Гол престижа

Джон Хелси несколько минут размышлял. Это же бомба. Это шанс. Не так уж трудно будет вычислить больного заказчика. Такой материал попадается раз в жизни. Он снял трубку. Замер. Как там сообщало метеостанция? Смерч неожиданно вильнул в сторону. А медсестра что сказала? Удар по голове. Обширный инсульт. Понятное дело, торнадо. Чего только не бывает во время торнадо. Кирпичи, и те летают.

А еще бывают гремучие змеи. Они иногда кусают людей. Неосторожных людей. Джон положил трубку. Он-то человек осторожный. Выйдя во двор, собрал сухие палочки. Зажег маленький костер. Когда огонь хорошо разгорелся, положил туда дискету.

27.06.2005.

«Давайте скажем правду: у пилотируемой астронавтики перспектив нет. Речь не идет, конечно, об орбитальных полетах вокруг Земли. Имеются в виду дальние экспедиции. Нам просто некуда лететь. В Солнечной системе есть только два тела, реально пригодные для высадки: Луна и Марс. Меркурий и Венера слишком горячи, а спутники гигантов слишком далеки. На Луне мы давно побывали, осталось посетить Марс. Эта планета будоражит воображение, как никакой другой небесный объект. Столетия она кормит астрономов, фантастов, астрологов и даже жуликов, продающих там участки. Столетия она манит мечтой о внеземной жизни. Даже разумной, во времена Скиапарелли, убедившего весь мир в существовании волосков-каналов, еле различимых на мутном, дрожащем диске, видимом в тогдашние подслеповатые телескопы. В середине двадцатого века надеялись на растения и животных, позже, по мере накопления знаний, на мхи и лишайники. Планка снижалась. Одноклеточные, лишь бы живые. Наконец, сегодня, последняя надежда – ископаемые остатки. И хотя гордую недоступность красной планеты немного поколебали посланцы-роботы (которые так и не нашли следов жизни), для людей она по-прежнему очень и очень далека. Но люди считают своим только то, что можно потрогать руками. Всерьез о пилотируемой миссии заговорили в начале двадцать первого века, но разные причины не позволяли приступить к ней практически.

Скажем правду еще раз: главная трудность не в деньгах, и не в технике, а в людях. Нет стопроцентных гарантий возвращения. Более того, нет гарантий, что они вообще долетят в добром здравии. Девять месяцев в тесном корабле доведут кого угодно до нервного срыва. А еще столько же назад».

(Из статьи Говарда Гревски в газете «НАСА спейс ньюс» от 20.11.2046.)

Диктофонная запись.

…шло неплохо. Сам факт нашего полета, что ни говори, тешит самолюбие. Мы ставили плановые эксперименты, занимались на тренажерах, отдыхали, даже пели на два голоса.

Эдвард Салливан.

– Хотите из первых рук? Ну что ж, извольте. Эксперименты в так называемом земном звездолете выявили неприятные закономерности. Во-первых, если число людей больше двух, то они обязательно разбиваются на группы по два. В лексиконе испытуемых появляются слова «мы», «они», «наше», «ваше». То есть зародыши конфликта. Из этого был сделан правильный вывод: экипаж должен состоять из двух человек. Комиссию врачей поддержал главный инженер НАСА. Чем меньше людей, тем больше процент массы научного оборудования при той же общей массе комплекса, том же носителе. Во-вторых, нельзя назначать командира. Через определенное время, примерно четыре месяца, в земном тренажере, понятие «командир» просто теряет смысл, и экипаж подчиняется ему только потому, что за тонкой стенкой находится большой мир, хорошая зарплата и настоящие начальники. В реальном полете этому критическому времени соответствует расстояние от Земли, равное, примерно, сорока четырем процентам пути до Марса. Хорошо, что психологи это поняли и категорически не рекомендовали вообще назначать командира. Труднее было убедить в этом военных. Они со своим каноническим единоначалием никак не могли понять, что наш полет – это не рейд по тылам противника. Но что делать, в НАСА они не последние люди, ведь заметную часть бюджета дает Пентагон. Пришли к компромиссу: командира выбираем мы сами, когда пройдем десять процентов пути, если в этом возникнет необходимость. Формально, на Земле, командиром был утвержден я. Ну не могут они без этого.

В-третьих, каждый из экипажа должен иметь возможность уйти, отдалиться от другого, не подвергая при этом опасности саму миссию. И это удалось преодолеть. Мы полетели в двух состыкованных кораблях, стартовавших отдельно, имея каждый свою «квартиру», и возможность расстыковываться и состыковываться по нашему желанию. Земля просто ставилась в известность. К тому же два корабля – это резервирование всех систем, в случае аварии одного можно спастись на втором. Такое уже было. На «Аполлоне-13».

Кроме этого, были и плановые расстыковки. И плановые выходы. Первым ушел в автоматическом режиме «Арес», наша марсианская база. И вслед за ним корабль возвращения, «Одиссей». В-четвертых, самое главное. Все земные эксперименты проводятся с профессиональными испытателями, а не с астронавтами. Испытываются одни люди, а летят другие. При такой постановке опыта можно выяснить лишь то, как люди вообще переносят подобные условия. Но чтобы сказать хоть что-то определенное, надо собрать статистику. Взять тысячу бочек, посадить в них кучу людей, продержать год, а потом сказать: в среднем десять процентов годятся для полета, восемь не годятся, двадцать годятся не более чем на шесть месяцев, ну и так далее. Вы меня слушаете, Говард?

– Примерно об этом я писал перед вашим полетом.

– Так вот, никакой эксперимент не способен ответить на вопрос, выдержат ли полет два конкретных астронавта, потому, что именно их нельзя подвергать никаким испытаниям. Вот эту четвертую трудность преодолеть пока нельзя.

– Почему «пока»?

– А потому, Говард, что пока лететь к Марсу девять месяцев. Вот когда научимся летать за месяц, то процент годных к полету экипажей резко возрастет. А риск, соответственно, снизится.

– Эд, а если составить команду из мужчины и женщины?

– Такой вариант рассматривался. Отсутствие женщин создает для мужчин проблемы, решаемые разными, в том числе, фармакологическими методами. Присутствие женщин создает проблемы, не решаемые никак.

– Мне кажется, Эд, вам дали слишком много прав.

– Вы не о том думаете, Говард. ТАМ не нужны права. Высокая цель плюс совесть, вот что нужно.

Выдержка из стенограммы пресс-конференции НАСА.

Хьюстон, штат Техас, 2.03.2047г.

Присутствуют: Директор Гэри Паттерсон, Главный инженер Джозеф Локвуд, Начальник пресс-службы Чарльз Мэнсон. Аккредитованные корреспонденты более пятидесяти американских и зарубежных периодических печатных и электронных изданий.

– Господа! Официальная цель полета – ответ на вопрос: была ли когда-либо на Марсе органическая жизнь. Предполагается провести бурение в одном из сухих речных русел на глубину до тридцати футов. Мы надеемся обнаружить следы хотя бы одноклеточной жизни, которая, по нашим представлениям, была возможна на Марсе около миллиарда лет назад. Вы можете задавать вопросы.

– Кристина Смит, «Крисчен сайенс монитор», США. Мистер Паттерсон, как вы оцениваете безопасность экипажа? Спасибо.

– Более семидесяти лет назад все экипажи «Аполлонов» вернулись с Луны живыми и здоровыми. С тех пор техника стала лучше, а не хуже. (Смех в зале).

– Ташио Хасимото, «Асахи», Япония. Мистер Локвуд, что вы можете сказать о надежности оборудования? Спасибо.

– Надежность – категория статистическая. Средняя наработка на отказ жизненно важных систем вдвое превышает продолжительность миссии.

– Уильям Тейлор, «Нью-Йорк таймс» Господин директор, как повлияет миссия на мировую науку? Спасибо.

– Она уже повлияла. Как вы считаете, кто готовил проект? (Смех в зале).

– Сергей Безуглов, «Экология и промышленность», Россия. Мистер Локвуд, насколько опасны для окружающей среды старты «марсианских» носителей «Арго-1» и «Арго-2»? Спасибо.