Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 129

23 декабря. — Мы прибыли в бухту Желания, расположенную под 47° широты на побережье Патагонии. Узкий залив, неправильно меняясь по ширине, врезается в сушу миль на двадцать. Зайдя в залив на несколько миль, «Бигль» бросил якорь перед развалинами старого испанского поселения.

В тот же вечер я высадился на берег. Первая высадка в незнакомой стране всегда очень интересна, особенно если, как в данном случае, на всем окружающем лежит свой особый, резко выраженный отпечаток. На высоте от 200 до 300 футов над порфировыми массивами простирается широкая равнина, поистине типичная для Патагонии. Поверхность совершенно гладкая и покрыта хорошо окатанной галькой вперемежку с какой-то беловатой землей. Там и сям разбросаны пучки грубой бурой травы, а еще реже попадаются низкорослые колючие кусты.

Погода здесь стоит сухая, приятная, ясное синее небо редко омрачается. Стоя посреди одной из этих пустынных равнин и глядя в глубь страны, видишь обыкновенно уступ другой равнины, несколько более возвышенной, но такой же плоской и пустынной, а во всех остальных направлениях горизонт виден смутно из-за колеблющихся потоков воздуха, поднимающихся, по-видимому, с нагретой поверхности земли.

В такой стране судьба испанского поселения была быстро решена: сухой климат в течение большей части года и повторявшиеся от времени до времени враждебные нападения кочевых индейцев принудили поселенцев бросить недостроенными свои жилища. Но уже в том стиле, в каком были начаты постройки, видна сильная и щедрая рука Испании старых времен. Все попытки колонизации этой части Америки к югу от 41° приводили к плачевным результатам. Бухта Голода — уже одно это название выражает долгие и тяжкие страдания нескольких сот несчастных людей, из которых выжил только один, чтобы рассказать о бедствиях остальных. В заливе св. Иосифа на берегу Патагонии было основано маленькое поселение, но однажды в воскресенье на него напали индейцы и перебили всех жителей, за исключением двух мужчин, которые пробыли потом много лет в плену. На Рио-Негро я беседовал с одним из них, теперь уже глубоким стариком.

Фауна Патагонии так же ограниченна, как и ее флора. На засушливых равнинах увидишь лишь несколько черных жуков (Heteromera), медленно ползающих туда и сюда, да изредка прошмыгнет ящерица. Из птиц здесь есть три грифа, а в долинах — несколько вьюрков, птиц насекомоядных. И бисы (Theristicus melanops, вид, который, говорят, встречается в Центральной Африке) нередко попадаются в самых пустынных местах; в их желудках я находил кузнечиков, цикад, маленьких ящериц и даже скорпионов. В одно время года эти птицы ходят стаями, в другое время — парами; крик у них очень громкий и своеобразный, вроде ржания гуанако.

Типичное четвероногое патагонских равнин — гуанако, или дикая лама; он играет в Южной Америке роль верблюда Востока. В диком состоянии гуанако — изящное животное с длинной стройной шеей и тонкими ногами. Он широко распространен во всем умеренном поясе материка и заходит на юг до островов у мыса Горн. Живет он по большей части небольшими стадами, от полудюжины до тридцати животных в каждом; но на берегах Санта-Крус мы видели стадо, в котором было, должно быть, не меньше пяти сотен голов.





Обыкновенно они дики и крайне осторожны. М-р Стоке рассказывал мне, что однажды увидел в подзорную трубу стадо этих животных, которые, очевидно, испугались и убегали со всех ног, хотя расстояние до них было так велико, что невооруженным глазом он не мог их разглядеть. Охотник часто узнает об их присутствии, заслышав издалека своеобразное пронзительное ржание — сигнал тревоги у гуанако. Пристально вглядевшись, он, вероятно, увидит стадо, выстроившееся в ряд на склоне какого-нибудь отдаленного холма. Если подойти поближе, они издают еще несколько взвизгиваний и пускаются как будто не спеша, но на самом деле довольно быстрым галопом по узкой проторенной тропе к соседнему холму. Но если случайно встретить одно только животное или нескольких вместе, то они обыкновенно стоят неподвижно и пристально смотрят на охотника, затем отойдут на несколько ярдов, оборачиваются и снова смотрят. Чем вызывается такое различие в их поведении? Не принимают ли они ошибочно человека издали за своего главного врага — пуму? Или же любопытство в них побеждает страх? Что они любопытны, в этом нет сомнений, потому что, если лечь на землю и выделывать необыкновенные телодвижения, например вскидывать ноги вверх, они всегда потихоньку подходят, чтобы рассмотреть человека. Эту проделку не раз успешно повторяли наши охотники, причем им удавалось, кроме того, произвести несколько выстрелов, которые животные принимали, очевидно, за часть представления. В горах Огненной Земли я не раз видел, как гуанако при моем приближении не только ржал и визжал, но и поднимался на задние ноги и прыгал во все стороны самым забавным манером, очевидно не считаясь с опасностью. Животные эти очень легко приручаются; в северной Патагонии я видел возле одного дома несколько прирученных гуанако, которым была предоставлена полная свобода. В прирученном состоянии они очень смелы и часто бросаются на человека, ударяя его сзади коленками. Уверяют, будто они делают это из ревности к своим самкам. Вместе с тем дикие гуанако не имеют никакого понятия о защите: даже одна только собака может удерживать одного из этих крупных животных до прихода охотника. Многими своими повадками они походят на овец в отаре. Так, если они видят, что к ним с нескольких сторон приближаются всадники, они сразу теряются и не знают, куда бежать. Это обстоятельство особенно благоприятствует охоте по индейскому способу, ибо таким образом животных сгоняют к некоторому центральному пункту и тут окружают.

Гуанако охотно идут в воду; в бухте Вальдес я несколько раз видел, как они переплывали с острова на остров. Байрон говорит, что он во время своего путешествия видел, как они пили соленую воду. Некоторые из наших офицеров точно так же видели стадо, пившее, по-видимому, соленую влагу из салины близ мыса Бланке. Я полагаю, что в некоторых частях страны им попросту больше нечего пить, кроме соленой воды. Среди дня они часто катаются в пыли в неглубоких выемках.

Самцы дерутся между собой; однажды двое из них, проходя мимо меня совсем близко, визжали и старались укусить друг друга; у некоторых из убитых самцов шкуры были глубоко изборождены. Иногда стада гуанако отправляются, по-видимому, в разведку; в Баия-Блан-ке, где в полосе на 30 миль от берега эти животные попадаются крайне редко, я однажды видел следы трех или четырех десятков гуанако, прошедших прямо к илистому солоноводному заливу. Должно быть, они поняли, что приблизились к морю, потому что с правильностью кавалерийского отряда развернулись и ушли обратно по такой же прямой линии, по какой пришли.

У гуанако есть одна странная привычка, совершенно для меня непонятная: они многие дни подряд откладывают спои экскременты в одну и ту же определенную кучу. Я видал одну из таких куч, которая имела 8 футов в диаметре и содержала большое количество помета. Согласно А. д'Орбиньи, это — привычка, общая всем видам данного рода; она очень выгодна перуанским индейцам, которые таким образом избавляются от труда по собиранию этого помета, служащего им топливом.

У гуанако есть, по-видимому, излюбленные места, куда они отправляются умирать. На берегах Санта-Крус в некоторых определенных местах, по большей части поросших кустарником и, как правило, расположенных поблизости от реки, земля сплошь бела от костей. В одном таком месте я насчитал от десяти до двадцати черепов. Особенно внимательно я осмотрел кости: они выглядели совсем не так, как те разбросанные кости, что я видел прежде, — обглоданные или в обломках, как будто их стащили в одно место хищные звери. В большинстве случаев животные перед смертью должны были пробираться сюда под кустами или между ними. М-р Байно сообщает мне, что в одно из своих прежних путешествий он видел то же самое на берегах Рио-Гальегос. Мне совершенно непонятна причина этого явления, но могу заметить, что на Санта-Крус раненые гуанако неизменно уходили к реке. На Сантьягу, одном из островов Зеленого Мыса, я, помнится, видел в лощине уединенный уголок, покрытый козьими костями; мы тогда воскликнули, что это, должно быть, кладбище всех коз острова. Я упоминаю эти незначительные обстоятельства потому, что в некоторых случаях они могли бы объяснить факт нахождения множества неповрежденных костей в пещере или под аллювиальными накоплениями, а также почему одних животных находят в осадочных породах чаще, чем других.