Нежная обманщица

— Только не вы, Сесил!

— Добрый вечер, милорд. Пусть это и в голову вам не приходит, мой мальчик, — прогудел Холбрук и пожал Нику руку. — У меня не много людей, но все они — ваши.

— Не все убежали, Ник, — с удовлетворением произнес Тристан. — Лорд Холбрук говорил со многими. Они нас поддержат.

Ник перевел взгляд на Сесила. Тот кивнул:

— Бартоломью — напыщенный осел и хвастун. Его не любят.

Ник задумался, потом спросил:

— Сколько у нас людей?

— Э-э-э… — протянул Холбрук. — Не так уж мало. — И он посмотрел на Тристана.

У того дернулся мускул на лице.

— Меньше двухсот.

Ник отвернулся и стал смотреть на арьергард убегающих сподвижников, чтобы Тристан не прочел в его глазах неуверенности.

На Хартмур опустились сумерки. В свинцовом небе громоздились багровые тучи, воздух быстро остывал, изо рта у людей шел пар.

«Такого не может быть», — отстраненно думал Николас. Два дня назад все было благополучно, а теперь положение стало критическим. Ник не знал, успеет ли Рэндалл к королю. Если нет, то битва, которую так легко было выиграть, теперь, когда у них осталось меньше половины воинов, превратится в кровавую бойню на чужой земле. Что может быть хуже?

Но тут из зала донесся отчаянный крик — Николаса звала мать.

Лабиринт коридоров в Хартмуре опустел. Симона решила, что большинство гостей укрылись в своих покоях за плотно закрытыми дверями, чтобы отгородиться от мрачной атмосферы, воцарившейся в замке после возвращения Ника из Обни. Она радовалась, что не встретит никого из брызжущих ядом придворных, однако хартмурские слуги тоже куда-то подевались, очевидно, толкались в зале рядом со своими господами, которые напряженно ждали перемен в состоянии лорда Хандаара.

Симона знала, что следует делать. Она заберет у старухи Дидье и, предупредив Женевьеву, попробует добраться до Лондона, чтобы просить милости у короля Вильгельма. Потом останется разве что вернуться во Францию. Тогда-то Симона и расскажет Дидье правду об их отце.

Но не сейчас. Господи, прости ей эгоизм, но она не может сейчас отпустить Дидье. Тогда у нее никого не останется.

— Леди Симона, вот вы где. — Симона, чьи нервы были напряжены до предела, подпрыгнула от неожиданности. Обернувшись, она увидела леди Хейт с Изабеллой на руках. — А я вас искала. Только что заглянула к вам в спальню. — Хейт пристально вглядывалась в лицо Симоны: — Как вы себя чувствуете?

Симона попыталась улыбнуться:

— Намного лучше. Я ведь тоже вас искала.

Изабелла пискнула.

— Да-да, дорогуша, идем баиньки, — промурлыкала Хейт дочери. — Она только что поела и хочет спать. Сладенькая моя!

Симона еще раз вымученно улыбнулась, но улыбка тут же угасла.

— Леди Хейт, где Дидье?

— Вот поэтому-то я вас и искала, — мягко проговорила Хейт. — Пошли. — Она двинулась к повороту.

Хейт знала Хартмур гораздо лучше, чем Симона, и молодой баронессе приходилось почти бежать, чтобы поспеть за своей рыжеволосой провожатой. Они остановились у двери в коридоре, примыкающем к той части дома, где располагались покои хозяина. Из-за двери раздался треск. Симона вздрогнула.

— О Боже, кто там?

— Минерва. И разумеется, Дидье. — Хейт взглянула на Изабеллу и погладила ее по головке. Девочка уже спала. — Соберитесь с духом, — посоветовала она Симоне.

Симона, робея, прошла за Хейт в комнату.

— Но почему… — Слова замерли на губах, когда Симона увидела, что там делается.

Старуха удобно устроилась на постели, прикрывшись меховой полостью. В комнате стояла такая лютая стужа, что у Симоны перехватило дыхание. Под потолком в бешеном танце кружились предметы: канделябр, щипцы, кожаная Домашняя туфля, горшок. Они двигались так быстро, что трудно было разглядеть каждую вещь в отдельности. Внезапно горшок сорвался со своей орбиты и грохнулся об пол. Симона испуганно вскрикнула.

— Леди Хейт! Что это? — Хейт в это время укладывала дочку в маленькую кроватку, которая странно светилась призрачным светом. Ответить Хейт не успела — прямо перед Симоной возник Дидье. Он очень изменился. Обычно он выглядел здоровым и вполне реальным, сейчас же от него осталась лишь бледная серая тень. Дидье обеими ручками держал свое белое перышко и полными отчаяния глазами смотрел на Симону.

— Сестра! Заставь ее уйти! — Его голос звучал слабым эхом. Симона заметила, что с брата как будто стекает вода, хотя лужи у ног…

…Нет, ног у него уже не было, тело заканчивалось туманным облачком в нескольких дюймах от пола. Симону охватил ужас.

— О Боже, Дидье! — Она набросилась на старуху: — Что вы с ним делаете?

— Успокойся, детка, — ответила Минерва. — Не надо бояться. Все в порядке. — Ведьма посмотрела на Дидье, и ее глаза потемнели. — Ладно, парень, давай дальше. И перестань пугать сестру.

Она взмахнула скрюченными пальцами. Дидье вдруг приподнялся над полом, с ужасным воплем попятился от Симоны и вместе с вереницей предметов закружился под потолком. У Симоны похолодело сердце.

— Немедленно прекратите! — в ужасе прошептала она, хватаясь за спинку кровати. — Вы же убиваете его!

Старуха приподняла бровь.

Симона застонала от отчаяния и повернулась к Хейт:

— Леди Хейт, пожалуйста!

— Симона, тут ничем нельзя помочь, — ответила Хейт и обернулась к Минерве: — Что, сопротивляется?

Старуха фыркнула.

Хейт мягко взяла Симону за локоть и отвела подальше от кровати. И вовремя. Тяжелый серебряный кубок с грохотом упал как раз на то место, где она стояла.

Дидье взвыл. Резное кресло у камина вдруг заплясало на тонких ножках, а потом поднялось в воздух.

— Ну нет, парень, — пробормотала Минерва, взмахнула рукой, и кресло вернулось на свое место.

Симона проглотила ком в горле.

— Я… я не понимаю, как эта пытка ему поможет?

Хейт грустно улыбнулась:

— Я знаю, на это неприятно смотреть, но чтобы дать мальчику возможность двигаться дальше, надо сначала узнать, почему он остается. А это значит, что он должен вернуться к моменту своей смерти.

Симона пришла в ярость.

— Вы не сказали мне, — закричала она старухе, — как это будет. Почему вы заставляете его страдать?! Ведь он однажды уже прошел через это!

— Если бы я тебе сказала, разве бы ты согласилась? — спросила Минерва. — Нет, не согласилась бы. То, что ты видишь, детка, это не боль. Это страх, просто страх. Мальчик напуган чем-то или кем-то, кто виноват в его смерти. Сейчас парень использует все свои силы, чтобы не увидеть того, что он уже пережил.

— Отпусти его, Минерва, — потребовала Симона.

Старуха посмотрела на нее так, словно Симона сказала нечто несуразное.

— Нет, детка. Остановиться сейчас — это лишь оттянуть неизбежное. — И Минерва улыбнулась. Почти с гордостью. — Он движется вперед.

— Он нужен мне сейчас, — умоляюще проговорила Симона. — Вы можете продолжить в другой раз.

— Нужен тебе? — с насмешкой спросила колдунья. — Зачем? Приносить тапочки?

Хейт с упреком воскликнула:

— Минерва!

— Не ругай меня, детка, — сказала старуха, села в кровати и откинулась на подушку. — Этого малыша надо освободить от пут, которые его удерживают. А наша молодая баронесса слишком много о себе воображает.

— Я хозяйка этого замка! — заявила Симона и сама удивилась, как искренне прозвучали ее слова. — И я требую, чтобы мой брат вернулся ко мне!

— Знаешь, милочка, я этого не потерплю, — сказала Минерва, поджала губы и отвернулась.

Симона знала, что не может покинуть Хартмур без Дидье. Не может, и все!

— Дидье! — обратилась Симона к призраку, кружащемуся под самыми балками. — Пойдем со мной!

Дидье замедлил движение и уставился на сестру блеклым, ледяным взглядом, в котором, однако, светилась немыслимая надежда. Симона побежала к двери.

— Пойдем, Дидье, все будет хорошо! — позвала она брата. — Уйдем отсюда вдвоем — только ты и я. — Голос Симоны звенел на высокой ноте. — Я… я буду тебе читать!