Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 103

Выслушав Горелова, прочитав его письменный доклад, полковник еще раз ознакомился с протоколами допроса шпионов и вызвал всю четверку одновременно.

Они вошли в сопровождении конвоиров, скрестив за спиной руки.

— Садитесь, — предложил им Павленко. — Надеюсь, вы извините меня, что я вынужден был на целую неделю разъединить вас?

Они молча уселись на поставленные вахтером стулья, не ответив ни словом полковнику, не взглянув друг на друга.

Но взгляды их не были мертвы: словно завороженные, они уставились на отдельный столик, стоявший у окна, на те предметы, которые лежали на столике. Это была целая «коллекция» оружия, ампулы с ядами. Были здесь и два радиопередатчика, взятые на квартире у старика Матюшко и на квартире Вакуленко — Лещинской. Был и топор, которым «святой» зарубил Галю Спасову, и его «библия», и многое другое.

— Итак, — невозмутимо продолжал Павленко, — давайте же сосчитаем, сколько вас здесь?

Они сидели по-прежнему молча, не шелохнувшись.

Алексей Петрович раскурил трубку и взял со стола какую-то бумажку.

— Мне кажется, каждый из вас пребывает в нескольких лицах. Елена Вакуленко, она же Вакульчук, она же Лариса Лещинская, она же Кларенс — в четырех лицах. И все-таки вы одна, не правда ли, мадам Лещинская? Вы помните Тополи, Вупперталь, Львов 1941 года? Молчите? Я понимаю... вашу забывчивость. Но вот фотографии, которые напомнят вам названные мною города...

Вакуленко — Лещинская взглянула на фотографии и заерзала на стуле. Щеки и губы ее задергались.

— Не буду вас расстраивать, — продолжал Павленко. — Пойдем дальше. Господин Данке, он же Данкель, он же Даниил и, наконец, «святой Даниил» — немецко-фашистский майор, кавалер двух Железных крестов, убийца не только Гали Спасовой, но и многих, многих советских людей во Львове в 1941 году...

Данке не шелохнулся. Сухощавое лицо его было замкнуто и бесстрастно, и только прожилка на виске трепетно билась, выдавая его волнение.

— Далее, — спокойно продолжал Павленко, примечая каждую подробность в поведении арестованных. — Морев, он же Морин, он же Моринс и Моринсон... Довольно скучное танго сочинили для вас и с весьма примитивным шифром на ксилофоне...

— Довольно! — резко воскликнул «святой Даниил», пытаясь подняться со стула.

— Что именно «довольно»? — спросил полковник.

— Вы все знаете... — прошептал Данке и закрыл руками лицо. — Вы все знаете. И эти фотографии... Где, какими путями вы их достали?..

— Это не мы достали, — спокойно ответил ему Павленко. — Ваши обличия сохранил народ, который никогда не простит вам совершенных преступлений. Народ нам всегда поможет и помогает.

— Но если вы действительно все знаете, — воскликнул «святой», — зачем тогда допрашиваете нас?

Полковник улыбнулся:

— Ну, что это за допрос по сравнению с гестаповскими допросами! Разве кто-либо тронул вас хоть пальцем?

— Что же вы хотите? — глухо проговорил Данке.

— Уточнить одну подробность, — сказал полковник, снова раскуривая трубку. — Где вы, поклонник Шопенгауэра и Ницше, «ариец», изучали христианскую православную религию и особенно ее самое реакционное, антигосударственное, антиобщественное ответвление, так называемое «учение» ИПЦ — истинно православной церкви?

— В специальной школе, в Бонне, — вздрогнул и, слов но пересиливая себя, ответил Данке.

— Разве это «учение» обязывает... убивать?

— Нет, но оно является ширмой...

— Для какой цели?

— Цель эта древняя, — потупившись, негромко сказал Данке. — Всемирное господство арийской расы.

— Которого вы добивались столь подло и мерзко?

— Все средства хороши...

— Так говорят иезуиты.

— Пусть. Все равно...

— Так утверждает «Феме»?..

Данке бессильно опустился на стул.

— Вы знаете и это?

— Немного... Значит, всемирное господство за счет уничтожения других народов — французов, славян... А почему же вам помогала мадам Лещинская?

— Потому что она — дура, — бесстрастно ответил Данке.

Вакуленко — Лещинская порывисто встала со стула.

— Подлец... Как ты смеешь?.. Предатель!

Данке даже не взглянул на нее.

— Молчи, подошва... Мы засыпались из-за тебя. Из-за твоих глупых анонимок.

— Я имела такое задание Моринса и выполняла его.

— Все ясно, — молвил Павленко. Он заметил, что Морев — Моринс порывается что-то сказать, но махнул рукой и обронил безразлично: — Господин Моринсон, я не нуждаюсь в ваших признаниях. Уведите арестованных...

Они вышли из кабинета, а полковник сначала открыл форточку, потом набрал номер телефона хирургического отделения больницы, чтобы навести справку о состоянии здоровья капитана Петрова.

На следующее утро Алексей Петрович позвонил секретарю обкома.

— Извините, Иван Сергеевич, я задержал взятую у вас книгу...

Гаенко рассмеялся:

— Ну и как, прочли?

—. Прочел, и не без пользы...

— О, если так, желаю вас видеть. Кстати, анонимок больше не поступало.

— Это мне известно, — сказал Павленко. — С вашего разрешения, я буду у вас во второй половине дня.

Затем он приказал привести Морева — Моринса и задал ему лишь один вопрос. К его удивлению, тот не отпирался.

Впрочем, если бы Морев даже попытался скрыть подробности, доклад Горелова его изобличал. Вероятно, считая вопрос, заданный полковником, лишь второстепенным, вступительным к ряду других вопросов, Морев подробно рассказал о том эпизоде, который особенно интересовал полковника. Стенографическую запись его рассказа, расшифрованную и перепечатанную на машинке, Павленко получил через час.

Морев был изумлен, что полковник больше ни о чем не спрашивал его.

Гаенко мельком взглянул на книжку «Восточный фронт», которую Павленко положил на стол, и сказал с чуточку насмешливой улыбкой:

— Я помню наш разговор о загадках, тайнах... Сейчас, очевидно, и вы сошлетесь на «завесу времени», правда же? Конечно, очень трудный узелок!

— Автор этой книжонки, — сказал Павленко, — по-видимому, большой хвастун. Описывая деятельность гитлеровской фронтовой разведки, он многое преувеличил. Но документ, о котором идет речь, действительно оказался в руках командования немецко-фашистских войск в период боев под Лохвицей.

Алексей Петрович взял книгу, раскрыл ее и быстро нашел знакомую страницу.

— Обратите внимание на эти фамилии: Моринс, Кларенс, Данкель... Все эти господа сейчас находятся у нас. Их «расшифровка» началась с простой анонимки! Это была ниточка, тоненькая, почти неуловимая, но она привела к большому клубку. В клубке оказалась и некая четвертая личность, диверсант, парашютист, однако о нем я не имею пока достоверных сведений...

Гаенко привстал с кресла; пальцы его рук, вцепившиеся в стол, побелели:

— Они у вас?

Алексей Петрович наклонил голову.

— Да, Иван Сергеевич, вы не ослышались. Как видите, не прошло и месяца... Но вас интересовала «тайна»? Как это ни странно, однако сам Капке, автор книжонки «Восточный фронт», помог нам приоткрыть «завесу времени».

Он достал из внутреннего кармана пиджака запись показаний Морева и передал Гаенко.

— Итак, слово имеет сам господин Моринс, он же Моринсон...

Гаенко прочитал запись показаний шпиона:

«Мою фамилию и мои клички вы знаете... Я мог бы по-прежнему путать карты, но теперь это не имеет смысла. Ваши разведчики работали с исключительным терпением. Мне до сих пор не верится, что они сумели нас обвести, что они победили. Когда мой шеф, майор Данкель, раскрылся, а у него не было другого выхода, ибо игра не стоила свеч, я понял: все кончено. Причина того провала, который нам уготован судьбой, заключается в единственном и решающем факте: мы не имеем опоры. Мы искали ее, но не могли найти. Единственным ходом, который у нас оставался и который, казалось, безошибочно сделал майор Данкель, была ставка на религиозность ваших людей. К сожалению, несмотря на всю осмотрительность майора, и здесь мы провалились, так как дурочка Спасова на поверку оказалась далеко не дурочкой... Но меня удивляет, почему вы не спрашиваете о главном: о целях, которые ставила перед собой наша группа? Почему вас интересуют столь отдаленные события? Хорошо, я отвечу на ваш вопрос. Я понимаю, что наша главная цель вам известна. Только рассчитывая на смягчение своего удела, я даю полный, искренний ответ...

Вы спрашиваете, каким образом секретный штабной документ, подписанный генералом Карпенко, оказался в наших руках?

Этому факту предшествовало много событий, которые следует бегло восстановить. Эти события памятны мне, так как я был награжден за участие в них и повышен в чине.

Я был выброшен с самолета в глубоком советском тылу, в районе Пирятина. В дни непрерывных боев, которые развернулись на просторах Украины в 1941 году, никто не обратил внимания на раненого сержанта, отставшего от своей части. Мне удалось присоединиться к штабу советского Юго-Западного фронта.

Когда танковые части Гудериана и Клейста соединились в районе Лохвица — Сенча по реке Сула, Полтавской области, и тем завершили окружение киевской группы ваших войск, в окружении оказался Военный совет и штаб Юго-Западного фронта во главе с командующим генералом Карпенко.

Потеряв связь со ставкой своего главного командования и другими фронтами, Карпенко принял решение прорвать кольцо окружения и вывести Военный совет, штаб фронта и части Советской Армии из этого котла. Собрав ударный кулак боевой техники и пехотных частей, генерал Карпенко достиг города Пирятина. Здесь он убедился, что кольцо окружения сжимается и что силы немецкой армии во много раз превосходят его силы.

В ночь на 18 сентября 1941 года Карпенко приказал всем членам Военного совета, работникам штаба фронта и 5-й армии сойти с машин и двигаться в направлении Лохвицы пешим ходом. Для охраны штаба фронта и оперативных документов было выделено 50 курсантов школы НКВД. Продвижение штаба прикрывали, сдерживая наши непрерывные атаки, 4-й Украинский полк НКВД и оставшиеся части армии. Хутор Высокий, села Демьяновку, Куреньки, Пески эта небольшая группа советских войск прошла с ожесточенными боями, и я не раз благодарил судьбу, что остался жив... Правда, бойцы берегли меня, поскольку я сказался раненым. 19 сентября, после тяжелого боя, мы вступили в село Городище, Полтавской области.

Я не забуду тех бесконечных часов, когда вокруг нас непрерывно рвались снаряды и мины, и, признаюсь, чертовски жалел, что оказался в этой мясорубке.

Помню, поблизости сельской хаты, во рву, собрался Военный совет... Карпенко предложил уничтожить все оперативные документы штаба фронта и 5-й армии. Возражений не последовало. Вскоре на колхозном дворе запылал костер... Однако я заметил, что помощник начальника штаба Михеев спрятал у себя на груди какой-то документ.

С той самой минуты документ, спрятанный Михеевым, стал для меня самой желанной целью. Не буду рассказывать о дальнейшем ходе боя. Могу лишь отметить, что Михеев и группа его солдат погибли героически. Они бросились с гранатами под немецкие танки. Мне повезло... Я уцелел. Я оказался в группе пленных. Дальнейшее вам понятно. Когда я рассказал командиру дивизии о себе, меня немедленно представили к награде. Но моей задачей было разыскать труп Михеева и взять документ... Одну минутку, господин полковник... Я хочу, чтобы вы правильно поняли меня. Я — разведчик, и вы — разведчик; у нас особая, тонкая форма борьбы. Я никого не убивал. Я был только разведчиком...»