Набег

Под вечер половцы, немного отступив, разложили костры и стали варить мясо в треногих котлах.

Защитники детинца, выставив сторожить несколько лучников, тут же на стене наскоро поели и прилегли отдохнуть, как жнецы в страду ненадолго засыпают на недожатом поле.

Глава IV

ВОДЯНЫЕ ВОРОТА

Господин Глеб в который раз обошел стены и убедительно попросил всех лучников, чтобы, пока луна еще не взошла, внимательнее следили они за рвом и если услышат шорох, то стреляли бы, не жалея стрел, потому что, возможно, разожгли половцы костры для отвода глаз, а сами под покровом темноты снова могут пойти на приступ. Затем он вернулся домой, сел в любимое свое высокое кресло в большой горнице, от ужина отказался и велел позвать к себе Георгия Глебовича.

Когда Георгий вошел, господин Глеб тихо сказал:

— Я тебя сегодня на крепостной стене не видел.

— Молоденек я еще, — ответил Георгий.

— Не так уж и молоденек, по пятнадцатому году. Моложе тебя там камнями в половцев кидали.

Георгий подумал, потом заговорил:

— Сам ты меня учил, батюшка, мудрой шахматной игре. В минуту опасности король прячется за турой, от противника заслоняется пешками.

— Да разве ты король? — воскликнул господин Глеб. — Под королем понимать надо власть, княжество, Киев. Мы же турой, крепостью, детинцем поставлены заслонять его, защищать своей жизнью.

— Один я у тебя сын и наследник, — упрямо сказал Георгий. — Не успею я жениться и детей родить — прекратится со мной древний наш род.

— О роде ты не беспокойся, — язвительно и гневно сказал господин Глеб. — Быть может, лучше было бы ему прекратиться.

Наступило молчание. Господин Глеб вздохнул и заговорил:

— Если ты боишься взойти на стену, может быть ты другую окажешь мне услугу? Еще два часа осталось до восхода луны. За это время проскочишь безопасно. Хочешь уйти из детинца?

Георгий не поверил своим ушам при нежданном этом предложении и переспросил:

— Как?

— Мы сможем продержаться два или три дня. Припасов хватило бы, может быть, и на неделю. Но все же одним нам половцев не отбить, и я на то не надеюсь. Послать гонца надо в Ростовец иль Неятин за помощью. Каждый человек, могущий держать в руках оружие, мне дорог. Половцев много — больше, чем нас. Хочешь, я пошлю тебя гонцом? Ежели ты боишься, то можешь не возвращаться с подмогой — скажешь, что я послал тебя в Киев. Но честью моей заклинаю тебя, серебряной моей сединой — торопись. Если за ночь не доскачешь ты до Неятина, если завтра к вечеру не будет подмоги, все мы погибнем… Вот тебе деньги на дорогу. — И он кинул на стол туго набитый кошель.

Глаза Георгия блеснули, но он спросил сдержанно:

— Как же мне выйти из детинца?

— С восточной стороны есть тайный ход, водяные ворота. Будь жив храбрый Микула Бермятич, пришлось бы поведать ему о моем позоре, что посылаю тебя, потому что худшего человека не нашел, все в детинце лучше тебя. А теперь ключ у меня, никто о том не узнает.

— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — сказал Георгий и усмехнулся.

Вскипев, страшным голосом крикнул господин Глеб:

— Трус, ты смеешься! — и ударил его по лицу. Георгий прижал к щеке белый платок и опустил глаза.

— Смотри мне в глаза! Смотри! Что ты замыслил?

Но Георгий ответил спокойно и тихо:

— Будь покоен, батюшка, все исполню, как надо. Вихрем помчусь за подмогой. — И оскалился. — Ведь каждый шаг коня будет удалять меня от опасности. В моей это выгоде.

— Пойди, приготовься, — сказал господин Глеб, внимательно глядя на него. — Я сам выведу коня…

Некому было принести Завидке поужинать, и Куземка взял его с собой в кузницу. Здесь Завидка с жадностью поел горячих щей, попросил еще, но спать ложиться не захотел, а вышел.

На площади было тихо. Измученные люди спали, тесно прижавшись друг к другу, будто стараясь и во сне удержать все, что осталось у них дорогого на свете. Изредка слышался тихий детский плач и шепот матери, утешающей ребенка.

Завидка осторожно пробирался меж спящих и все время думал, заперт ли замок или, может быть, в последний раз забыли его запереть. Он все никак не мог вспомнить, когда ж он был тут последний раз и у него ли тогда был ключ, у Василька или Куземки и заперли ли замок иль позабыли, и шел на авось, слабо надеясь, что вдруг раз в жизни ему повезет.

Меж клетей у прохода, который вел к водяным воротам, Завидка зажмурился и подумал: «Вот сейчас открою глаза, а замок-то отперт». Но все медлил. А когда открыл, то увидел двух людей, закутанных с головой в темные плащи. Первый, высокий и тонкий, придерживал рукой угол плаща, как бы боясь, чтобы ветер не отнес его в сторону и не открыл его лицо. Второй человек, такой же высокий, но намного шире в плечах, вел на поводу коня. Конская морда была обернута тряпкой — не заржал бы.

«Сейчас они пройдут, — подумал Завидка, — а я посмотрю, заперт замок или отперт. Сейчас пройдут… Что же они не мимо идут, а сюда?» И прижался к стене, чтобы его не увидели.

Тот, кто вел коня, отпер замок, и оба, с усилием толкая коня вниз по ступеням, скрылись за дверью.

«Вот и повезло мне! — подумал Завидка. — Не приди они да не отопри, был бы мне от ворот поворот. А теперь дорога открыта. Подождать, что ли, пока они подальше пройдут, чтобы не столкнуться с ними в проходе? Нельзя ждать, луна скоро взойдет! А вдруг они сейчас обратно вернутся и снова дверь замкнут? Авось проскользну».

И в самом деле, везло сегодня Завидке. В проходе веял ветерок-сквозняк, нес ночную прохладу. Значит, и выход был уже открыт. Кувырком слетел Завидка с земляных ступеней, выглянул наружу. Один из людей уж успел сесть на коня, другой прощался с ним. Завидка спрятался в кустах. Всадник ускакал, а пеший вернулся обратно, прикрыл за собою дверь входа.

«Задвинет он засов аль нет? — подумал Завидка. — Авось забудет. А не забудет, уж я как-нибудь через ограду обратно переберусь. Темно, небось не увидят. А будто уж и посветлей стало. Надо торопиться».

Перебравшись обратно через невысокий внешний вал, на котором с этой стороны не было тына, он спустился в ров и бесшумно покрался к западной стороне вала. Луны еще не было, но туман над тихо журчащей Рублянкой, казалось, светился. Завидка подумал, что сверху его могут увидеть, лег на живот и пополз.

Первый половец издали показался ему темным пятном на земле, невысоким неровным холмиком. Случайно Завидка задел его рукой и едва не вскрикнул, но удержался, прикусив губы, и ощупью стал искать лук. Лук был сломан. Завидка пополз дальше. Второй половец лежал под конем, и достать его лук Завидке было не под силу. У третьего почему-то лука совсем не было. Теперь убитые половцы лежали все чаще. Все ясней становилось видно. Скуластые лица ощерили зубы, усмехались неподвижно и страшно. Завидка в тревоге поднял голову. Луна еще не взошла.

Вдруг прямо перед собой Завидка увидел на земле лук — такой, как ему хотелось. Не большой, но и не маленький, такой, что он мог бы его натянуть, из неведомого дерева, крепкий и гибкий, с набитыми стальными полосками. Никто не держал лук, он был просто брошен на землю. Рядом с ним мертвый половец смотрел на Завидку, оскалив желтые зубы. Завидка, не отводя от него глаз, потянул лук к себе. Стальные полосы зазвенели, задев за кольчугу. В то же мгновение со свистом пролетела стрела и впилась в мертвого, задев Завидку и разорвав рубаху на его плече.

Завидка замер, не смея повернуть голову. Но все было тихо. Стрелец на стене, наверно, также стоял, затаив дыхание, прислушиваясь к темноте.

Наконец Завидка шевельнулся. Снова просвистела стрела. Но медлить было нельзя. Уже поднималась над степью чуть ущербная луна. Еще немного, и она зальет все кругом своим отчетливым белым светом. Ползти, прячась в тени мертвецов, замирая и пережидая, не было времени. Завидка вскочил и побежал. Стрелы градом сыпались вдогонку, но он уже успел добежать до кустов, затем перескочил невысокий наружный вал, упал, толкнул руками дверь. Дверь была изнутри заложена засовом — путь в детинец отрезан. А о том, чтобы перебраться через два вала, да через высокую изгородь, и думать было нечего. Пока вскарабкаешься на первый вал — увидят. Примут за половца, убьют — дохнуть не успеешь. Чудо, что и сюда под стрелами лучников добрался живым.