Страница 17 из 25
Впереди черный зев станции. Разинутая пасть выброшенной на берег рыбы. Шаг. Мир за спиной еще существует, однако через несколько шагов он пропадет, растает, как дым. Призрак.
Двое нерожденных — остов так никогда и не возведенной гостиницы «Харбин» и вечно недостроенная телебашня с грустью взирали на одинокую человеческую фигуру, исчезающую в недрах ГЕО.
Гермоворота навсегда застыли на половине пути. Что с ними случилось — заклинило, обесточило, повредило — теперь уже не имело значения. Станция открыта — потому и мертва. Геологическая была обречена с самого начала.
Сколько жизней унесли незакрывшиеся ворота? А сколько душ пожрал новый обитатель — ГЕО? Проклятое место.
Корнет пробирался на ощупь, то и дело под ногами хрустели кости, пару раз он поскользнулся на черепах.
«Гробница и склеп — вот, что такое ГЕО, Свердловская костница! И посреди этого „великолепия“ сидит дракон, или упырь, а может вурдалак?». Наконец показалась платформа, освещенная тусклым «аварийником». Насколько хватало неверного, слабого света — станция была пуста. Пыль и запустение. Необитаемый остров посреди густозаселенного метрополитена, где идет война за каждый квадратный метр жизненного пространства. Здесь этих метров было с избытком — огромная станция. Роковая. Проклятая радиацией и её адскими порождениями.
— Я — Сергей Ремешов, я пришел.
«Здравствуй, Сергей Ремешов», — ответ пришел мгновенно, родившись прямо в голове. — «Благодарю, что ожидание не затянулось».
— Ожидание? Меня?
«Ты должен был прийти, как и все остальные, кого я звал… „в гости“. Однако прочих до последнего держал страх, многие даже пытались избежать „встречи“. Ты пришел сразу — это делает тебе честь».
— Меня звал не ты, ко мне приходил ангел.
Короткий смешок: «Иногда ангелы подрабатывают курьерами».
— Кто ты, — серьезно спросил Корнет. — Если даже ангелы у тебя на побегушках?
«Не стоит обижать Посланников… А кто я… Тебе ведь рассказывали обо мне, так как ты думаешь, кто я?»
— Убийца, Пожиратель душ? — неуверенно, однако с вызовом заявил Ремешов.
Смех. «Ангелы не работают на убийц. Разве что только падшие. Твой Ангел был похож на падшего?»
Сергей резко мотнул головой.
Вздох. «Твой Ангел прекрасен… и совсем не достоин сомнений… в служении кровопийцам».
— Тогда кто же ты на самом деле? Я слышал, ты отбираешь душу за проход к Бажовской, умертвляешь лучших людей, губишь детей и их матерей! — пылко воскликнул Корнет.
Снова вздох. «Если так, зачем ты пришел сюда? Страдаешь суицидами?».
— Я ищу девочку…
Голос задумчиво произнес: «Настю…»
— Ты знаешь, где она, ты видел её?! — Корнет, сбросив одним сильным движением защитную маску и обнажив испуганное, потерянное лицо безумца, кричал. И крик был страшен… потерянной и обретенной надеждой, отчаянием, безграничной, нечеловеческой болью.
Голос молчал. Долго, целую вечность. Наконец звук родился вновь:
«ГЕО — это обитель. Моя обитель. И никого более. Здесь бывают гости, бывают… посетители… бывают грешники, праведники, ангелы, дети… Но никто не задерживается надолго. У каждого свой путь. Одним предначертана Бажовская, другим — освобождение, третьим — служение».
— Освобождение — это смерть, да?! Что ты сделал с Настей?!!! — Сергей уже не кричал — хрипел.
«Я видел Виталика…»
Сергей больше не мог говорить, горло не слушалось, глаза застилал водянистый туман. Только шепот:
— Виталик умер…
«Да, Сережа, Виталик умер. Как герой, маленький, но очень отважный герой. И… я проводил его, указал правильный путь».
— Он… на Бажовской? — севший голос Корнета дрожал.
«Глупые сталкеры восхваляют Бажовскую, рвутся туда как умалишенные… кое-кого я останавливаю — типа твоего приятеля — неблагодарного Кузьмича. Хороший он мужик, добрый, сердце золотое, но дурак дураком, и упрямый жутко к собственной дурости. Сейчас вон опять собрался сюда — тебя выручать.
Редких сталкеров веду истинной дорогой. Но чаще алчные любители приключений получают желанное — проход к Бажовской. И за блеском вожделенных сокровищ не замечают они, что идут дорогой проклятых… Черная душа, изъеденная пороками и низменными страстями — слепа…»
— Ты играешь в Бога! Решаешь, кому жить, а кому… — Корнет не договорил.
«В Бога? Ты не знаешь, про что говоришь. Ты, брошенный умирать в безродных, пустых землях — без права на помилование, без права на наследство и потомство, о чем ты говоришь?!» — Голос гремел, перекатывался в бетонных тоннелях, содрогался раскатистым эхом. «Какого Бога ты поминаешь? Жестокого, бессердечного тирана, кинувшего людской род на произвол стервы судьбы? Или доброго, всепрощающего хирурга, со слезами в вечно грустных глазах, вырезающего безжизненный плод из чрева матушки Земли? Нет здесь Бога, нет! А может никогда и не было».
«Я не распоряжаюсь чужими жизнями», — ярость, внезапно родившаяся в Голосе, так же внезапно сменилась отстраненным равнодушием. «Моя задача — сортировать души, направлять их уготованной дорогой. Но эту дорогу каждый мостит себе сам…
Вот взять твоих знакомцев — бабу Галю, хохла и преподавателя — Ивана Леонидовича…»
— Ты их знаешь? — удивился сбитый с толку Ремешов.
«Всякая „освободившаяся“ душа стремится — волей или неволей — на ГЕО. Они были здесь. Иван… Леонидович оказался очень приятным собеседником».
— И куда ты его отсортировал?
«Дурацкое слово — сортировка… Только что „играл в Бога“, а теперь опустился до Сортировщика», — в голове Корнета раздался смешок. «Твои товарищи пошли разными дорогами. Хохол — как и положено редкостной гниде — тупой и безмозглой — на Бажовскую. Иван Леонидович ушел так никогда и не вырытыми тоннелями Калиновки, а баба Галя…»
Корнет не сдержался и перебил:
— Я слышал про Калиновскую линию, однако…
«Она была самостоятельной, состояла из нескольких станций на северо-востоке города и когда-то должна была влиться в общую сеть через Театральную и Геологическую».
Голос замолчал на несколько секунд.
«Тоннеля нет. Прорыть не успели. Хотя сама ветка существует — её ведь начали отстраивать с конца, так сказать, с Калиновки. ДО функционировало станций пять или шесть. Чуть-чуть не добрались до Геологической — всего пару остановок…
Дело не в этом, Сережа. Светлые души идут путями, которых нет. Такова их участь».
Ремешов размышлял несколько минут в полной тишине, наконец нашел нужный вопрос:
— Что там? Что в этих несуществующих туннелях и что за ними? Куда идут… светлые души?
Голос звучал задумчиво: «Я вижу отражение спокойствия и мира. Но это лишь отблески, а возможно — тени. Только намеки. Штрихи и контуры… В моих силах попасть туда, уйти вместе с другими, познать… Я боюсь, что не захочу вернуться».
— Что тебя держит здесь?
«Этот мир и так забыт и заброшен всеми. Не хочу уподобляться… не хочу играть в Бога».
— А Бажовская, ты видишь её?
«Если долго всматриваться в бездну, то она начинает всматриваться в тебя», — процитировал Голос. «Бажовская доступна мне… почти на расстоянии вытянутой руки. И путь до нее проделать гораздо проще, чем до Калиновки, ты уж мне поверь. Вот только в данном случае, боюсь — НЕ СМОГУ вернуться… Не стоит шутить с тьмой».
Корнет неожиданно вспомнил о своей спасительнице — бабе Гале:
— А что с нашей поварихой…
«Не так черна, чтобы принадлежать Бажовской, но и света в её душе немного. Пришлось найти ей достойную „работу“», — Голос смеялся. «ГЕО — мертвый мир. Здесь нет места живым. Однако непрошенные гости довольно настырно пытаются нарушить уединение этой станции. Теперь проход между Площадью и ГЕО будет охранять кикимора — существо не особо опасное, но на вид чрезвычайно злобное, к тому же жутко сварливое. Надеюсь, она многих отпугнет».
В голове Корнета слышался уже не смех, а настоящий хохот. Хозяин станции потешался от души.
— Она спасла мне жизнь, — тихо, почти шепотом проговорил Сергей.