Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 33 из 129

В отложении пампасов в Бахаде я нашел костный панцирь какого-то исполинского животного вроде броненосца; внутренность панциря, очищенная от земли, была похожа на большой котел; я нашел еще зубы токсодона и мастодонта и один зуб лошади все в том же разрушенном и истлевшем состоянии. Этот последний зуб чрезвычайно заинтересовал меня, и я постарался с величайшей тщательностью удостовериться, что он попал сюда одновременно с прочими остатками; я тогда еще не знал, что среди ископаемых из Баия-Бланки находился зуб лошади, скрытый в материнской породе; не было тогда достоверно известно и то, что остатки вымершей лошади часто встречаются в Северной Америке. Недавно м-р Ляйелль прислал из Соединенных Штатов зуб лошади, и любопытно, что профессору Оуэну ни у одного вида, ни ископаемого, ни современного, не удавалось найти характерного для этого зуба легкого искривления, пока ему не пришло в голову сравнить его с тем экземпляром, который я нашел здесь; эту американскую лошадь он назвал Equus curvidens. Несомненно, в истории млекопитающих представляется удивительным тот факт, что в Южной Америке туземную лошадь, жившую там и исчезнувшую, спустя века суждено было сменить несметным стадам, происшедшим от нескольких лошадей, завезенных испанскими колонистами!

Существование в Южной Америке ископаемой лошади, мастодонта, полорогого жвачного животного, обнаруженного гг. Лундом и Клаузеном в бразильских пещерах, и, быть может, слона — факты в высшей степени интересные с точки зрения географического распределения животных. Если мы разделим современную Америку не по Панамскому перешейку, а по линии, проходящей в южной части Мексики по 20-й параллели, где обширное плоскогорье служит препятствием миграции видов, воздействуя на климат и образуя широкую преграду, перерезаемую кое-где долинами и спускающуюся вниз у изрезанного побережья, то получим две зоологические провинции — Северную и Южную Америку, представляющие резкий контраст между собой. Только каких-нибудь несколько видов перебралось через этот барьер, и можно считать, что они пришли с юга, например пума, опоссум, кинкажу и пекари. Для Южной Америки характерны многие ей одной свойственные грызуны, семейство обезьян, лама, пекари, тапир, опоссумы и особенно несколько родов отряда неполнозубых (Edentata), куда входят ленивцы, муравьеды и броненосцы. С другой стороны, для Северной Америки характерны (оставляя в стороне немногие кочующие виды) многочисленные ей одной свойственные грызуны и четыре рода полорогих животных (бык, овца, козел и антилопа), тогда как в Южной Америке из этого последнего большого подразделения не известно ни одного вида. В прошлом — правда уже в тот период, когда появилась большая часть ныне живущих моллюсков — в Северной Америке золились помимо полорогих животных слон, мастодонт, лошадь и три рода Edentata, а именно мегатерий, мегалоникс и милодон. Примерно в то же время (как о том свидетельствуют раковины в Баия-Бланке) в Южной Америке жили, как мы только что видели, мастодонт, лошадь, полорогое жвачное и те же самые три рода (наряду с еще несколькими) Edentata. Отсюда ясно видно, что уже в недавний геологический период общими для Северной и Южной Америки были эти несколько родов, и провинции эти тогда стояли гораздо ближе друг к другу по характеру своих наземных обитателей, чем в наше время. Чем больше я размышляю об этом обстоятельстве, тем более интересным оно мне кажется; я не знаю ни одного другого примера, когда мы могли бы почти точно отметить время и способ распадения одной громадной области на две четко очерченные зоологические провинции. Геолог, вполне осознавший те громадные колебания уровня земной коры, которые произошли в недавние периоды, не задумался бы предположить, что причина нынешнего зоологического разделения Северной и Южной Америки кроется в недавнем поднятии Мексиканского плоскогорья или, что более вероятно, в недавнем опускании суши в Вест-Индском архипелаге. Южноамериканский характер вестиндских млекопитающих указывает, по-видимому, на то, что архипелаг этот был некогда соединен с южным материком, а впоследствии оказался областью опускания.

Когда в Америке, особенно в Северной Америке, водились слоны, мастодонты, лошадь и полорогие жвачные, она была гораздо ближе в зоологическом отношении к умеренным областям Европы и Азии, чем теперь. Поскольку остатки представителей этих родов находят по обе стороны Берингова пролива и на равнинах Сибири, то в северо-западной окраине Северной Америки нам приходится видеть бывшее связующее звено между Старым и так называемым Новым Светом. А поскольку так много видов, как существующих, так и вымерших, тех же родов живет и жило прежде и в Старом Свете, то всего вероятнее, что североамериканские слоны, мастодонты, лошадь и полорогие жвачные переселились из Сибири в Северную Америку по опустившейся впоследствии суше около Берингова пролива, а отсюда — по опустившейся впоследствии суше Вест-Индии — в Южную Америку, где с течением времени смешались с формами, характерными для этого южного материка, и вымерли.

Во время путешествия по стране мне приходилось слышать несколько живых описаний последствий недавней великой засухи; рассказ о ней может пролить некоторый свет на вопрос, почему иногда находят погребенными вместе огромные количества самых разнообразных животных. Период с 1827 по 1832 г. называют gran seco — великой засухой. За это время выпало так мало осадков, что вся растительность, даже чертополох, пропала, ручьи пересохли, и вся страна приобрела вид пыльной большой дороги. Особенно сильна была засуха в северной части провинции Буэнос-Айрес и южной части Санта-Фе. Огромное количество птиц, диких зверей, рогатого скота и лошадей погибло от недостатка пищи и воды. Один человек рассказывал мне, что во двор его повадился ходить олень*** — к колодцу, который он вынужден был вырыть, чтобы обеспечить свою семью водой, — а куропатки едва в силах были улетать от преследования. По самой низкой оценке, потери крупного рогатого скота в одной только провинции Буэнос-Айрес составили один миллион голов. У одного скотовладельца в Сан-Педро накануне засухи было 20 тысяч голов крупного рогатого скота, а к концу ее не осталось ничего. Сан-Педро лежит посреди прекраснейшей местности, которая даже теперь опять изобилует животными; но под конец великой засухи для пропитания жителей на судах привозили живой скот. Животные разбегались с эстансий и, уходя далеко на юг, скоплялись и смешивались в таких количествах, что из Буэнос-Айреса направили правительственную комиссию для разрешения споров между владельцами. Сэр Вудбайн Париш сообщил мне о другом, более любопытном источнике споров: земля так долго была сухой и поднялись такие количества пыли, что межи в этой открытой местности стерлись, и люди не могли разобраться в границах своих поместий.

Один очевидец передавал мне, что скот тысячными стадами бросался в Парану, но, истощенный от голода, был не в силах выкарабкаться на илистые берега и тонул. Рукав реки, протекающий у Сан-Педро, был до того переполнен гниющими трупами, что, как говорил мне капитан одного судна, по реке нельзя было плыть из-за вони. Без сомнения, в реке погибли таким образом сотни тысяч животных; их разложившиеся трупы видели плывущими вниз по течению, и многие, по всей вероятности, погрузились на дно эстуария Ла-Платы. Все небольшие реки стали чрезвычайно солеными, и это вызвало смерть больших количеств животных в определенных местах, ибо животное, напившись такой воды, погибает. Азара описывает подобный случай: дикие лошади неистово устремились в болота, и тех, что примчались первыми, опрокидывали и давили следующие. Он добавляет, что не раз видел трупы погибших таким образом диких лошадей, и их бывало больше тысячи. Я заметил, что дно мелких речушек в пампасах бывало выстлано брекчией из костей6, но это скорее результат постепенного отложения, чем какой-нибудь единовременной гибели животных. За засухой 1827–1832 гг. последовал период обильных дождей, которые привели к большим наводнениям. Поэтому почти не приходится сомневаться в том, что тысячи скелетов были погребены под наносами на следующий же год. Что подумал бы геолог, увидев столь громадные собрания костей всевозможных животных всех возрастов, погребенные под толстым слоем земли? Не объяснил бы ли он это явление скорее потопом, разразившимся над земной поверхностью, вместо того чтобы приписать его обычному ходу событий?