Страница 10 из 27
Целесообразно ограничить поле нашего исследования XIX веком, потому что для установления закономерности нам нужны только законченные процессы. Говорить о незаконченных процессах можно лишь в порядке прогнозирования, а для последнего нужно иметь в руках формулу закономерности, ту самую, которую мы ищем. Кроме того, при исследовании явлений XX в. возможна аберрация близости, при которой явления теряют масштабность, как и при аберрации дальности. Нет необходимости ставить под угрозу исследование, привлекая материал не откристаллизовавшийся и не получивший твердого научного истолкования. Поэтому мы ограничимся для постановки проблемы эпохой в 3000 лет, с XII в. до н.э. по XIX в. н.э., как наиболее полно изученной.
5. Мы исследуем наш обильный материал путем синхронистической методики, основываясь на сопоставлении сведений, достоверность которых не вызывает сомнений. Новое, что мы собираемся внести, будет сочетание фактов в предлагаемом нами аспекте. Это необходимо, потому что калейдоскоп дат в хронологических таблицах, приложенных к «Всемирной истории», не дает читателю никакого представления о том, что происходило с народами на протяжении их исторической жизни.
Предлагаемая методика характерна не столько для гуманитарных, сколько для естественных наук, где установление связей между фактами, на основании статистической вероятности и внутренней логики явлений, является единственным путем для построения эмпирического обобщения, которое считается столь же достоверным, как и наблюденный факт [46, стр. 19].
Эмпирическое обобщение не является ни гипотезой, ни популяризацией, хотя оно строится не на первичном материале (опыте, наблюдении, чтении первоисточника), а на уже собранных и проверенных фактах. Сведение материала в систему и построение концепций есть средняя стадия осмысления проблемы, предшествующая философскому обобщению. Для наших целей нужна именно эта средняя ступень.
6. Подобно тому как движение Земли является составляющей из многих закономерных движений (вращение вокруг оси, вращение вокруг Солнца, смещение полюса, перемещение со всей планетной системой по Галактике и многие другие), так и человечество, антропосфера, развиваясь, испытывает не одно, а ряд воздействий, изучаемых отдельными науками. Спонтанное движение, отраженное в общественном развитии, изучается историческим материализмом; физиология человека – область биологии; соотношение человека с ландшафтом – историческая география – находится в сфере географических наук; изучение войн, законов и учреждений – история политическая, а мнений и мыслей – история культуры; изучение языков – лингвистика, а творчества – филология и т.д. Где же помещается наша проблема?
Начнем с того, что этнос, как, например, язык, явление не социальное, потому что оно характерно для всех формаций. Влияние спонтанного общественного развития на становление этносов – экзогенно. Для того, чтобы оказать воздействие на формирование или разложение этносов, линия общественного развития трансформируется через призму истории, как политической, так и культурной. Поэтому можно сказать, что проблема этногенеза лежит на грани исторической науки там, где она из гуманитарной плавно переходит в естественную.
Поскольку все явления этногенеза происходят на поверхности земли в тех или иных географических условиях, то неизбежно возникает вопрос о роли ландшафта, как фактора, определяющего экономические возможности человеческих коллективов – этносов [68, стр. 70 – 88; 140, стр. 412 – 416]. Но сочетания истории с географией для нашей проблемы недостаточно, потому что речь идет о живых организмах, которые, как известно, всегда находятся в состоянии либо эволюции, либо инволюции и взаимодействуют с другими живыми организмами, образуя сообщества – биоценозы.
Таким образом, следует поместить нашу проблему на стыке трех наук: истории, географии – ландшафтоведения и биологии – экологии и генетики. А коль скоро так, то можно дать второе приближение определения термина этнос: этнос – специфическая форма существования вида Homo sapiens, а этногенез – локальный вариант внутривидовой эволюции, определяющийся сочетанием исторического и хорономического (ландшафтного) факторов.
Может показаться экстравагантным аспект, в котором человечество предстает как антропофауна, но начало этому типу исследований положили Дарвин и Энгельс. Последний даже определил, что стимулом развития цивилизации были не столько идеи или глубокие политические соображения, сколько алчность [176, стр. 176] – эмоция, коренящаяся в сфере подсознания, функция высшей нервной деятельности, лежащей на грани психологии и физиологии. Следуя научной традиции, мы обращаем внимание на ту сторону человеческой деятельности, которая выпадала из поля зрения большинства наших предшественников .
7. При изучении общих закономерностей этнологии прежде всего надлежит усвоить, что реальный этнос и этноним, т.е. этническое наименование, не одно и то же. Часто мы встречаем несколько разных этносов, носящих одно и то же имя, или, наоборот, один этнос может называться по-разному. Так, слово «римляне» (Romani) – первоначально означало граждан полиса Рима, но отнюдь не соседей италиков или даже не латинян, обитавших в других городах Лациума. В эпоху Римской империи I – II вв. количество римлян возросло за счет включения в их число почти всех италиков и многих жителей провинции, отнюдь не латинского происхождения. После эдикта Каракаллы 212 г. римлянами были названы все свободные жители муниципий на территории Римской империи, в том числе: греки, каппадокийцы, евреи, берберы, галлы, иллирийцы, германцы и др. Понятие «римлянин» как бы потеряло этническое значение, но этого на самом деле не было: оно просто его изменило. Общим моментом вместо единства происхождения и языка стало единство даже не культуры, а исторической судьбы. В таком виде данный этнос просуществовал три века – срок изрядный – и не распался. Наоборот, он трансформировался в IV – V вв. вследствие принятия христианства как государственной религии, которая стала после первых четырех соборов определяющим принципом. Те, кто признавал оные соборы, санкционированные государственной властью, были своими, римлянами, а кто не признавал – становился врагом. На этом принципе сформировался новый этнос, который мы условно называем «византийцами», но они-то сами называли себя «ромеями» (P??????), т.е. «римлянами», хотя говорили они по-гречески. Постепенно в число ромеев влилось множество славян, армян, сирийцев, но название «римлян» они удержали до 1453 г., до падения Константинополя. Ромеи считали «римлянами» именно себя, а не население Италии, где феодалами стали лангобарды, горожанами – сирийские семиты, а крестьянами – бывшие колоны из военнопленных всех народов, когда-либо побежденных римлянами империи. Зато флорентинцы, генуэзцы, венецианцы и другие жители Италии считали «римлянами» себя, а не греков и на этом основании утверждали приоритет Рима, в котором от античного города оставались только руины.
Третья ветвь этнонима «римляне» возникла на Дунае, где после римского завоевания Дакии было место ссылки. Здесь отбывали наказание за восстания против римского господства фригийцы, каппадокийцы, фракийцы, галаты, сирийцы, греки, иллирийцы, короче говоря, все восточные подданные Римской империи. Чтобы понимать друг друга, они объяснялись на общеизвестном латинском языке. Когда римские легионы ушли из Дакии, потомки ссыльнопоселенцев остались и образовали этнос, который в XIX в. принял название «румыны», т.е. «римляне».
Если можно еще усматривать историческую преемственность между «римлянами» эпохи Республики и «римскими гражданами» эпохи поздней Империи, хотя бы как постепенное расширение понятия, функционально связанного с распространением культуры, то у византийцев и римлян нет даже такой связи. Отсюда вытекает, что слово меняет смысл и содержание и не может служить опознавательным признаком этноса. Очевидно, надо учитывать еще и контекст, в котором это слово несет смысловую нагрузку, а тем самым эпоху, потому что с течением времени значение слов меняется. Это еще более показательно при разборе этнонимов «тюрк», «татар» и «монгол» – пример, мимо которого нельзя пройти.