Страница 31 из 84
— Мы приветствуем жителей свободного Вышегорска, — вышедший вперёд Мейхель поклонился до пояса, — слава живым и память павшим, — выкрикнул он обычное камерлинское приветствие.
Толпа взвыла ещё громче.
— Слава, слава, слава, — прокричали тысячи глоток. Я была готова заткнуть уши, лишь бы не слышать этого ужасающего рёва, но, помня о важности порученного мне дела, только глазела по сторонам и глупо улыбалась. Народ продолжал неистовствовать. Но вот затрубили трубы, а следом за ними наступила невообразимая тишина. Нам навстречу вышел богато одетый седобородый мужчина.
— Мир вам, путники, — он слегка склонил голову в приветствии.
— И тебе, господин стольничий, того же, — Мейхель отвесил низкий поклон встречавшему. Поклонились и остальные мои спутники, успевшие слезть с коней. Я же тем временем, спрятавшись за гриву Верного, медленно сползала на землю. Чёрт, не хватало мне ещё для полного счастья попасть в немилость первому же встреченному вельможе.
— Я вижу, ваш путь был труден и долог, — серобородый не произнес ничего такого, чего не требовали бы правила вежливой беседы, и мне это почему-то не понравилось.
— Да, господин, нам выпал тяжелый жребий, не все из нас, начав путь, дошли его до конца, — Мейхель повинно склонил голову.
— Сердце чьей матери разорвет сегодня безутешное горе? По кому жёны справят пышную тризну? О ком невесты прольют скупую, пустопорожнюю слезинку? — певуче вопросил градоправитель.
— Трижды разорвется сердце материнское. Три брата, три сокола ясных улетели в небо безоблачное за птицей синей в дали неведомые. Мардлоф, Ильлия и Нелоф Браузеры ушли героями… Как сказать матери, не разумею.
Мейхель замолчал (странно, что Векселя он не упомянул), а вельможа, подняв голову, громко выкрикнул:
— Слава живым и память павшим!
— Слава, слава, слава, — понеслось над городом многоголосое эхо.
А пока оно гудело, перекладываясь на многие лады, серобородый, понизив голос, успел шепнуть опустившему взгляд Мейхелю:
— О матери не беспокойся, всё её слезы уже пролиты, пребудет она в неведении, до венца дней своих пребудет…
Крики толпы потихоньку стихли.
— А кто эта девица красная, столь тяжкое бремя пути на себя взвалившая? — вельможа пристально посмотрел в мою сторону.
Я хотела ответить сама, но Терм движением руки ясно дал понять, что беседа простолюдинки с вельможей в их городе не приветствуется.
— Авель, дитя кузнецкое, мир повидать да жениха сыскать едет, — на стенах одобрительно загудели. — Бой-девка, кто замуж возьмёт — не пожалеет, на мечах не хуже иного мужика рубится, а из лука стре… — тут Мейхель понял, что сболтнул лишнего и прикусил язык.
— Хорошо. Коли так, глядишь и сам за нею посватаюсь, — серобородый широко улыбнулся, — но не об том речь нынче, — градоправитель воздел руки к небу и уже обращаясь ко всему народу выкрикнул, — Случилось дело неслыханное: целый караван дорогой близкой к городу вышел. И хоть потери имеет немалые, но сохранил грузы ценные и разум людской в целостности, — народ снова загудел, и он поднял руку, призывая к молчанию. — Господин наш и повелитель, о том услышав, повелел мне поперед всех к воротам выйти, да в палаты каменные всех путников пригласить, дабы они поведали ему о своих странствиях и приключениях чудных.
— Всех? — Мейхель покосился в мою сторону, — и девушку?!
— Господин мой приказал всех — значит, всех без всякого исключения, — вельможа важно надул щеки.
Неужели всё будет так легко и просто? Неужели не нужен никакой хитроумный план? Не нужны долгие дни, проведенные в размышлениях о тайных подходах, бессонные ночи наблюдения, одним словом, не нужно ничего из того, к чему я мысленно готовилась всё последнее время?
Один бросок, полёт ножа и враг умрёт?! Что-то не вериться мне в это, не вериться и все тут… и вообще долго мы тут будем стоять? Мой мысленный вопрос остался без ответа, но вельможа сделал царственный жест, и толпа отхлынула в стороны, загремели цепные запоры, распахивая ворота всё шире и шире, наконец, створки окончательно распахнулись, и наши кони ступили на мраморные плиты города.
Перво-наперво меня отмыли. Десяток служанок натаскали ведрами горячую воду в огромную лохань. Две девушки сбивали душистую пену, ещё одна беспрестанно распыляла в воздухе благовония. Всё было просто прекрасно, но… не слишком ли много чести для дочери простого кузнеца?
Затем меня долго собирали на прием. В конце концов, запихнув мое похудевшее тело в узкое бирюзовое платье, сделав макияж и смастерив на голове прическу (при этом вырвав едва ли не половину моих волос) служанки откланялись, а я, дождавшись когда стихнет шорох их шагов, осмелилась встать с табурета. Жесткий, непривычный корсет (в своей стране я на всех приемах могла позволить себе удобный костюм воительницы) давил на живот и грудь, длинные юбки платья мешались и путались под ногами, которые и так шатались, не в силах устоять на высоченной шпильке одетых на ноги туфель. А взглянув в зеркало, я и вовсе ужаснулась: губы, отливая перламутровым блеском, розовели на и без того сияющем от пудры лице, а длиннющие накладные ресницы делали меня похожей на куклу, при этом ещё и сильно закрывая обзор. Но больше всего беспокоило то, что мне совершенно некуда было спрятать оружие. Ну, не нашивать же в самом деле в складках платья карманы и петли?!
Кстати, об оружии. Его у меня изъяли. Так что из всего походного разнообразия у меня остался лишь костяной гребень, легко преобразовываемый в широкий и острый нож. Но гребень в высокую, сбитую причёску не воткнёшь. Вздохнув, я оставила его на своём столике, и, взглянув на часы, поспешила вниз.
Прежде, чем спуститься в залу, я выглянула из-за свисающей вниз портьеры. Все приглашенные гости уже были здесь, по крайней мере так мне подумалось, ибо всё пространство помещения было заполнено людьми. Стоять наверху и дальше не имело смысла, и я, стараясь не привлекать внимания, опираясь на перила, стала осторожно спускаться вниз по винтовой лестнице. Но пройти незамеченной мне не удалось. Кто-то из приглашенных (чёрт, это оказался стоящий прямо под лестницей Тёрм) бросил взгляд в мою сторону, похлопал по плечу своего товарища (оказавшегося ни кем иным как Мейхелем), тот в свою очередь уставившись на меня так, как будто в первые видел, восхищенно поцокал языком. Вскоре вся зала смотрела только на меня. Не знаю, чем бы это закончилось, не заиграй медные трубы. Народ, стоявший внизу, напрягся, и начал старательно выворачивать свои толстые шеи, выискивая глазами того, кого так торжественно приветствовали королевские музыканты. Я проследила за направлением ищущих взглядов: на точно такой же лестнице по другую сторону залы появилась фигурка в королевской мантии.
— Его Величество король!
Крик церемониймейстера — и все взоры, к моему несказанному облегчению обратились в другую сторону. Я тоже захотела удовлетворить свое любопытство, как следует рассмотрев короля Камерлина, за что и поплатилась. Разглядывая короля, я совсем забыла, что нахожусь на лестнице и неосмотрительно делая еще один шажок, споткнулась и, падая, повалилась прямо на Терма. Не ожидав от меня такой подлости, он взмахнул руками и в свою очередь начал заваливаться на спину. Мы бы наверняка грохнулись на пол, если бы не подхвативший нас Мейхель. Мы остались стоять на ногах, но шуму наделали немало. Во всяком случае, стоявшие вокруг господа вперили в нас свои гневно-испепеляющие взгляды. Мне не оставалось ничего другого, как только опустить очи и скорчить невинную рожицу. Удовлетворившись этим не слишком убедительным извинением, гости вернулись к своим прежним занятиям, а именно к разглядыванию его величества.
Я облегченно вздохнула.
— Авель… — Терм, в голосе которого сквозило плохо скрытое недовольство, наконец-таки обратил внимание на то, что само упало ему в руки.
— Извини, — в пол голоса произнесла я и, пытаясь сгладить нарастающий конфликт, улыбнулась.