Страница 17 из 54
– Д-да? – пробормотала она, заставив себя поднять глаза.
– Поверь, совершенно не важно, что о тебе думают люди.
– Для меня важно.
– И все-таки не стоит показывать, что тебя задевает чужое мнение, – посоветовал Джон.
Она снова огляделась.
– К завтрашнему дню перевес в ставках, несомненно, будет в твою пользу. Во всех клубах. Мужчины будут аплодировать тебе за то, что наконец-то заставил дерзкую, скандальную, непокорную фурию-жену выполнить свой долг.
– Если они будут говорить именно это, значит, не слишком хорошо тебя знают.
– Потому что я намерена выиграть нашу маленькую войну?
– Нет. Потому что ты не фурия, – рассмеялся он. – А вот непокорная – дело другое.
Будь проклят он со своим обаянием! Он может делать все, что угодно, говорить все, что угодно, и все же были моменты, когда он мог рассмешить ее.
Виола, ничего не ответив, отвернулась.
После того как лакеи поставили корзинку и мешок рядом с Джоном, тот отпустил их. Они отошли на почтительное расстояние, но все же оставались достаточно близко, чтобы при необходимости немедленно откликнуться на зов.
Джон развязал тесемки кожаного мешка и вытащил бутылку шампанского. С бутылки стекали капли воды от растаявшего льда, в котором оно охлаждалось.
– Шампанское? – вскинула брови. Виола. – Не слишком ли ты далеко заходишь, Хэммонд?
– Слишком, – согласился он, вытаскивая из корзины бокал. Открыл бутылку и налил золотистую пенистую жидкость в высокий хрустальный сосуд.
– Что еще ты привез? – спросила она, беря протянутый бокал и даже не пытаясь скрыть любопытство. – Наверное, устриц? Или, поскольку у нас есть шампанское, возможно, клубнику в шоколаде?
Джон покачал головой и отставил бокал.
– Нет-нет, кое-что получше. То, что ты любишь гораздо больше. Лепешки.
Он сунул руку в корзину. Вытащил миску с круглыми золотисто-коричневыми лепешками, поставил на одеяло. За лепешками последовал маленький горшочек с джемом.
Виола обожала лепешки и джем. Значит, он и это помнит.
Она поняла, что у Джона перед ней огромное преимущество. Слишком много он знал: как ей хочется есть в это время дня, какую еду предпочитает, как тает, когда он целует ее в шею…
– И, разумеется, ежевичный джем, – вздохнула она.
Джон открыл горшочек, задумчиво заглянул внутрь и улыбнулся уголком рта.
– Знаешь, ты права, – объявил он, довольно неуклюже изображая изумление. – Твой любимый. Какое совпадение!
– Ты бессовестно пытаешься подольститься ко мне! – воскликнула она. – Снова втереться в доверие!
«Заставить снова влюбиться в тебя…»
– Верно, – с готовностью согласился он, отставив горшочек и наливая себе шампанского, после чего откинулся назад и оперся на руку.
Виола покачала головой. Кажется, он абсолютно безразличен к тому, что его разоблачили.
– А что, уже действует? Уже?
Виола нахмурилась и сделала глоток шампанского.
– Полагаешь, твоя победа – всего лишь вопрос времени? С твоей стороны весьма самонадеянно думать, будто меня можно столь легко завоевать, да еще используя такую нехитрую тактику, как пикники и шампанское!
– Означает ли это, что ты не хочешь лепешек? – деланно удивился он.
Виола поджала губы и склонила голову набок. При виде лепешек решимость ее поколебалась.
– А сливки? Ты привез сливки?
– Разумеется.
Он отставил бокал и вынул еще один горшочек.
– Передай мне лепешку, – сдалась Виола, в свою очередь ставя бокал на тарелку.
Он разрезал лепешку вдоль и вручил ей обе половинки вместе с ложкой.
– Так и знал, что лучший способ действий – это подкуп.
– Наоборот, – проворчала она, накладывая взбитые сливки на лепешку. – Меня не одурачишь. Лепешки, джем, шампанское. – Она с аппетитом надкусила лепешку. – Ничего тебе не поможет.
– Виола, сжалься, – взмолился он, тоже принимаясь за лепешку. – На что мне приходится идти, чтобы завоевать твою благосклонность!
Виола не удержалась от улыбки, глядя, как он запихивает в рот половину лепешки, намазанной толстым слоем сливок и джема.
– Я страдаю. Ты ведь знаешь, я предпочитаю абрикосовый джем ежевичному!
Он стер большим пальцем с уголка губ каплю джема, слизнул и многозначительно уставился на нее:
– Но ежевика имеет свои достоинства.
Она распознала этот взгляд. Распознала разумом, телом и сердцем. Этот горячий, проницательный взгляд. И напряглась, наблюдая, как он откладывает недоеденную половину лепешки. Но не смогла подняться и отскочить, когда он подвинулся ближе, так, что коснулся ее бедра своим.
– У тебя весь рот в джеме.
– Ты все это придумал, – не поверила она, продолжая жевать, но все же провела пальцем по губам, чтобы удостовериться, не лжет ли он. – И никакого джема у меня на губах нет.
Джон небрежно опустил палец в горшочек с джемом, подцепил немного и коснулся ее рта.
– Теперь есть.
Это игра, их игра, в которую они часто играли когда-то. Во время таких пикников, если никто не смотрел, Джон мазал джемом ее губы, а потом стирал его поцелуями. Когда они поженились, это стало частью их утреннего ритуала. Завтрак в постели, ежевичный джем и любовь… Он говорил об этом еще вчера, а сегодня снова напомнил ей. Напомнил о ее давних чувствах к нему, вновь вытаскивая на свет божий подробности, которые она вынудила себя забыть.
– Ты всегда любила постельные игры по утрам…
Джон подался вперед. Теперь его губы были совсем близко. И этот понимающий взгляд…
Внезапно показалось, что все ее попытки быть холодной и отчужденной совершенно тщетны. Что-то светившееся в золотисто-карих глубинах его глаз рождало жар в ее теле, таявшем, словно сливочное масло на полуденном солнце. Он нагнулся еще ближе.
Она ненавидела его. Ненавидела!
Его губы почти касались ее рта.
– Не хотелось бы, чтобы ты весь день проходила измазанная джемом. И что скажут люди? Я мог бы сделать тебе одолжение и сцеловать его.
Виола безуспешно пыталась взять себя в руки.
– Какое благородное предложение. Я слышу голос истинного джентльмена! Но не забывай, что это публичное место.
– Это не играет роли, когда люди женаты, – тихо рассмеялся Джон, почти касаясь губами ее губ.
Виола уперлась ладонью ему в грудь, пытаясь отстраниться.
– Неужели даже на людях я не могу чувствовать себя в безопасности от твоих назойливых ухаживаний?
– Не только на людях, но и в любом месте, – коротко ответил Джон.
Виола замерла. Джон застыл. Оба не двигались, словно завороженные ее нерешительностью. Его грудь казалась под ее ладонью твердой мускулистой стеной, но сердце билось так же тревожно, как и ее собственное. Возможно, это всего лишь игра воображения, потому что трудно различить биение сердца под белой полотняной сорочкой и жилетом цвета кофе, однако в глазах безошибочно читалось желание.
Как давно он не смотрел на нее так. Сколько лет прошло с тех пор, как она жаждала этого взгляда!
Но больше не жаждет. Теперь не жаждет.
– Это неприлично, – нахмурилась Виола, пытаясь вновь стать ледяной богиней. – Хэммонд, ты забываешься!
– Виола, не собираешься ли ты напомнить мне о моих манерах, когда у самой весь рот в джеме?! – негодующе воскликнул он.
– Собираюсь!
Она вытерла липкий джем, которым он намазал ей губы. Хватит с нее подобных игр!
– Что ты наделала? – вознегодовал Джон улыбаясь. – Размазала по лицу и теперь будешь ходить с огромным лиловым пятном!
Он провел пальцем по ее щеке.
– Прямо здесь.
У нее перехватило дыхание. Неужели она забыла нежные прикосновения Джона? Больше восьми лет прошло, и все же по телу, как тогда, бежит озноб. Кажется, это было только вчера.
– На нас смотрят, – в отчаянии прошептала Виола.
Его пальцы продолжали ласкать ее щеку.
– Если они смотрят, – прошептал он, впившись взглядом в ее губы, – дадим им пищу для сплетен!
Его голос звучал хрипло, тихо, словно он испытывал то же самое, что и она.