Пламя Луны

На этот вопрос у юноши был ответ - она значила для него все, но разве могло быть иначе? Последние восемь лет Иллия была частью его самого. Он делил с ней все: ее страхи, боль от потери семьи и физические недуги. Он был рядом с ней всегда.

Разделил любую, самую малую эмоцию, которую испытала девочка. Иногда ему казалось, что их уже невозможно разделить. Даниил не смог бы с уверенность сказать, где заканчиваются его мысли и желания, и начинаются помыслы Иллии. Они, словно, были одним живым существом, просто состоящим из двух отдельных тел. Даже сейчас, разговаривая с наставником, Даниил ощущал девочку, он знал, какие чувства она испытывает, почти мог прочесть ее мысли. И это никогда не казалось ему чем-то ненормальным. Наоборот, он взрослел с удивительным ощущением полноты своей души и полной правильности протекающей жизни. И именно присутствие Иллии дарило Даниилу это чувство. Но юноша промолчал.

- Ты любишь ее, не так ли, мой мальчик? - Килим смотрел на Даниила пытаясь прочесть что-то на том лице, которое сам так долго старался сделать безжизненной маской. - Можешь не отвечать мне на этот вопрос, Даниил. Возможно, ты и сам не понимаешь, что именно любовь к ней терзает тебя сейчас, заставляя бороться против провидения Матери. Ты не первый и не единственный Оберегающий, кто полюбил Дочь. Но в то же самое время, ты первый и единственный, кто получил взаимность. У тебя было то, что никогда не имел ни один из нас - время было твоим союзником. Ты делишь с ней ее жизнь, но еще не начал вести по пути, который Мать предназначила для вас. Никто из Оберегающих не имел такого простого счастья, которым одарила тебя судьба. И нет среди нас ни одного, кто не завидовал бы тебе хоть однажды, видя, как радостно загораются ее глаза при твоем появлении, даже я. Но и плата за такое счастье будет самой тяжкой.

Сложно и мучительно вести наследницу по ее пути, когда твое сердце полно любви к ней, но ненависть возлюбленных отрезвляет Оберегающих. Твой же путь будет горящим пламенем на каждом шагу. Знать, что она любит тебя, и день за днем уничтожать ее чувство, делая Иллию истиной Дочерью. Наблюдать за тем, как любовь в ее глазах сменяется ненавистью, а затем холодным безразличием и полным забвением. И продолжать быть рядом. Видеть, как она выбирает другого, и сгорать от зависти, что не ты касаешься желанной, что может быть ужасней Даниил? Путь Оберегающего страшен и без взаимности хранительницы, ее же любовь - сделает его истинным адом. Не думаю, что хотел бы оказаться на твоем месте, даже за этот миг испытанного счастья.

Даниил не знал, прав ли был Килим, и было ли то, что он испытывал к девочке любовью. Но юноша не собирался проводить ее через становление. И никому не позволил бы этого. Он будет бороться.

Теперь юноша никогда не оставлял Иллию одну. Страх, что Конклав заберет ее, и попробует начать становление без его ведома, поселился в душе Даниила. Парень просиживал ночи напролет на подоконнике в ее комнате, оберегая покой девушки, засыпая тут же; ходил по пятам за ней пока светило солнце. Иллия была счастлива от того, что юноша посвящал ей все свое время, и, казалось, что память о том, что она видела и об их разговоре поблекла и стерлась. Но Даниил чувствовал страх в ней. Он струился по ее сосудам, наполняя сердце, свивался, словно затаившаяся гадюка, клубком в глубине души Иллии, день за днем отравляя ее существование.

Проходили дни, сливаясь в месяцы и годы. И все больше наблюдая за Иллией, Даниил понимал, сколь прав был Килим. Юноша любил ее.

Когда девушка была рядом, Даниил дышал и наслаждался светом солнца и синевой неба, даже холодное касание лучей Матери дарило ему удовольствие, если Иллия была подле него. Но стоило ей выйти из комнаты - и Даниилу начинало казаться, что он заперт в мрачном и душном склепе, и нет для него никакого спасения. Он уже не помнил, кем был до встречи с ней.

Но понимание этого не приносило облегчения Даниилу. А когда он увидел осознанную любовь, пришедшую на смену детской привязанности, в глазах Иллии - страх овладел им, заставляя леденеть сердце. Если Килим был прав в этом, мог ли он ошибиться в остальном? Неужели у них нет никакого иного пути? Неужели они обречены повторить судьбу всех, кто был до них? Юноша не собирался соглашаться с этим.

Он проводил бесчисленные часы в библиотеке замка, устраивал громкие споры с Килимом, кричал, проклинал, бушевал. Но не находил ни ответов, ни облегчения.

И только если Иллия была рядом, счастье перевешивало ужас и бессилие. Когда девушка обнимала его, все казалось возможным…

В миг, когда молодой мужчина впервые поцеловал любимую, ему показалось, что он еще не прожил и одного дня, не совершал ни единого вздоха, не видел ни одного восхода Матери. Все стало для него иначе. И если кому-то могло показаться странным, что Даниил не проводил больше свои ночи, неудобно устроившись на подоконнике, то для них было абсолютно естественным теперь засыпать и просыпаться в объятиях друг друга. Мужчина уже не смог бы отделить их ни в чем.

Они стали едиными в помыслах, желаниях, действиях. Их сердца стучали в одном ритме, а дыхание было синхронным.

Он нарушил традиции сили"нов, выжигая клеймо своей силой, по обычаю гаррунов на коже любимой, чтобы еще полнее связать их. И главная Хранительница силы народа Луны с радостью приняла этот знак. Это была их тайна, то, о чем никто даже не догадывался. Во всем остальном они не имели такой роскоши, но и не стремились скрывать свою любовь.

Конклав смотрел сквозь пальцы на происходящее. Оберегающие не считали себя в праве что-то указывать Даниилу в его чувствах. В конце концов, он сам выкладывал себе дорогу в личное пекло. Никто не сомневался в том, что когда придет время, Даниил исполнит свое предназначение.

И не дано было понимать этим обездоленным и несчастным в своей убежденности Оберегающим, что, единожды познавший взаимность - никогда не сможет отказаться от нее. Никогда не будет в силах предать. Ибо можно стерпеть многое, что причиняют тебе, и самому держать нож, рассекающий твою плоть - но сделать все, пусть и абсолютно невозможное, чтобы даже чья-то мысль о боли любимого тобою существа не коснулась пространства, окружающего Мать.

И вот, когда времени почти не оставалось, и не было другого выхода для них, кроме как подчиниться или оборвать свои жизни, Даниил нашел ответ на тот вопрос, который мучил его последние четыре года. В одном из архивов их народа, которые мужчина так долго просматривал в библиотеке, описывался прецедент: когда-то, один Оберегающий уже выступал против Конклава. И тогда был определен порядок.

Конклав назначал испытание, и если требующий справедливости выдерживал его - Мать признавала его претензии верными.

Соискатель минувших лет потерпел поражение.

Но для Даниила это не имело значения. У него было за что бороться. И не было другого выбора - только победа.

Даниил сообщил Килиму свои требования. Он просто хотел, чтобы их оставили в покое. Тем более что сила Иллии и без становления была огромной, и наследница прекрасно контролировала ее. Народ Луны не был обделен своей Хранительницей, она в избытке дарила силу Матери. Мужчина просто хотел, чтобы им дали идти своим путем, который, так или иначе, дала Мать, соединив в столь раннем возрасте.

Конклав принял вызов. И определил испытание. Даниил должен был бороться с Килимом.

Даниил ни слова не сказал любимой о том, что планировал сделать. Он успешно скрывал свои приготовления и опасения. С Иллией мужчина был весел и радостен.

Вот только не мог выпустить ее из своих рук. Он должен был прикасаться к ней ежесекундно. Знать, что она рядом, чувствовать ее любовь, ее тепло.

В ночь перед боем, мужчина не мог насытиться девушкой, не мог перестать прикасаться к любимым чертам, нежно обводя их пальцами. Даниил зачерпывал тяжелые пряди ее волос в пригоршни, крепко прижимая уже спящую Иллию к себе, не имея сил выпустить из своих рук. Он думал только о победе. Не пускал даже намек на сомнение в свою душу и разум.