Интуиция

Валентин будет делать все, чтобы Лина простила его. Они уже проходили через такое. Хоть Луну с неба закажи, что-нибудь, да придумает. И Лина знала, что пройдет еще несколько дней, и она смирится. Сделает вид, что забыла. Не простит, но пропустит. Хотя, возможно и сама была виновата в таком. Ведь, превозмоги девушка себя, расскажи Валику о том, что ее пытались изнасиловать и, возможно, он бы больше старался сдерживать себя. Не пил бы. Не терял бы контроль. Не было бы потом ни ее страха, ни его угрызений совести.

Воспоминания о том, как она проснулась ночью от грубых и резких ласк его рук, почувствовав запах алкоголя — заставили Лину обхватить себя руками, в попытке избавиться от внутреннего холода. Тогда, ей показалось, что все повторяется, что девушке снова шестнадцать, и грубое мужское тело, пытается полностью подчинить ее себе. Лина задыхалась от страха, пытаясь вырваться, только Валентин был уже не в том состоянии, чтобы отпустить. Он почти не говорил с ней, только прорычал на ухо «моя», не давая освободиться. Не отвечал на просьбы и уговоры, сминая губы жестоким напором. Ей было больно, действительно больно от его рук, от жестких, не поцелуев даже, укусов. Не было удовольствия. Страх, опустошенность, и не восприятие происходящего. Хотя, как такое возможно? Это же не чужой человек. Это Валик, ее Валик, который всегда знает, как возбудить и заставить девушку захотеть его с такой же силой…

Возможно, не относись Лина к этому, как к насилию, и все было бы не так страшно, может быть, это ее проблема? Возможно, она сама себе не дает получать удовольствие от такого "страстного желания" своего мужчины, из-за своего страха и прошлого? Лина иногда думала об этом. Но, все же, даже ее больное сознание отвергало подобное "сомнительное удовольствие". И, пусть и понимал Лина, что Валентин не сознательно делает это, просто уже не может подчинить желание обладания ею опьяненному мозгу, все равно, чувствовала боль и опустошение в душе.

Когда он отпустил ее, Лина смогла только сжаться в комок, замирая от обиды и боли в душе. Едва дождавшись, что мужчина заснет, девушка бесшумно выбралась из кровати, закрываясь в ванной, и долго стояла под душем, рыдая, безуспешно пытаясь оттереть синяки и липкий ужас воспоминаний.

Она знала, что утром Валик будет чувствовать себя виноватым, будет просить, умолять простить его. Но, даже осознание этого, не давало облегчения. Лина едва дошла до дивана в зале, и упала на него, укрываясь пледом с головой, словно могла таким образом укрыться от всего мира.

Проснулась она от его прикосновений. Валик стоял на коленях перед диваном и молча гладил ее лицо, смотря глазами побитой собаки. Он никогда не забывал, что творил, даже мертвецки пьяным. И сейчас, все помнил. Лина только отвернулась к стене, не в силах что-то говорить. Она почувствовала, как прогибается диван от его веса, когда мужчина устроился рядом, обнимая ее с несвойственной ему нежностью. Вздрогнула, ощутив, губы Валентина, нежно целующие ее затылок.

— Прости меня, малыш. — Шептал мужчина, просто обнимая ее. — Прости. Я клянусь, что это больше в жизни не повториться. Прости, Лина. — Валик гладил ее плечи, которым ночью досталось от его собственнических, жестоких рук. Ласкал губами каждую отметину, оставшуюся по его вине. Но у Лины не было моральных сил повернуться и, хотя бы кивнуть, давая понять, что она сможет опустить это, как и раньше. Не верила девушка в его клятвы. Не в первый раз он говорил и творил подобное. Только, толку обижаться на мужчину, было мало — она сама делала выбор. Вот, успокоится немного, чуть приглушит воспоминания об этой ночи, и сможет, вновь, улыбаться ему, и говорить, как ни в чем не бывало. А пока, все, на что хватало ее выдержки — это не вырваться из его, таких ласковых сейчас рук, всхлипывая от страха и забиваясь в угол.

**********

Дождь не прекратился к окончанию рабочего дня, хоть и стал чуть слабее. Лина медленно брела по тротуару. Ее не смущало то, что одежда, в очередной за сегодня раз, полностью намокла. Возможно, им всем крупно повезет, и девушка умрет от простуды, избавляя и себя, и Валика от мучений. Только, мысли, то и дело, возвращались к Диме, и не хотелось теперь умирать.

Она так и ждала Валентина на площади возле студенческого городка, стоя под каплями в гордом одиночестве абсолютно пустынной улицы. И не пыталась укрыться под навесом. Ей, в целом, было это безразлично. Девушка, опять, приняла решение. И боль от того, что больше не будет с ним встреч, перекрывала опустошенность и страх после недавней ночи. Это уже притупилось.

Не дожидаясь, пока недовольный Валентин выйдет и откроет ей дверь, Лина быстро села внутрь машины. Ее не заботило, что кожа сиденья промокнет и, вполне вероятно, испортиться. Мужчина может позволить себе новый чехол. Но, Валик ничего не сказал, только включил подогрев сидения и печку, а потом, отстегнув свой ремень, потянулся к девушке.

Наверное, он был рад, что Лина не отпрянула от его рук, как утром, или в воскресенье. Возможно, посчитал, что дело идет на поправку. Он тяжело вздохнул, понуждая девушку пересесть к себе на колени, обхватывая его ноги своими бедрами. Она возмутилась.

— Не надо, я тебя намочу. — Негромко произнесла Лина.

— Я переживу. — Ответил Валик, с несвойственным ему смирением, радуясь, что она, вообще, заговорила с ним.

Он стянул через голову свою футболку, и начал медленно расстегивать пуговицы ее блузы, мучаясь с влажной тканью. Ощутив, как напряженно застыла Лина, мужчина только скривился.

— Не переживай, малыш. Я не хочу, чтобы ты заболела, и все. — Валик наклонился, целуя синяк на ключице, который так явно напоминал о его вине. А Лина вздрогнула, вспоминая, как ее целовал Дима и, понимая, что именно его касаний хочет в этот момент, да и всегда, наверно, теперь хотеть будет.

Она уткнулась Валентину в плечо, в попытке избавиться от глупых и безнадежных мечтаний. А он, обнял ее, крепко прижимая обнаженной кожей к своей, голой груди. Лина чувствовала, как в нем просыпается желание. Слышала, как учащается его дыхание, и начинает ускоряться биение сердца. Но Валик ничего не делал, просто держал девушку в объятиях. Наконец, он немного отстранился, протягивая руку за футболкой, которую положил на заднее сиденье, чтобы не промочить, и начал натягивать ее Лине через голову. Опустив ее до плеч, и высвободив влажные волосы, Валик пробежался пальцами по спине девушки, щелкая застежкой бюстгальтера, который был не менее мокрым, чем и вся другая одежда Лины. Но, спустив бретельки с плеч и отбрасывая этот элемент гардероба девушки, мужчина не смог удержаться, наклоняя свою голову, и накрывая ее грудь губами, нежно, словно и этой лаской пытаясь просить прощения. А Лина, крепко обняла его за шею, сильнее прижимая к своей груди, не отталкивая ласкающие пальцы мужчины. Ее не заботило то, что они стояли посреди города. Дождь продолжался и, навряд ли, кто-то ходил сейчас, заглядывая в тонированные окна припаркованных машин. Все, чего ей хотелось — это забыться, стереть с кожи, выжечь из памяти воспоминания о том, как касался и целовал ее Дима.

Ее рука сама скользнула между их телами, расстегивая пряжку ремня Валика, уверенная, что он не будет против. И знала, что не ошиблась, ощущая, как его пальцы помогают ей справиться с застежкой. Он был рад, счастлив от того, что Лина так быстро простила его. Готов на все, лишь бы заставить девушку забыть о боли, которую причинил ей. Оттого, наверное, движения Валентина были такими осторожными и нежными, когда, поднимаясь ладонями по ее бедрам, мужчина собирал влажную ткань юбки, снимая тонкое белье, и проскальзывая внутрь Лины. Но вскоре, он сдался, отдаваясь своему и ее желанию страсти. Его губы завладели ртом Лины, а пальцы сильнее сжимали кожу бедер, удерживая девушку под напором его сильных и яростных толчков. Но она не сопротивлялась, наоборот, теснее прижималась к губам, крепко сжимая веки, чтобы не заплакать и делала вид, что не понимает, отчего рвется душа, ощущая горький привкус ошибки. Не этого мужчину Лина хотела сейчас.