Страница 9 из 51
Перед Людвигом стоял уже не весельчак из трактира, но подавленный человек, который говорил о музыке с таким убеждением, что ему показалось, будто он берет у него свой первый урок.
— Вы понимаете, что я говорю, Бетховен? — с горечью в голосе добавил Моцарт.
Юный Людвиг ответил страстно, без колебаний:
— Я понял лучше, чем вы думаете, сударь. Я так же отношусь к музыке. В ней моя жизнь! Я уже давно не хожу в школу, но провожу ночи, изучая самых великих мэтров. Я и сам уже написал несколько пьес, но они меня не удовлетворяют. Я знаю только одно. Я знаю… что музыка — моя жизнь!
Моцарт был потрясен ответом юноши. Он посмотрел в его глаза. Возможно ли такое?
Он снова сделал несколько шагов по комнате, переставив на ходу какие-то безделушки. «В конце концов… У меня предчувствие… Может, уже время…»
Людвиг прервал его мысли:
— Я знаю, вам не понравилось то, что я сыграл. Но тогда… тогда дайте мне тему, какую хотите. И вы увидите… вы увидите, что я ее разработаю!
Моцарт улыбнулся. Да, это время наступило.
Он повернулся к рабочему столу, полистал бумаги в папке и извлек оттуда два листка, написанных торопливой рукой.
— Прекрасно, молодой человек, — сказал он, возвращаясь к Бетховену, все еще сидящему за фортепьяно. — Вы не можете знать этого произведения, которое я написал уже два года назад. Это фантазия ут-минор,[35] она никогда не публиковалась. Вы сейчас исполните первые такты, а потом я отберу у вас партитуру, и вы продолжите, как захотите.
Моцарт положил листки на пюпитр, Бетховен бросил на них взгляд. Едва он сыграл несколько нот, как Моцарт взял партитуру назад. Продолжение Бетховен импровизировал.
Моцарт сел в кресло и, не глядя на Бетховена, слушал музыку юноши. Он невольно вспоминал, как он, Моцарт, восьмилетним мальчиком импровизировал на эту же тему. Людвиг справился со своей задачей очень быстро. Он проявил некоторую смелость в гармонии, что Моцарт сначала отнес на счет его молодости и отсутствия школы, но это повторялось и — в этом не было сомнения — являло собой собственный стиль музыканта. «Да, — подумал Моцарт, — он именно тот человек, который мне нужен».
Когда Бетховен закончил, Моцарту показалось, будто он снова обрел радость жизни.
— Браво! Bravissimo, маэстро! — вскричал он.
Бетховен подумал, что это очередная насмешка, и насупился, но потом понял, что Моцарт искренен, и улыбнулся.
Моцарт оперся рукой на фортепьяно.
— Сыграйте мне еще раз главную тему фантазии…
Не отводя от Моцарта глаз, немного удивленный Бетховен повиновался.
— Вы должны серьезно отнестись к этой теме, господин Бетховен, — заявил Моцарт. — Музыка говорит. И знайте прежде всего, что тема эта не моя. В истоке ее — старая фуга, написанная сорок лет назад…
8. ПАРИ
Париж, наши дни
Жорж Пикар-Даван, Паскаль де Лиссак и Пьер Фаран удобно расположились в гостиной Летисии. Она пригласила их выпить по стаканчику через день после экзамена в кабинете.
— Я просто счастлив, что ты наконец все закончила, дорогая, — сказал отец Летисии.
Это был шестидесятилетний мужчина с седеющими висками, но с живыми глазами и хитроватой улыбкой. На нем был костюм-тройка, сшитый на заказ, и держался он, как и в любых условиях, с элегантностью светского человека.
— Спасибо, папа, но знаешь, пока все еще под вопросом. Если я не получу первую премию, мне придется в будущем году все начать сначала…
— О нет, — проворчал Пьер, — только не сегодня об этом…
— Ты прав, не будем больше говорить об экзамене! Результаты будут через неделю. И тогда я… я сделаю каждому из вас в подарок по глиняному горшочку.
— Если вы не шутите, я познакомлю вас с одним замечательным мастером, которому мы в прошлом году посвятили передачу из цикла «Искусство и народное творчество», — сказал Паскаль.
В эту минуту прозвенел звонок у входной двери, и Летисия, поставив свой стакан, пошла открыть дверь. Она быстро вернулась, с ней был мужчина — тучный, лысоватый, с жизнерадостным лицом. Ему было, наверное, чуть более пятидесяти. Фигурой, густыми усами и старомодным костюмом он напоминал Бальзака.
— Господа, я полагаю, вам знаком Морис Перрен. Хотя бы по имени!
Вошедший любезно поздоровался с тремя мужчинами.
Пьер Фаран ответил с холодностью. Да, он знал его… по имени! Он был официальным рупором тех, кто держал в своих руках бразды правления, человек, который творил карьеры и ломал их. Член совета крупного издательства, он делал в музыке погоду, был создателем и душой передач на «Франс-мюзик», и его личное мнение звучало приговором. У Летисии были и такие связи…
Звонок прозвенел снова, и Летисия ввела последнего своего гостя, мужчину довольно высокого, худощавого, с редкими волосами и бегающими глазами. Она представила его:
— Я думаю, только Пьер здесь знаком с Огюстеном Дюпарком, профессором истории музыки в консерватории. Мсье Дюпарк всему научил меня в этой науке, которая является в какой-то степени синтезом всех других наук. Он принял сегодня мое приглашение, и я очень признательна ему.
Пьер Фаран невольно подумал, что у Летисии весьма странный крут общения. Слов нет, Дюпарк — блестящий педагог, но если то, что о нем говорят, правда…
Летисия подала профессору Дюпарку бокал с шампанским.
— Ну как вам, милая Летисия, тема фут?.. Не слишком трудная?
— И да, и нет. Во всяком случае, она преподнесла мне хороший сюрприз.
— Да? Какой же?
Летисия выпила глоток шампанского и направилась к пианино. Держа бокал в левой руке, она правой сыграла тему фуги.
— Вот… Вам это ни о чем не говорит?
Пьер Фаран и Морис Перрен погрузились в свою музыкальную память, но без успеха. На губах Жоржа Пикар-Давана блуждала легкая улыбка, которая могла навести на мысль, что он догадался, — или просто что он обожает свою дочь. Что же касается профессора Дюпарка, то он смаковал шампанское, и, казалось, взор его был обращен на какую-то книгу или безделушку в книжном шкафу.
Паскаль решился:
— Среди присутствующих я меньше всех разбираюсь в этом, но не кажется ли вам, что эта тема проистекает из произведения очень известного, вот к нему и надо восходить.
— Конечно же, Паскаль! — захлопала в ладоши Летисия. — Вам надо бы быть музыкантом.
— И что же это за известное произведение? — осведомился Морис Перрен. — Я, например, его не знаю.
— А вы, профессор? — спросила Летисия.
Дюпарк, лицо которого не выражало ничего, подумал несколько мгновений и бесстрастно бросил:
— Профессиональная тайна.
— Хорошо, — предложила Летисия, — чтобы помочь вам, я сейчас сыграю тему, которую вы только что прослушали, задом наперед.
Она сыграла ее, и на этот раз Пьер Фаран и Морис Перрен в один голос воскликнули:
— «Музыкальное приношение»!
— Да, «Музыкальное приношение» или, скорее, королевская тема, на основе которой импровизировал Бах по просьбе Фридриха Второго, перед тем как впоследствии развил ее в «Музыкальное приношение». Увидев этот сюжет, я проанализировала его, чтобы представить, что я могла бы сделать, а вы знаете — простите меня, Паскаль! — что противоположное движение, иначе говоря, запись темы в зеркальном отражении — классический прием. Перевернув тему, я ее тотчас же узнала, как наверняка узнали ее в эту минуту и остальные конкурсанты.
Летисия прервала свой рассказ, чтобы выпить глоток шампанского.
— И тогда ты обругала жюри, — сказан Пьер.
— И у вас появилась мысль отказаться, — добавил Морис.
— И вы в конце концов превзошли Баха, — заключил Паскаль.
Летисия от души рассмеялась и продолжила:
— Узнав королевскую тему, я, признаюсь, была обескуражена, потому что Бах разработал ее во всех направлениях и создал на ее основе две завершенные фуги на три и шесть голосов, десять канонов и даже сонату для трио! Все студенты знают эти произведения наизусть или почти наизусть! Но подражать Баху, вывернутому наизнанку!
35
Кёхель, № 475. — Примеч. авт.