Страница 44 из 91
На том и порешили. К утру текст был составлен. Взяв конверт, жена отправила Дичу на кухню помогать маме с завтраком, заверив, что сама запечатает послание. Вича еще точно не знала, насколько восстановилась ее сила за короткое пребывание на родине, но попробовать стоило. Зная, как всю жизнь Дича мыкался со своей мамой по коммуналкам, она должна была помочь разрулить возникшую ситуацию. Через пять минут все было готово. На кухонном столе соседки белым пятном светилось письмо, адресованное ее брату. Оно содержало вежливую просьбу не мешать Дичиной маме с обменом и дать ей хоть на старости лет пожить в отдельной квартире.
Прочитав письмо, молодой офицер лишь криво усмехнулся и отработанным движением скормил его уничтожителю документов. Пока наивное послание упертой соседки превращалось в бумажную вермишель, невидимый шлейф черных флюидов продолжал вытекать из позабытого на столе конверта. Не прошло и пяти минут, как отталкивающая аура вокруг адресата была сформирована. С того самого дня многие в организации стали замечать, что постоянно витавшее в их здании чувство подозрительности почему-то обостряется в присутствии ставшего неприятным офицера. Не прошло это незамеченным и мимо руководства. Начальство давно подыскивало козла отпущения в зреющем скандале с одним из агентов в соседней Эстонии. Поначалу впавший в немилость сотрудник не обращал внимания на настороженность своих сослуживцев, но вскоре это начало его раздражать, а потом и пугать. Любые промашки «агентства» почему-то теперь ассоциировались с работой его отдела. На еженедельных планерках он все чаще ловил на себе пристальные взгляды начальства, и неприятный холодок поселился к него в груди. Но неожиданно все страхи остались позади. Молодой офицер получил задание курировать деятельность одного высокопоставленного чиновника в Таллинне.
— Наконец-то меня заметили! — радостно хвалился он на очередном семейном торжестве. — Мне доверили серьезное дело. А там, глядишь, и до внеочередного звания недалеко! — Ты бы лучше сестре помог, — не разделала его восторгов мать. — А то смотри, вселятся к ней два педика, и об обмене можно будет забыть.
— Не переживай. Вот вникну в новое дело, а потом попрессую этих голубков по полной программе.
Но вникнуть в новое задание не удалось. События начали развиваться стремительно и приходилось на ходу менять планы и расстановку сил. Все оперативные действия теперь диктовались не зависящими от куратора обстоятельствами. Его группа с трудом удерживала ситуацию под контролем, что отнимало громадное количество сил и времени. Измотанный офицер дневал и ночевал на работе. Неделями пропадал в Таллинне и месяцами не виделся с семьей. По телефону проблемы с обменом не обсуждались, да и не до них ему было в то горячее время.
Наступившее лето не принесло ожидаемого спада активности. А к осени ситуация стала критической. Выжатый как лимон, наш офицерик уже не выглядел бравым воякой. Он беспомощно наблюдал, как перед ним разворачивается крупный шпионский скандал вокруг его подопечного. Группу срочно отозвали из Таллинна, а ее руководителя поселили в одном из режимных санаториях. В этом лагере с усиленным питанием он находился все время, пока шло служебное расследование. После долгих проверок и бесконечных допросов его вины в провале агента не нашли, и все обвинения были сняты. Восстановленный в правах, он готов был вновь играть мускулами, но одно маленькое обстоятельство нарушило все его планы. Президент России решил сделать новогодний подарок своему народу и подписал указ о роспус ганизации. Подарок Дичиной маме был поскромней, но не менее ценен. Впервые в жизни она стала обладательницей пусть и куцей, пусть на окраине города, но зато своей собственной однокомнатной квартиры.
Седьмой час Убедившись, что охлаждающий пациентку аппарат работает в заданном режиме, медсестра покинула бокс. Дича стоял возле Вичи и гладил ее остывающее плечико. В это время завибрировал его мобильник. Звонили из Чикаго со словами поддержки. Ему сказали, что Сю, с которой он недавно разговаривал, сейчас на совещании, и что она обязательно перезвонит, как только освободится. Убирая телефон он, не заметил, как рядом вырос невысокий негр в темно-синем костюме и длинным лиловым шарфом на шее.
— Это что еще за клоун? — вздрогнул Дича от неожиданности.
— Разрешите отрекомендоваться, — как будто услышав его мысли произнес тот вкрадчивым голосом. — Я семейный адвокат и представляю интересы больных, находящихся в реанимации. Я также являюсь Капланом при больничной церкви.
— Во-первых, здесь некого отпевать. А, во-вторых, мы не католики.
— Я понимаю, — не реагируя на резкий ответ монотонно продолжал негр. — У нас универсальный молельный дом. Мы проводим службы в соответствии с вероисповеданиями всех наших пациентов.
— Я понимаю, — зло передразнил Дича, — и попросил бы вас оградить нас от какой бы то ни было религии. Пожалуйста, — добавил он тоном, который давал понять, что разговор окончен.
День прошел в напрасных ожиданиях. Пациентка просыпаться не хотела. Ее муж безотрывно сидел подле нее и смотрел на все, как на затянувшийся кошмарный сон. Подстать жене, он не реагировал на окружающее и лишь изредка вяло отвечал на озабоченные телефонные звонки от друзей и коллег. Медсестра несколько раз пыталась отправить его на обед: «Вы не должны забывать о себе. Силы вам еще понадобятся».
Но мужчина был глух к окружающему. Приезжавший днем сосед не узнал друга. В боксе сидел сутулый старик с каменным лицом.
— Давай-ка я тебя подменю, — предложил Шура. Сходи действительно перекуси.
Дича лишь молча покачал головой. Он так и просидел весь день, уткнувшись в пол, оставив бесплотные попытки растормошить свою Вичу…
В полночь мужа тяжелой пациентки попросили из отделения. Провожать его вышел семейный адвокат.
— Что это за голубец? — спросил вернувшийся за другом Шура, кивая на удаляющегося Каплана, сильно смахивающего со спины на женщину.
— Универсальный богослов…
Домой они ехали молча. Шура сидел за рулем и делал вид, что все его внимание приковано к дороге. Ему показалось, что морозный воздух немного расшевелил Димона, но завести с ним разговор побоялся. Он никогда не сталкивался с такой ситуацией и не знал, как себя вести и что говорить. Чтобы невзначай не поранить друга, Шура просто молчал.
Дича отрешенно смотрел в окно. Дороги были чистыми, несмотря на то, что по календарю уже три дня как наступила зима.
Снег в Балтиморе был редким гостем, а если и посещал город, то долго не залеживался. Поэтому муниципальным службам было не выгодно содержать снегоочистительные машины, и в случае снегопада на весь город с трудом набирался десяток другой снегоуборщиков. Дича вспомнил, как Вича весело объясняла по телефону сестре, почему снегопад у них приравнивается к стихийному бедствию: — А потому и приравнивается, что просто некому чистить улицы. Дороги, конечно, убирают, но начинают с основных магистралей и центра города. А в пригороде, где мы живем, снегоуборочные машины появляются на второй-третий день, так что много не наездишься. Но поскольку все школы и учреждения все равно закрывают, то никто никуда и не ездит. А те, кто работает в жизненно-важных отраслях, покупают внедорожники.
Именно поэтому мы совсем недавно поменяли нашу спортивную машину на джип. А то в снегопад она постоянно буксовала и садилась брюхом на снег. Улицы в такие дни пустынны. Местные жители не любят, да и не умеют ездить в такую погоду, часто бьются. Страховые компании, конечно, покрывают ущерб, но потом поднимают месячную плату как плохому водителю. Так что спокойней и дешевле сидеть дома.
— Да что говорить! Спроси у мамы, — продолжала Вича. — Когда она нас навещала, как раз была такая заваруха. Пусть она тебе расскажет про пустые полки в магазинах! — веселилась Вича. — У нас, если прогнозируют сильный снегопад, то в супермаркетах с прилавков сметают все, совсем, как в Союзе в годы перестройки. Цирк, да и только! — Рождаемость опять же повышается! — не унималась рассказчица. — Обычно девять месяцев после таких вот катаклизмов роддома переполнены «детьми снегопада», как их здесь называют.