Король пепла

— Руководи мной.

Король не отрывал взгляда от двух женщин. Его губы скривились от разочарования, когда он увидел, как они взлетели под потолок. Королева нащупывала Резонанс, чтобы найти силы и кинуться на него. Он должен был решиться на худшее и использовать сына, чтобы убить мать. До сих пор он надеялся сохранить Януэля в живых в сердце королевы, чтобы потом иметь их обоих подле себя, но теперь обстоятельства заставляли его отказаться от наследника и ограничиться королевой.

С того момента как она показалась на пороге крепости, он обратился к маши, которую изучали в Алых Башнях, чтобы пробить невидимые бреши, через которые он смог бы проникнуть к Фениксу Истоков. Януэль заметил лишь, что тот хранит молчание. Он не почувствовал, как незаметно росло влияние короля, атаковавшего основание того Великого Объятия, которое несколькими месяцами раньше, после гибели грифийского императора, позволило ему заключить Феникса в своем сердце.

Искусство мэтра Грезеля развернулось во всю мощь и подчинило Хранителя воле короля. Он хотел не управлять им, а лишь освободить его. Разрушить Великое Объятие, чтобы Феникс обрушился на Мать Волн и высушил ручьи Волны, которые текли в ее венах.

Януэль подумал, что Феникс наконец отвечает на его зов, но жгучее дыхание огненной птицы вдруг охватило его тело. Он попробовал восстановить контакт и с ужасом заметил первые трещины, появившиеся на стенках Великого Объятия. Он кинулся к его основанию, чтобы попытаться понять, что происходит, но тут же наткнулся на когти Хранителя, въедавшиеся в стены.

— Нет…

Он увидел силуэт короля и победное свечение, исходившее от него. Януэль как можно быстрее попытался помешать распространению трещин, но было уже слишком поздно. Первая стена пала, направив в сердце Матери Волн пылающий порыв ветра.

На тонких губах Матери Волн замер отчаянный крик — огонь ворвался в ее вены. В потоке пламени Волна испарялась, оставляя после себя лишь теплый пар. Этот прорыв парализовал ее правую ногу, которая взорвалась тысячью жгучих капель и превратилась в обожженный обрубок. Она чуть было не потеряла сознание от боли и не смогла уловить ритм Резонанса, с которым она только что соприкоснулась.

Со своей стороны Януэль пытался сделать невозможное, чтобы помешать разрушению стен, но отныне только король мог остановить начатый ритуал. Вторая стена, не выдержав напора, рухнула, высвободив еще один огненный шар, который тотчас устремился в тело Матери Волн. Жар испепелил левую руку Волны. Драконийка видела красноватый свет, исходивший от отмирающей руки, видела, как ткань ее платья обуглилась и исчезла, а плоть превратилась в жидкие опаловые жемчужины.

Меч Сапфира выпал из рук Матери Волн, прозвенев погребальными колоколами. Она услышала, как он повернулся в воздухе, а затем вертикально вошел в мраморную плиту.

Надежда, разбуженная Шендой, исчезала по мере того, как всё новые языки пламени вырывались из руин Великого Объятия. Януэль метался от одной трещины к другой, приказывая Фениксу остановиться. Огонь задел и его, несмотря на узы, связывавшие его с Фениксом, узы, которые король Харонии перечеркнул одним жестом. Януэль понял, как Хранитель страдал от своего заточения, несмотря на их близость. Движимый примитивным инстинктом, Феникс, так долго томившийся в темнице, разворачивал огненные крылья.

Мать и сын страдали вместе. Лишь несколько почерневших камней мешали Фениксу улететь окончательно. Король удерживал свое создание, чтобы насладиться этим мгновением и понаблюдать за струйками дыма, тянувшимися от рук и ног его жертвы. Он уничтожал тело, чтобы оставить лишь драгоценную душу, и заранее радовался танцу чародеев целителей, которые припадут к его ногам, чтобы подобрать футляр, достойный королевы.

Властители, собравшиеся на шахматной доске Алебастрового Зала, хранили торжественное молчание. Зачарованные мощью короля, они одни за другим сняли шлемы, чтобы следить за агонией Матери Волн. Властитель Арнхем, находившийся на некотором расстоянии от остальных, тоже обнажил голову. Впервые он испытывал искреннее восхищение по отношению к королю: когда-то он разгадал его тайну и даже пытался создать заговор, чтобы свергнуть его. Он совершил ошибку, встав на сторону старой харонской гвардии. Он признавал свое поражение и, движимый глубоким уважением, опустил глаза.

Этот, казалось бы незамысловатый, жест не позволил ему увидеть совсем рядом — меньше чем в трех локтях — изгиб лука, медленно проявившийся в темноте. По всей длине лука через регулярные промежутки были нанесены странные зарубки. Их вдохновителями были белые монахи, а сотворили их Каладры, чьи перламутровые клювы нанесли отметки Волны. Этот ритуал появился в темных еловых лесах, покрывавших каладрийские горы. Чтобы проложить первые тропы посреди враждебной природы, подчиненной воспоминаниям о Желчи Истоков, белые монахи нанесли подобные зарубки на стволы и ветви деревьев, чтобы вылечить пораженный лес.

Лучник стоял в проеме лестницы, ведущей на верхние этажи крепости. Нанесенные на лук зарубки должны были оградить его от власти Харонии.

Десять зарубок на десять вздохов.

Воздух, наполнявший грудь Черного Лучника, уже пять раз вырывался из его губ. С шестым он натянул тетиву. Волнение, которое когда-то заставляло дрожать его руку, теперь никак не влияло на его мышцы и нервы. Управляя своими движениями, он прицелился, вздохнув еще два раза. Стрела указывала на короля Харонии. Он задержал дыхание и последний раз выдохнул жизнь из своих легких. Тетива зазвенела на десятом выдохе, в тот самый момент, когда волшебство каладрийцев уступило Желчи. Разложение накинулось на сопротивлявшееся ему оружие и распространилось с молниеносной скоростью. Дерево и тетива превратились в пыль, и зло на миг остановилось. В течение последних столетий мало кому удавалось живым проникнуть в королевство мертвых. Очарованное и опьяненное разложение с радостью накинулось на тело Чана.

Стрела достигла цели в то мгновение, когда его сердце перестало биться. Она пролетела над толпой властителей, оставив в воздухе серебристый след. Железо, заколдованное каладрийцами, проникло в разлагающуюся плоть с влажным звуком. Король Харонии замер и отступил назад. Стрела пронзила его горло насквозь. Вскипевшая кровь текла по его телу. С изумленным лицом он отступил еще на один шаг. Руки, которые минутой раньше управляли разрушительными действиями Феникса, потянулись к горлу.

Он натолкнулся на подлокотник трона, качнувшись на самый кончик костистой шпоры. Его глаза встретили взгляд Матери Волн и увидели в нем лишь отражение собственной смерти. Он пошатнулся на краю пропасти и резко упал вниз. Он ударился оземь посреди толпы властителей. Мантия окутала его словно саван. В тот самый миг он и осознал, что мир, чьей гибели он так жаждал, был его собственным.

ГЛАВА 18

Бойцы отряда скользили по песку с прирожденной легкостью ликорнийцев. Мэл с обнаженным мечом едва поспевал за ними. С тех пор как они ступили на поле битвы, песок под их ногами превратился в кровавое месиво, что сильно затрудняло их продвижение. Мэл опасался, что болотистая почва нарушит четкий ритм шагов, необходимый ползущим под землей Аспидам для ориентации. Но членов отряда это, казалось, нимало не беспокоило. Они, должно быть, все предусмотрели.

Несколько раз они чуть было не столкнулись с харонцами. Ликорнийцы пригнулись, не замедляя шага, а Мэл замаскировал лезвие меча в складках накидки. Они остались незамеченными.

Отряд прошел между двух высоких дюн и двинулся зигзагами. Мэл пытался наблюдать за окрестностями, одновременно не упуская из виду ликорнийцев, что удавалось ему с трудом. Последние запомнили маршрут совершенно точно и ориентировались в этом лишенном примет пространстве, как в родной деревне.

Вдруг на них ринулся харонец, выросший точно из-под земли. Мэл поскользнулся в грязи, что позволило ему избежать прямой атаки. Согнувшись, он покрепче ухватил меч и нанес отличный удар по пояснице харонца, который рухнул на землю со сломанным позвоночником.