Страница 52 из 99
Бестужев-Рюмин, не отрицая воздействия татар на слагающееся Московское государство, особенно в области администрации и финансов, упрекая С. М. Соловьева в недооценке и Карамзина и Костомарова в преувеличении влияния татар на развитие русской жизни, видя в этих мнениях "крайности", подчеркивает косвенные последствия татарской власти: отделение восточной Руси от западной, остановка в просвещении, некоторое огрубение нравов. Однако и он, не будучи в состоянии преодолеть представления буржуазной науки, считает, что понятие царской власти взято Москвою не у татар, а в Византии.[433] С этой ненаучной теорией заимствований согласны были и специально работавшие по вопросу о развитии власти в России М. А. Дьяконов[434] и В. И. Савва.[435]
Ключевский не только не сделал ни одного шага вперед в понимании образования Русского государства по сравнению со своими современниками, но вернулся к самому порочному толкованию этого вопроса. Он повторил Костомарова. Он исходит из положения, что в "отношениях между …. (удельными, — Б. Г.) князьями нельзя … усмотреть никакого порядка"; поэтому, — продолжает дальше Ключевский, — "если бы они (удельные князья, Б. Г.) были предоставлены вполне самим себе, они разнесли бы свою Русь на бессвязные, вечно враждующие между собой удельные лоскутья". "Власть… хана давала хотя бы Призрак единства мельчавшим и взаимно отчуждавшимся вотчинным углам русских князей". "Власть хана была грубым татарским ножом, разрезавшим узлы, в какие умели потомки Всеволода III запутывать дела своей земли".[436] Отсюда и он, так же как и Костомаров, делает грубейшую ошибку в понимании одного из важнейших вопросов истории России. Платонов признает за татарским ханом сдерживающее влияние на княжеские "усобицы", но в то же время указывает на то, что татарское завоевание повело к полному разобщению "Суздальской Руси… с Русью Новгородской и Русью юго-западной. Население Суздальской и Рязанской областей поневоле восприняло от татар некоторые их порядки (денежный счет, административные обычаи) и было лишено возможности широкого и свободного общения с оторванными от него другими ветвями русского племени и с европейским западом. Вот почему на русском востоке в татарскую эпоху XIII–XIV вв. наблюдается некоторый культурный застой и отсталость…".[437] Как нетрудно видеть, и Платонов не понимал ни подлинных причин прекращения княжеских усобиц, ни роли татар, мешавших, а не содействовавших образованию Русского государства.
Для нас нет ничего неожиданного в том, что и многие современники Ключевского и Платонова разделяли их заблуждения.
Сергеевич, например, тоже придавал татарской власти немалое значение. "Нашествие татар, — пишет он, — впервые познакомило русские княжения с властью, с которой нельзя входить в соглашение, которой надо подчиняться безусловно…
"Хотя татары не остались в русской земле и властвовали издалека, тем не менее господство их произвело глубокий переворот в нашей жизни". Князья и церковь признали власть ханов, но "расплачиваться за эту покорность приходилось народу". "Первые попытки политического объединения России были сделаны ханами, которые, в противоположность собственным своим интересам, подчиняли отдельных князей власти излюбленного ими великого князя". При татарах вечевые собрания стали анахронизмом.[438]
Рожков уже тем самым, что в своей истории не говорит специально о татарском владычестве на Руси, дает нам право делать вывод о том, что он не придает значения этому трудному факту нашей истории.
Антинаучную точку зрения на вопрос высказал М. Н, Покровский. Приняв схему Ключевского о значении городов и торговли в древнейший период нашей истории, М. Н. Покровский в татарах видит прогрессивную силу, способствовавшую "перегниванию" Руси городской в Русь деревенскую. "Татарский разгром одним ударом закончил тот процесс, который обозначился задолго до татар и возник в силу чисто местных экономических условий: процесс разложения городской Руси X–XII веков", "Татарщина шла не только па линии разложения старой Руси, а и по линии сложения Руси новой удельно-московской".[439] Кроме этого общего значения татарской власти M. H. Покровский указывает на ряд частных положительных ее сторон: будто бы "она организовала правильную систему раскладки (податей, — Б. Г.), которая на много веков пережила самих татар". Татары "внесли глубокие изменения[440] в социальные отношения", уравняв городское и сельское население в платеже дани.
Здесь сказалась вся концепция автора со всеми ее нелепостями. Неправильно понятая структура Киевского государства послужила основанием для дальнейших столь же необоснованных и неверных положений. Противопоставление Руси городской Руси деревенской, установление вымышленной и невероятной "удельно-московской [!] Руси" — не могли помочь M. H. Покровскому найти место и крупному событию в истории России, каким несомненно приходится считать татарские завоевания и более чем двухсотлетнее владычество татарского хана над покоренной страной.
Особое место по этому вопросу занимает украинская националистическая антинаучная и политически тенденциозная историография.
М. С. Грушевский, справедливо протестуя против польской теории о полном запустении Украины под ударами монголов и о последующей сплошной колонизации ее поляками, протестуя не менее справедливо и против великорусской теории о переселении украинцев из запустевшей Украины под натиском татар на северо-восток в бассейн Волги — Оки, в тоже время старается не только умалить степень разорения, принесенного татарами, но готов видеть в татарском завоевании фактор, способствовавший созданию на Украине особого, по его терминологии, "общинного" строя, появившегося в результате "нивелировки" местного общества вследствие уничтожения, обеднения и эмиграции "богатого класса". Такая нивелировка содействовала демократизации общественных отношений.[441] Если расшифровать основную мысль Грушевского, то она сведется к тому, что на Украине уже в XIII в. образовалось бесклассовое общество.
В последнее время на Украине появляются работы уже совсем иного рода. Украинские историки признают, что татарское завоевание повлекло за собой усиление феодального гнета. На протяжении двух сотен лет значительная часть страны развивалась под влиянием гнета татарских ханов. Хищническая политика татар сильно подорвала производительные силы страны и вела к запустению целых районов Днепровского бассейна. Крестьянские массы в период господства татар находились под двойным гнетом.
О бесклассовом обществе на Украине никто из украинских историков сейчас не говорит.
С такими печальными итогами по одному из крупнейших вопросов истории России пришла буржуазная историография к концу своего существования.
Но если дворянско-буржуазные историки не поняли настоящей сущности роли татарского ига в истории нашей страны и не смогли оценить великую освободительную роль героической борьбы русского народа в исторических судьбах России и народов Западной Европы, то великие патриоты русского народа уже тогда справлялись с этой задачей лучше профессионалов-историков. "России определено было великое предназначение, — писал А. С. Пушкин. — Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились в степи своего востока…".[442] Н. Г. Чернышевский утверждал: "Нет, не завоевателями и грабителями выступают в истории политической русские, как гунны и монголы, а спасителями от ига монголов, которое содержали они на мощной вые своей, не допустив его до Европы, быв стеной ей…".[443]
433
Бестужев-Рюмин. Русская история, т. I, гл. V, стр. 278 — 279.
434
М. А. Дьяконов. Власть московских государей.
435
В. И. Савва. Московские дари и византийские василевсы. Харьков, 1901.
436
Ключевский. Курс русской истории. Москва, 1906, стр. 51.
437
С. Ф. Платонов. Учебник русской истории. 1911, стр. 88 — 89.
438
В. И. Сергеевич. Русские юридические древности, т. 2. 1900, стр. 34 — 35.
439
М. Н. Покровский. Русская история, т. I. 192Q, стр. 105.
440
Разрядка моя, — Б. Г.
441
M. С. Гpушевский. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. 1891, стр. 448 — 559 и др.
442
А. С. Пушкин, Полн. собр. соч. в 6 — ти томах, т. VI, 1936, стр. 209.
443
Н. Г. Чернышевский (в сб. "Литературное наследие", т. II, 1928, стр. 44).