошло уже много времени, и ему начало казаться, что он не избавится от него никогда. Вместе с появившейся от этого злостью еще и сильно забилось сердце. Вместо хоккейного матча он видел, как какой-то англичанин, о котором он почему-то все знал, на его глазах трахает прямо в рот его любимую девушку.
Он вскочил, перепрыгивая через ноги зрителей, в пять секунд выскочил с трибун в коридор и набрал по мобильнику номер Пуха.
— Володя, здорово, — дрожащим от злости голосом поздоровался он и с ходу выпалил: — Мне нужно убрать одного человека в Лондоне. Заплачу…
— Перезвони по другому номеру, — резко оборвал его московский вор и продиктовал номер.
Виталий резко стал тыкать дрожащими пальцами по кнопкам телефона, два раза набирал не тот номер и попадал в другое место.
— Ты че, рехнулся? — спросил его Пух, когда он все же дозвонился. — Без телефона нельзя дела решать? Приедь, я с тобой поговорю.
— Я далеко. Мне срочно надо, Володя. Заплачу сколько надо, — возбужденно говорил Виталий.
— Запиши номер, — помолчав, ответил Пух и продиктовал цифры: — Это Битюк. Ты называй его Володя. Он вор, из наших, так что можешь иметь с ним дело. Он тебя знает и по голосу определит, что это ты. У него пацаны есть в Лондоне, так что решай с ним. У меня там один черт нет никого, да и о делах таких я знать ничего не хочу. Ты понял меня? Такие твои дела меня не интересуют.
— Я понял, Володя. Благодарю, — сказал Виталий и, нажав на кнопку сброса со второго раза, тут же стал набирать номер другого вора.
Битюк выслушал его более сдержанно, попросив лишь перезвонить по наземной линии, и дал другой номер. Этот номер долго не отвечал, видимо, вор решил все-таки подстраховаться и удостоверить его личность, перезвонив Пуху. Дозвонившись, Виталий продиктовал всю имеющуюся информацию на Питэра и сказал, что сделать это нужно очень срочно и так, чтобы это выглядело несчастным случаем. Он, конечно, понимал что эта сложность, да еще плюс и срочность многократно увеличивают стоимость исполнения заказа. Но когда Битюк, надолго задумавшись, все же сказал нужную сумму и, оказалось, что это все, что есть у него на данный момент, он ни на секунду не задумался и тут же ответил: «Делайте, Володя. Деньги есть. Куда перевести первую часть?»
Леха, один из бывших курганских киллеров, жил в Лондоне уже больше одиннадцати лет. Он перебрался сюда, когда после смерти ореховского лидера, Селивана, все исполнители, а особенно курганские, оказались под большим прессом. Но и вдали от Родины он чувствовал себя неплохо, поддерживая связь с некоторыми авторитетами из России, которые подкидывали ему иногда выездные заказы. Зная, что когда-нибудь, заметая следы, они уберут и его самого, он ничего никуда не откладывал и жил на всю катушку. Парнишка, с которым его попросили разобраться по-тихому, оказался обычным студентом и был из средней семьи. Лехадаже удивился, кому этот сопляк умудрился перейти дорогу. Но как бы то ни было, дело обещало быть легким, несмотря на заказанный несчастный случай, и к тому же никак не предполагало дальнейшего устранения самого Лехи — из-за значимости самого клиента. А потому он был необычайно рад этому делу, тем более, что деньги уже кончались, и, насвистывая песенку, барабанил руками по рулю, поджидал выхода Питэра на улицу.