Страница 15 из 56
Я опять не понимала, говорит он это всерьез или снова разыгрывает. Да и почему действительно не сделать кинофильм? Софья Сергеевна молчала, неопределенно улыбаясь, и мне казалось, что она подсмеивается надо мной. Анатолий тоже не помогал мне. Кузьма Михайлович сказал:
— А опыт этот, само собой, можно распространить и на школы: экономия миллиардная!
Тут уж я сообразила, даже заторопилась:
— Заставишь тогда учеников сидеть на уроках!
Они трое тотчас засмеялись. Анатолий и отец открыто, с удовольствием глядя на меня, Софья Сергеевна просто из приличия, считая, наверно, что я не бог весть какое остроумное замечание сделала. Анатолий пришел мне на выручку, но сказал словно не для меня:
— Ведь жизнь идет вперед, и в лекциях преподаватель должен учитывать это.
— Больше того, — неспешно проговорив Софья Сергеевна. — Студентам, видимо, не совсем ясно, что преподаватель ближе к артисту театра, чем кино. Ему так же необходим живой контакт с аудиторией.
Ела она очень мало, сидела, как Анатолий, а не расслабленно откинувшись на спинку стула, как Кузьма Михайлович. И движения ее рук были изящными, коротенькими, точно она не ела, а ковырялась в часах. И говорила вежливым, безразличным тоном, но я понимала, что она как бы снисходит до меня, поясняет и поучает. Вдруг встретилась с ее глазами, и в них на секунду мелькнуло такое высокомерно-пренебрежительное отношение ко мне, что я смутилась. Не такую, наверно, жену прочила своему сыну. Ну, это мы еще посмотрим!..
— Я бы так хотела, чтобы Анатолий со временем перешел на преподавательскую работу! Ведь уже само общение с молодежью так облагораживает…
А мне казалось, будто она говорит: «Я хочу, чтобы он перешел, и имею на это право. Я мать, а не какая-нибудь там скоропалительная знакомая!..»
Софья Сергеевна говорила или делала одно, а мне слышалось совсем другое.
Она, например, любезно подвигала мне другую подливку, действительно очень вкусную, как и все у нее, — я потом узнала, что она очень любила готовить, любила хозяйство и работу, по дому, — и говорила:
— Попробуйте, Танечка: совсем другой оттенок вкуса!
А я слышала: «Да понимаете ли вы вообще, что такое оттенок вкуса? Вам, наверно, главное побольше, а вкус — дело пятое!» И в движений ее рук тоже сквозила насмешка: где уж вам так изящно держаться за столом!
Но совершенно несомненно было одно: оба они очень любили Анатолия, гордились им. И он был послушным, почтительным сыном, искренне любящим родителей. Нелегко мне придется!..
Наконец Анатолий сказал:
— Ну, нам пора!
Я вздохнула с облегчением, сразу поднялась.
Когда мы с ним вышли, я все ждала, что он спросит, понравились ли мне его родители, но он не спросил, остановил такси, и мы поехали в Сад отдыха. И я уже с некоторым опасением ожидала знакомства с его приятелем и с женой этого приятеля — они должны были идти на спектакль вместе с нами. Но на этот раз все вышло хорошо и просто.
Еще издали Анатолий стал кивать высокому мужчине и женщине, стоявшей рядом с ним. Эта пара производила странное впечатление, и я удивилась: неужели между ними есть что-либо общее? И уж совсем невероятным казалось, что они муж и жена. У мужчины была гвардейская выправка, самоуверенное, лоснящееся лицо, пристальные, спокойные глаза. Стоял он чуть впереди, точно женщина пришла не с ним. И осмотрел меня сразу же тем взглядом, которым смотрят на хорошеньких женщин мужчины известного сорта. В нем было что-то от Гононова, заведующего галантерейным отделом в магазине. Женщина рядом с ним казалась очень худенькой, бледной и усталой, симпатичное большеглазое лицо ее — не по возрасту старым. И даже хорошее и дорогое платье выглядело на ней чужим. Известное сочетание «гусара-мужа» и жены — «прислуги за все».
— Мы опаздываем… — Она пожала мне руку, глядя с доброй улыбкой, негромко, словно нерешительно, представилась: — Вера.
— Виктор Терентьич! — Мужчина чуть задержал мою руку в своей, пристально глядя на меня, и, как бы придавая особое значение своим словам, сказал: — Имею честь быть начальником отдела в КБ, в котором и вы трудитесь на благо отчизны!
Я отняла руку. Анатолий, будто ничего не заметив, в тон ему продолжил:
— Причем Виктор Терентьич умеет на благо отчизны и трудиться и отдыхать.
И засмеялся; и они засмеялись.
— Все, что бы ни делал человек, если он это делает хорошо, в конечном счете идет на благо отчизны, — ничуть не обижаясь, сказал Виктор Терентьич.
— Пойдем, Терентьич, — мягко потянула его за руку Вера.
— Как она меня называет! Как называет!.. — с пафосом проговорил он.
Мы вошли в сад. Крикливо одетая билетерша надорвала наши билеты.
— Какой парадиз! — насмешливо пробормотал Виктор Терентьич, но с удовольствием оглядел эту пышную блондинку.
— Больше сдержанности, товарищ начальник! — сказал ему Анатолий.
Вера молчала, точно привыкла к такому поведению своего мужа.
В зале летнего театра зрители сидели на длинных скамьях, я оказалась между Анатолием и Виктором Терентьичем.
Погасили свет, началось шумное, яркое, немного беспорядочное и глуповатое эстрадное представление. Анатолий, близко придвинувшись, держа меня за руку, шепотом рассказывал о мюзик-холле. Виктор Терентьич косился на наши руки, громко и притворно вздыхал, если мы замечали его взгляды, в бинокль разглядывал танцующих девушек. Вера сидела с отсутствующим видом. И мне было чуточку жалко ее. Я подумала: нет уж, со мной такого никогда не случится! И все не могла понять: что же общего может быть у Анатолия с этим Терентьичем, почему именно с ним мы пошли в театр?
Когда зажегся свет, Виктор Терентьич сказал:
— Честное слово, Танечка выглядела бы лучше всех этих красоток на сцене. Особенно в подобном костюме! — И засмеялся.
Я покраснела, Анатолий промолчал, но я видела, что ему льстит восхищение Виктора Терентьича. Уж не похвастаться ли мной хотел он перед ним? Вера устало и безразлично сказала:
— Пойдемте попьем чего-нибудь, а?.. Предлагая что-нибудь, она всегда в конце ставила это нерешительно-вопросительное «а?».
— Идея! Молодец! — зашумел Виктор Терентьич, и мы мгновенно оказались в саду за столиком под тентом.
Мы трое выпили коньяку, а Вера лимонаду. И в это время к нашему столику подошли, покачиваясь, два парня типа Колика Выгодского. Один грубо сказал мне:
— Спляшем! — И взял меня за руку, кивнул на площадку, где танцевали и гремела музыка.
Анатолий тотчас встал, побледнев, Вера испуганно отодвинулась. Глаза Виктора Терентьича медленно темнели, лицо странно окаменело. Парней я нисколько не испугалась и, если бы не общество Анатолия и четы Вагиных, ответила бы им как следует. А сейчас только спокойно вывернула свою руку из руки парня и с любопытством ждала, что же будет делать Анатолий. Но он не успел и слова сказать: Виктор Терентьич резко приподнялся, точно бросаясь в атаку, схватил парней за шиворот и так отбросил их, что они растянулись на земле.
— Успокойся, Витенька, успокойся!.. — шептала Вера.
У Виктора Терентьича зло кривились губы; сжав кулаки, он подходил к парням. Анатолий — он перетрусил так сильно, по-мальчишески, что было неприятно смотреть, — цеплялся руками за Виктора Терентьича, удерживая его, бормотал что-то бессвязное.