ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ

- А что же, сударыня, - подхватил управитель, выставляя вперед для лучшего пояснения исполинский большой палец левой руки, на ноготь которого сыпал он всегда табак, прежде чем поднести его к носу, - что же! Был я сейчас на кухне… кого изволили вы к себе принять?..

- Мальчик… - начала было Тютюева, но Никитич перебил ее.

- Мальчик ли, девочка ли - все единственно, сударыня; главная статья: изволили пустить к себе бродягу.

- Как, Никитушка?..

И Ольга Ивановна принялась рассказывать историю мальчика; но управитель выставил опять палец и снова перебил ее:

- Бродяга, сударыня, больше ничего! Сейчас спрашивал его: путается во всех ответах и ничего не сказывает. А вы изволили к себе пустить! Что с ним теперь делать?

Одно: к становому везти надо. Шутка дело: двенадцать верст, сударыня, лошади все в поле; время самое рабочее… потом на поруки придется брать; своих ребят девать некуда… Хлопот-то каких наделали… Эх, сударыня!..

Во время этого монолога доброе лицо помещицы, и без того уже похожее несколько на печеное яблоко, как будто перепеклось окончательно. Никитич не на шутку перепугал ее; она решительно не знала, что делать. В эту самую минуту на галлерее показались Авдотья и Петя. Баба не только вымыла его, но даже и причесала.

Миловидное личико мальчика сначала как будто удивило помещицу, потом заметно, казалось, ее успокоило.

- Поди сюда, мой миленький, - сказала она с обычным своим добродушием,

- как же ты ничего не сказал мне, откуда ты? Говоришь: есть у тебя отец, мать, а вместо того ты… это нехорошо. Я тебя так обласкала… велела обмыть, хотела тебе подарить рубашку… Это очень нехорошо!

Петя поднял глаза на помещицу, потом на управителя и снова потупил их в землю.

- Вот тоже и мне, сударыня, ничего путного не сказывает, - сумрачно вымолвил Никитич. - Начнешь дело спрашивать, посмотрит, так-то потом упрется в землю и молчит… Напрасно, сударыня, изволили только пустить его. Ничего он не стоит, этих ваших милостей. Прогоните его, сударыня; право, прогоните поскорее.

- Нет… всю правду… скажу… вам я все скажу! - вскричал вдруг Петя, снова залившись слезами. - Я оченно боялся… они сказывать не велели… высечь… высечь хотят!..

- Кто они? - спросили в один голос барыня, Никитич и Авдотья.

- Тут вот барин такой… он послал меня сюда… сказывать не велел, - подхватил Петя, указывая рукою по направлению к дому Лыскова.

- Так и есть, сударыня! их дело: они его подослали! - воскликнул Никитич, оживляясь при этом известии до последнего суставчика. - Постой, брат, где же они тебя нашли? - подхватил он, выставляя свой палец, который разделял, казалось, волнение самого Никитича и двигался сам собою, как огромная пружина, - откуда ты к ним-то зашел, а? Надо, сударыня… - тут он обратился к помещице, - надо повести дело мимо Лыскова. Плюньте на них, сударыня! Надо, примерно, обойти их… лучше будет.

- Да, лучше, если б не связываться!.. - проговорила взволнованная Ольга

Ивановна. - Скажи мне, мой милый, не бойся, тебя никто здесь не тронет - скажи, откуда ты к ним пришел?

- А вот оттуда… - сказал мальчик, указывая на конец деревни.

- Земля Бабакина! - произнес Никитич с некоторою торжественностью.

- Бабакинская! - подтвердила Авдотья.

- Что ж? там тебя и нашел этот барин-то, а? - спросил Никитич.

- Нет, - возразил несколько успокоенный Петя, - я собак запужался, в ригу попал к мужику, вот там… с краю… у огорода первая… Он взял да привел меня в деревню; к старосте вести хотел… да другой не пустил… они меня к барину-то послали… а барин сюда.

- Позвольте, сударыня, не извольте ничего… то есть, примерно, никаких, то есть, сумлений. Я сейчас все дело разведаю, - суетливо говорил управитель и поспешно заковылял вон из сада.

Полчаса спустя - время, которое употреблено было Ольгой Ивановной, чтоб окончательно обнадежить и успокоить мальчика, - Авдотья доложила, что Никитич ждет в саду с бабакинским старостой. Ольга Ивановна велела Пете следовать за собою и поспешила выйти. Никитич обо всем разведал. Прежде всего он бросился в ригу, указанную мальчиком, и так напугал мужика, что тот тотчас же во всем признался; потом Никитич пустился к старосте. Староста, узнавший обо всем случившемся через бабу, которая в свою очередь проведала о бродяге от Якова Васильевича, принял сначала Никитича очень грубо и от всего отпирался. Никитич начал с того, что выставил на вид сознание мужика, а потом сказал, что хуже будет, хуже затаскают и старосту и всех бабакинских мужиков, когда барыня подаст прошение в суд: бабакинским мужикам тогда не отделаться; барина нет; их просто заедят тогда; Ольга

Ивановна уж начала писать прошение; все улики налицо: и мальчик и мужик, к которому зашел он в ригу. Бабакинский староста подался на эти последние резоны; он позвал удивленного Федула, позвал Якова Васильевича и стал их допрашивать; сначала оба напрямик во всем отклепались: "и знать не знаем и ведать не ведаем!", потом тут же, в один голос, сознались во всем. Делать было нечего. Бабакинский староста пошел к Ольге Ивановне, чтобы взять бродягу и вести его к становому. При этом известии Петя отчаянно бросился в ноги доброй барыне.

- Нет, нет, - сказала Ольга Ивановна, обратившись к бабакинскому старосте,

- я его не отпущу с тобою. Скажи человеку, которого пошлешь к становому с мальчиком, чтоб он лучше за ним сюда заехал. Я вам обоим дам за это на калачи.

Поди, староста, распорядись так, как я тебе сказала…

Староста сказал: "Слушаюсь, сейчас велю запрягать" - и удалился. Но Петя продолжал обнимать ноги доброй барыни и рыдал еще громче прежнего. Он умолял ее совсем оставить его у себя, говорил, что барин непременно его высечет, когда узнает, что он рассказал обо всем; говорил, что становой посадит его в острог. Ольга Ивановна придумала все, что могла, чтоб только вразумить как-нибудь бедного мальчика; он оставался неутешен. Наконец она обратилась к Никитичу, который стоял в десяти шагах и не переставал обнюхивать свой большой палец, хотя на нем давно не было ни зернышка табаку. Она спросила, нельзя ли что-нибудь сделать, чтоб спасти мальчика от судьбы, которая ожидает всех пойманных на дороге без паспорта и непомнящих родства или прежнего места жительства.

- Да что сделать, сударыня? - возразил, снова нахмуриваясь, Никитич, - одно разве: взять его на поруки… Куды нам его, сударыня? У нас и своих много…

- Ну, это не твое дело, Никитич! - нетерпеливо проговорила помещица, выказывая первый раз такую твердость перед управителем. - Не плачь, мой милый,

- обратилась она к Пете, который сделался внимательнее, хотя продолжал плакать, - я возьму тебя на поруки; в острог тебя не посадят, не бойся. Пойдем со мною, - заключила она, уводя его в дом.

Она так сумела обнадежить его и обласкать, что по прошествии часа, когда приехала телега, назначенная к становому, Петя не обнаружил большого смущения.

Лошадью правил знакомый нам дворовый Яков Васильевич; ему поручено было везти мальчика. Веселое лицо Якова, а главное, слова барыни, которая поручала сказать становому, что берет мальчика на поруки, если тот захочет сажать его в острог, окончательно ободрили Петю. Он сел в телегу, и тогда только, как в последний раз простился с доброй барыней, две-три слезы капнули на его рубашонку.