Гвардеец

— Вот мерзавец. Кого порезал-то?

— Капрала пребраженского, слуг евойных, да поручика полку Измайловского.

— М-да, не повезло ему, что седни капитан-поручик Огольцов дежурит. Он ведь до перевода в Семеновский полк в Преображенском служил. Поди, знал капрала убитого.

— Так точно, знали. Когда заговорили об убитом, враз в лице переменились.

— А убийца никак из немцев, — осмотрев меня, пришел к заключению подпрапорщик.

— Так точно-с, барон курляндский Дитрих фон Гофен, — подал голос бледный.

Смотри-ка, успел войти в курс дела.

— Барон, — скривился подпрапорщик.

Похоже, мой титул здесь не котировался.

— Раздевайся, душегуб, — сердито приказал человечек.

— До трусов что-ли, — усмехнулся я, вспомнив визиты в поликлинику из той, прошлой жизни.

Вместо ответа с меня сорвали верхнюю одежду, оставив лишь в нательной рубахе и исподних штанах, стянули сапоги. Каменный пол был сырым и холодным. Пока служивые ретиво срезали пуговицы и выворачивали карманы, я стоял и поеживался. Происходящее вновь казалось каким-то абсурдом.

Что же такое происходит? То, что я каким-то образом угодил в прошлое — факт не вызывающий сомнений, но почему это произошло, причем именно со мной? Чем я лучше или хуже других? И как можно вырваться обратно, в родной двадцать первый век?

Закончив надругательство над вещами, служивые вытолкнули меня в коридор. Я увидел растерянного Карла, которого ждала та же участь, ободряюще подмигнул и двинулся, понукаемый нетерпеливыми конвоирами. Мы прошли по лестнице, спустились в полуподвал. От едкого дыма резало глаза, холод сковал конечности, заставляя зубы отбивать чечетку. Я ступал босыми пятками, чувствуя, как ледяные иголки начинают колоть их все выше и выше.

Мы добрались до крайней камеры.

— Стой, — приказал человечек.

Он поковырялся ключом в замке, пока один из караульных светил факелом. Дверь со скрипом отворилось. Я удивился, что она такая маленькая, мне бы пришлось согнуться пополам, чтобы пройти.

— Добро пожаловать, господин хороший, — со смешком произнес подпрапорщик.

— Я так понимаю, что встреча с адвокатом мне не светит.

— Иди уж, не заговаривай зубы, — мощным толчком меня запихнули в камеру.

Из проема полетели мои вещи, причем сапоги угодили прямо в лоб. Я стал поспешно одеваться, чтобы не потерять остатки тепла. Не хватало еще заболеть. Вряд ли здешняя медицина практикует что-то иное, кроме пускания крови.

Дверь захлопнулась. Я остался один в абсолютной кромешной темноте. Попробовал распрямиться, но понял, что потолок находится слишком низко, на ощупь нашел что-то вроде лежака и попытался лечь во весь рост. Увы, в длину комната была ничуть не больше. Ноги уперлись в стену. Пришлось свернуться калачиком.

Сырой лежак не добавлял комфорта. Одежда мигом промокла, стала противной и липкой. Я сжался в комок и стал греться внутренним теплом. Да, попал ты, Гусаров, как кур в ощуп. Выбор изумительный. Если к утру не окочуришься, сдохнешь от пыток. В справедливый и гуманный суд я перестал верить еще в детстве.

Внезапно дверь отворилась. Я приподнялся на лежаке и увидел, что в камеру вошел посетитель, в руках у него была свечка с дрожащим пламенем на конце.

— Игорь Николаевич Гусаров? — осведомился он.

— Да, — машинально кивнул я и тут же замер, пораженный догадкой. Здесь я был бароном фон Гофеном.

— Откуда вы знаете мое настоящее имя?

Глава 5

— Очень просто, я — тот, кто устроил ваш перенос в это время, — нерадостно усмехнулся он.

— Мне вас сразу придушить или помучить? — зло спросил я.

— Игорь Николаевич, право слово, что за разговоры между интеллигентными людьми? Я, конечно, понимаю, что хорошего в нынешнем положении мало, но тут не столько моя вина, сколько стечение обстоятельств. Позвольте, я лучше с вами на лежанку присяду. Другой мебели здесь все равно нет. Нам предстоит серьезный разговор, а ноги у меня не железные.

Улыбка с его губ исчезла. Подул сквозняк. Пламя свечи вспыхнуло ярче. Я успел разглядеть виновника своих бед — вроде не старого, лет сорок, но уже седого; с бородкой, прозванной шкиперской — в шестидесятых годах двадцатого века такие любили носить и физики, и лирики. Невысокий и очень худой, будь на пять килограммов меньше — вообще б не отбрасывал тени. Немного впалые глаза лучились бездонной добротой. Прямо живое воплощение святого сподвижника. И очень приятный, источающий обаяние голос. Ему бы на радио работать, новости о финансовом кризисе рассказывать, чтобы люди сразу в банки рубли на доллары менять не бегали.

— Присаживайтесь, — предложил я, освобождая место. — Рассказывайте, каким образом довели меня до цугундера.

— Что касается тюрьмы, то вы уж сами постарались, без моей помощи, — он поежился. — Холодно у вас.

— Ну, так, не у тещи на блинах.

— Да, — седой приподнялся и едва не стукнулся макушкой об потолок, — забыл представиться. Приношу извинения за невежливость. Я — Ка эР, — по первым буквам сокращение от «корректор реальности». Для простоты можете звать меня Кириллом Романовичем.

— Не могу сказать, что мне очень приятно.

— Игорь Николаевич, не дуйтесь, как мышь на веник. Фортуна в моем лице подарила вам невероятный шанс. В ваших руках ни много, ни мало — судьба страны. Вы патриот?

— Скажем так: есть слова, которыми бросаться не принято. «Патриот» относится к их числу. Родину не выбирают, Родину любят. Я люблю Россию, не уверен, что взаимно.

— Рад, что не ошибся в вас, Игорь Николаевич. Дело в том, что для выполнения миссии нужен человек вроде вас — тот, кто способен на многое, зная, что в итоге он не получит награды. Это редкое качество. Не стану мучить статистикой, а она у меня имеется, причем весьма подробная, но скажу, что именно русские в большинстве своем смогли выработать такое почти фатальное самопожертвование. Наверное, поэтому история безжалостно прошлась по России паровым катком. Практически все социальные модели отрабатывались на вашей стране, чтобы воплотиться потом с учетом допущенных ошибок в других государствах и не только… — он многозначительно замолчал.

Я сжал кулаки до боли в руках:

— Хотите сказать, что моя страна была чем-то вроде лабораторной крысы?

— Скорее полигоном для новых идей.

— Ценой в десятки миллионов загубленных жизней? — с ненавистью ощерился я.

Мне почему-то сразу стало ясно — мой визави не лжет. Такие, как он, обкатали десятки кровавых сценариев на территории моей страны, прошедшей столько тяжелейших испытаний. Первая мировая, свержение монархии, Октябрьская революция, гражданская война, коллективизация, индустриализация, Вторая мировая… Это первое, что пришло в голову, а сколько всего было, сколько за этим стоит сломанных судеб!

— Да, — потупился он. — Прогресс дорого обходится человечеству. Теперь пришла пора исправить несправедливость. Мы откорректируем реальность с вашей помощью.

— Кто вы? — сжав зубы, спросил я. — Ангел, демон, инопланетянин или…

— Всего лишь выходец из параллельного мира. Очень похожего на ваш, в чем-то лучше, в чем-то хуже. Мы строили его с оглядкой, используя ваш опыт. Благодаря этому сумели избежать двух мировых кровопролитных войн, без проблем вошли в стадию регулируемого капитализма, к которому вы постепенно придете после глобального мирового кризиса. И главное — мы смогли по достоинству оценить прогрессивность монархии. Она стала настоящим моего мира и будущим вашего.

— Позвольте, я знаю, что большинство европейских стран формально являются монархиями, но на самом деле короли в них царствуют, но не правят. Это скорее дань традиции.

— Безусловно, вы воспринимаете монархию в качестве некоего декоративного украшения. Но оценить ее истинное назначение сможете, только в самые трудные дни, когда понадобится решение человека, облаченного полнотой власти и обладающего моральным авторитетом; радеющего за свою страну, а не за то, чтобы успеть за несколько выборных лет набить карманы и сбежать в тихий уголок.