Страница 48 из 76
Кто-то достал веревку, и мы все десять человек связались ею, а затем последовали примеру нашего молчаливого друга и сели кто на кусок дерева, кто на плоский обломок скалы, и покатились по склону. Это было очень здорово, но довольно опасно. Мы часто с силой налетали друг на друга, со свистом проносясь в вихрях летящего навстречу снега. К счастью, никто из нас не пострадал, но после этого я заметил, что некоторые мои спутники с неохотой отправляются выше наших базовых лагерей. Когда я объявлял о новой экспедиции, больше всех проявляли беспокойство мои личные стражи.
Другим занятием в свободное время в этот начальный период была работа с Дэвидом Хауэрсом, английским писателем, над книгой "Моя страна и мой народ", в которой я впервые описал свою жизнь.
В 1961 году наше правительство опубликовало конспект "Проекта конституции Тибета". Все тибетское население приглашалось вносить критические замечания. И их поступило множество. Замечания относились главным образом к одной из важных статей, касающихся должности Далай Ламы. Чтобы официально оформить переход от теократии к полной демократии, я предусмотрел, чтобы Национальное Собрание имело возможность снять нынешнего главу с занимаемой должности большинством в две трети голосов. К сожалению, мысль о том, что Далай Лама может быть снят с должности, ошеломила многих тибетцев. Мне потребовалось объяснять, что демократия во многом согласуется с буддийскими принципами, и, возможно, несколько автократично настоять, чтобы эта статья была сохранена.
В начале того года, я посетил еще раз бригады строителей дорог и, кроме того, съездил в новое поселение в Билакупе. По прибытии я обнаружил, что все его обитатели выглядят почерневшими и худыми. Я сразу увидел, почему они были так пессимистично настроены. Лагерь представлял собой несколько палаток на краю леса, и хотя местность здесь оставалась такой же красивой, какой я запомнил ее по своему паломничеству, сама земля не сулила никаких перспектив. Кроме того, жар от горящего строительного мусора, к которому добавлялось палящее солнце, был почти непереносим.
Поселенцы поставили для меня специальную палатку со стенами из бамбука и брезентовой крышей. Но она хотя и была хорошо сделана, никак не защищала от страшной пыли, поднимаемой в процессе расчистки. Каждый день над всей, округой висело облако дыма и копоти. Ночью оно медленно опускалось, пронизывая все поры, так что утром вы вставали покрытыми хорошим слоем пыли. От таких условий беженцы совсем упали духом. Но я не мог ничего сделать для этих пионеров, кроме того, чтобы ободрить их, как умел. Я сказал, что мы не должны оставлять надежду, и заверял их, хотя сам с трудом верил в это, что в свое время мы опять будем процветать. Я обещал, что мы одержим победу. К счастью, они верили каждому моему слову, и, действительно, их положение мало-помалу изменилось.
Благодаря великодушию нескольких штатов Индии мы смогли в начале 1960-х годов основать более двадцати поселений, постепенно сняв людей со строительства дорог, так что теперь только несколько сот беженцев из общего числа в сто тысяч и более зарабатывают себе на жизнь в лагерях строительных рабочих. Но теперь они делают это по собственной воле.
Так как почти половина земель, предоставленных нам, была расположена в Южной Индии, я настоял на том, чтобы вначале посылались только самые сильные люди. Тем не менее, смертные случаи от солнечных и тепловых ударов в то время были так часты, что я стал сомневаться, правильно ли сделал, приняв землю в тропиках. И все-таки мне было ясно, что в конце концов мои соотечественники научатся приспосабливаться. Как они верили в меня, так и я верил в них.
Часто мне приходилось утешать беженцев в их горестях при посещении этих лагерей. Им трудно было привыкнуть к мысли, что они так далеко от дома без надежды увидеть льды или снега, не говоря уже о наших любимых горах. Вместо этого я говорил им о том, что будущее Тибета зависит от нас, беженцев. Если мы хотим сохранить нашу культуру и наш образ жизни, то единственный способ для этого состоит в создании сильных общин. Я говорил также о важности образования и даже о значении браков. Хотя на самом деле не очень-то подобает монаху давать такие советы, но я говорил тибетским женщинам, что они должны выходить замуж за тибетских мужчин, чтобы дети, которые родятся у них, были бы тоже тибетцами.
Большинство поселений было основано между 1960 и 1965 годом. В этот период я посещал их по возможности часто. И хотя я никогда не допускал мыслей о поражении, были моменты, когда наши проблемы казались непреодолимыми. Например, в Бандхаре в штате Махараштра первая партия поселенцев появилась весной, как раз перед началом жаркого сезона. За какие-то недели сотня (то есть пятая часть) из них умерла от жары. Когда я в первый раз посетил их, они пришли со слезами на глазах и умоляли эвакуировать их в более прохладное место. Я не мог сделать ничего другого, как объяснить им, что приезд пришелся на плохое время, но худшее уже, несомненно, позади, — так что им необходимо научиться приспосабливаться, как это делают уроженцы этих мест, и попробовать найти в своем положении какие-то преимущества. Я убеждал их подождать еще один год. Если через это время ничего хорошего не выйдет, тогда я обещал переселить их.
Как оказалось, с тех пор дела пошли на лад. Через двенадцать месяцев я снова приехал сюда и обнаружил, что поселенцы стали преуспевать. "Значит, вы не все умерли!" — сказал я, когда встретился со старостами лагеря. Они засмеялись и ответили, что все произошло так, как я говорил. Однако должен добавить, что хотя именно эта община с тех пор сделалась совершенно благополучной, оказалось невозможным привлечь более, чем семьсот с лишним поселенцев из-за проблемы с жарой. Как и в Билакупе, нам дали 3 тысячи акров земли из расчета один акр на человека. Но так как прибывших было меньше, мы утратили право на остальные 2 тысячи 300 акров, и их передали другим беженцам, — хотя они тоже долго не выдержали.
Одной из самых больших трудностей программы расселения было то, что хотя мы могли предвидеть многие препятствия раньше, чем они возникали, но случались такие, которые являлись для нас полной неожиданностью. Например, в одном месте люди испытывали большие трудности из-за диких кабанов и слонов забредавших на их землю. Животные не только уничтожали посевы, но время от времени их мчащиеся стада сбивали хижины и убивали людей.
Я помню, как один старый лама, который жил там, просил меня молиться в их защиту, но при этом он употреблял санскритский термин, обозначающий слона, — "хатхи". Буквально это означает "драгоценное существо" и относится к мифологическим слонам, которые символизируют милосердие. Я точно знал, что он имеет в виду, но очень удивился, услышав это слово в таком употреблении. Я предполагаю, этот монах ожидал, что реальные слоны — это животные, оказывающие благодеяния.
Случилось так, что много лет спустя, во время поездки по Швейцарии я осматривал одну ферму, где мне показали электрические изгороди. К большому удивлению моего гида я спросил, как он думает, нельзя ли отпугивать такими слонов. Он ответил, что если существенно поднять напряжение, то почему бы и нет. Поэтому я распорядился отправить одну такую изгородь в это упомянутое поселение.
Однако не все наши проблемы были практическими. Иногда сама наша культура затрудняет тибетцам адаптацию в новых условиях. В тот первый визит в Билакупе я хорошо помню, как поселенцы были озабочены тем, что поджоги, которые им приходилось производить, чтобы расчистить землю, становились причиной смерти бесчисленных мелких существ и насекомых. Для буддиста ужасная вещь заниматься таким делом, поскольку мы верим, что всякая жизнь, не только человеческая, священна. Несколько беженцев даже подошли ко мне и предложили прекратить работу.
Ряд проектов, созданных с помощью зарубежных благотворительных организаций, потерпели неудачу по подобным же причинам. Например, все попытки создать птицеводческие и свиноводческие фермы не имели успеха. Даже в своих стесненных обстоятельствах тибетцы проявили нежелание заниматься производством продуктов животноводства, что дало повод для проявления сарказма со стороны некоторых иностранцев, которые указывали на несоответствие между желанием тибетцев есть мясо и несклонностью производить его для себя.