Страница 13 из 31
— Невозможно. Вчера, например, Василий Палыч заставил Помпея тебя выслушать — и то пережег все батареи. Напрасными были твои советы. Кстати, советчиков всегда хватало, однако все деятели Истории поступали по-своему.
— Почему ж они отбрасывали разумные доводы?
— «Почему, почему»! — передразнил дядя Жора. — Знаешь поговорку: один… не очень умный человек может задать столько вопросов, что десять мудрецов не ответят. Историческая обстановка складывалась так, что Помпей мог выиграть еще десять сражений и это его не спасало. Цезарю достаточно было одержать всего лишь одну победу. Одну, понимаешь? По теории вероятности это должно было когда-нибудь случиться. Ладно, отложим беседу на другой раз. Я сосну часок. И учти, Женька: наш, как ты его называешь, телевизор вышел из строя. Так что — без фокусов. Спи, гуляй, книжку почитай, но к погребу не приближайся. Не ровен час, действительно влипнешь в историю…
Тихо на даче. Скучно. Дремлют коты. Где-то по лесу бегает дядя Вася. Изредка доносится глухой гудок электрички. Ветки деревьев скребутся о крышу. Оконное стекло чуть слышно позвякивает.
А в Москве ребята по кинотеатрам ходят, в Колонном зале у елки прыгают, за подарками в очередях толкаются, по телевизору многосерийные приключения Зайца и Волка смотрят! В Москве концерт Магомаева, «Новости науки и техники», «Иностранная кинохроника», дневные спектакли, гастроли Саратовской эстрады, лекции по правилам уличного движения, телевикторины, радиопередачи для младшего, среднего и старшего возраста, театр у микрофона и опять же «Ну, погоди!»…
Бедный Женя Сидоров! Сослали его на дачу за единственную двойку! Сидит у окна в тишине, в тепле, в покое. Нервная система укрепляется. Здоровье поправляется. Голова отдыхает. Как на курорте. Как в санатории. Совсем затравили!
«Ну, заяц, погоди! — думает Женя и тут же спохватывается: — Действительно, при чем тут заяц? Ну, Цезарь, погоди! — поправляет сам себя Сидоров. — Выведем тебя на чистую воду! История, она длинная. Я вот возьму и спущусь в Египет, подговорю Клеопатру, чтоб, значит, она Помпея не убивала, а, наоборот, Цезаря в темницу засадила, в какую-нибудь пирамиду. Вот тогда в Риме взвоют! Куда им деваться без Цезаря? Подумаешь, яркая личность! И Брут-предатель с горя должен удавиться: ведь он прославился только убийством Цезаря… Брут. Мартовские иды. Заговор в Сенате… Идея! Зачем Цезаря запирать в темницу, то есть в пирамиду? А вот разоблачить перед Цезарем заговорщиков… Если Цезарь действительно яркая личность, то надо использовать его влияние в целях прогресса. Дядя Жора сказал: «В сущности, Цезарь был обречен». Ха-ха! Вот возьму и переверну весь первый век до нашей эры! Сначала спасу Цезаря (это главное). И что тогда? Пусть ученые историки голову ломают.
Нет, не надо убивать Цезаря — он благородный, добрый, любит спорт. Решено: обязательно его спасу! Но почему, почему Цезарь так похож на дядю Васю? Какая-то путаница, нелепица… А может, взрослые просто меня разыгрывают? Изобрели фантастическое кино и мне показали. Или мне все приснилось? Но откуда тогда след от копья? Вот она, царапина. Когда меня в пещеру тащили, я коленку ушиб, синяк до сих пор ноет. Так хочется все выспросить у дяди Жоры!.. Спит человек, жалко его будить. И хорошо, что спит. Пока никого нет, спущусь в погреб. Телевизор сломан! Ничего, мы люди самостоятельные, обойдемся без посторонней помощи».
Женя на цыпочках подкрался к двери, на кинул на плечи пальто, оглянулся. Ему показалось, что кот Васька, дремавший на стуле, приоткрыл один глаз и глянул неодобрительно. Женя тихонько притворил за собой дверь.
Свежая пороша не успела замести тропинку, и высокая ель серебрилась инеем — нормальное дерево, ничего особенного. Замок висел на одной петле. «Ну, правильно, — сообразил Женя, — ждали, что я выскочу отсюда, а потому дверцу не запирали. Правда, меня почему-то выбросило в телефонную будку — сам не знаю, как там очутился. Наверно, тайный ход какой-то. Помню, что встал, отряхнулся и начал набирать номер Алкиного телефона. Зачем? Предупредить родителей? Но меня об этом никто не просил! Загадочно. Похоже на сон».
Женя потянул на себя дверцу и щелкнул выключателем. Зажглась тусклая лампочка, осветив кадку с капустой, пачку журналов, связку книг, на загадочном телевизоре банки с грибами и огурцами. Женя торопливо спустился по ступенькам к люку в задней стене. Ржавый засов не поддавался. И тут Женя заметил ровные ряды клавиш. («Как в лифте», — промелькнула мысль.) На каждой клавише вместо цифр виднелись какие-то надписи. Рукавом пальто мальчик стер пыль с нескольких клавиш. «Фарсальское сражение», — прочел он на одной. «Французская революция» — значилось на другой. «Нашествие Батыя на Русь». «Основание Рима»… «Все это не нужно, — подумал Женя, — а вот то, что я ищу: «Убийство Цезаря». Женя нажал на клавишу, сзади громко хлопнула дверца погреба, лампочка погасла, засов отскочил, овальный люк приоткрылся, и погреб наполнился голубоватым сиянием. Это сияние шло снизу, из глубокого колодца…
Словно сквозь сон, раздался чей-то голос: «Когда захочешь вернуться, ляжешь на эту кровать и пристегнешь ремни». Голос смолк, и на смену ему пришли отдаленные крики погонщиков мулов. Женя открыл глаза. Он сидел на низкой кровати, покрытой рогожей. В одном углу комнаты стоял деревянный сундучок, на котором валялся свиток белой материи. Из другого угла сиротливо выглядывал треснувший глиняный кувшин. Больше в комнате ничего не было. Маленькое окно выходило на террасу, увитую зелеными побегами плюща и винограда. «Я в Древнем Риме», — подумал Женя и нисколько не удивился. Похоже, он привыкал к своим стремительным передвижениям во времени. «А что за хламида на мне? Длинная рубашка без рукавов, подпоясанная кожаным поясом. Увидели бы меня ребята в таком одеянии, умерли бы от смеха. Впрочем, это римская туника! Вот сандалии. А это ремешок. Он явно из другого века, его надо спрятать под рогожу. Кто же я? Пока не знаю. Однако вряд ли возможно, чтоб по древним улицам разгуливал советский школьник Сидоров. Значит, я перевоплотился в какую-нибудь реально существующую личность. В кого? Поживем — увидим».
Согласись, читатель, не каждый из нас вел бы себя так же хладнокровно, как Женя Сидоров! Оказаться одному, без мамы и папы, в чужой стране, в чужом городе и вообще попасть в другую эру! Меня, автора, например, дрожь пробирает, когда я пересказываю эту правдивую историю! А между тем наш герой преспокойно обул сандалии, подошел к треснувшему кувшину, поднял его, понюхал и поморщился. На дне кувшина лежал заплесневевший кусок сыра и подгнивший чеснок. Да, скудно питались римские бедняки!
Дверь скрипнула, и в комнату протиснулся неизвестный горожанин, завернутый с ног до головы в светлую тогу (как они умудрялись передвигаться в такой одежде, я, автор, ума не приложу). Горожанин, как гончая собака, втянул носом воздух, и его строгое римское лицо исказила гримаса.
— Ну, Юний, выбрал ты себе конуру! — сказал незнакомец и присел на краешек кровати. — На Субуррской улице ютятся лишь цирюльники, сапожники и продавцы кнутов.
Впрочем, в целях конспирации это разумно. Как самочувствие Секста Помпея?
— Секст Помпей? — переспросил Женя Сидоров, желая выиграть время. Мысли его лихорадочно работали: «Итак, я некто Юний, а кто же Секст Помпей? Наверно, сын Помпея Великого». — Ничего, помаленьку. Передавал привет.
— А чем занят достойный сын великого отца?
— Чем занят? Собирает войска, — ответил находчивый Женя и подумал про себя: «Что же ему еще делать? Не играть же в крестики и нолики!»
Незнакомец был вполне удовлетворен таким сообщением.
Он поправил складки тоги на левом плече и с важностью произнес:
— Открою тебе свое имя. Я Брут.
— И ты Брут!.. — воскликнул Женя и ис пугался. Испугался он потому, что невзначай повторил известное выражение Цезаря, однако тут же успокоился. Мальчик сообразил, что Бруту еще неведомо истинное значение этих слов.