Тайна Крикли-холла

Рассуждения Гэйба заставили всех еще раз хорошенько задуматься, чему и посвятили эту чертову ночь.

Холливэй прервал воспоминания Гэйба.

— Ну, мы тут больше ничего особо сделать не можем, мистер Калег. Остатки воды из подвала уже откачали, хотя в основном-то она уже сама ушла через колодец.

— Спасибо за помощь, — с искренней благодарностью сказал Гэйб, пожимая руку Холливэя.

Коренастый офицер просто кивнул и пошел к заляпанному грязью лендроверу, где стояли два человека из его команды. Но прежде чем сесть в машину, он обернулся и окликнул Гэйба.

— Вашу машину нашли ночью, она там и стоит, где вы ее бросили, — сообщил он. — Мы только передвинули ее к обочине дороги, когда убирали упавшее дерево. Хорошо, что вы оставили ключи в зажигании.

— Отлично! Я заберу ее попозже. Мы сегодня уезжаем отсюда.

Когда лендровер задним ходом подбирался к мосту, из дома выбежал полицейский в мокрых насквозь ботинках. Гэйб встречался с ним раньше — это был тот самый констебль Кенрик, который приходил к ним после того, как двое местных детей незаконно проникли в Крикли-холл и были там напуганы до полусмерти.

Констебль направился прямиком к офицеру.

— Ныряльщики нашли два трупа, сэр, — задыхаясь, сообщил он старшему чину, высунувшемуся в окно автомобиля.

— Что? Два?

— Да, сэр. И ни один из них не принадлежит взрослому мужчине.

Гэйб, подошедший ближе, вопросительно посмотрел на Кенрика.

— Одно тело — это маленький мальчик, — пояснил молодой полисмен. — А второе — останки женщины… только по волосам можно понять, что женщина. Парамедики только что подняли их наверх.

— Надеюсь, в надежных мешках? — сказал старший офицер. — В каком состоянии эти тела? Надо полагать, они там пролежали довольно долго, если, конечно, вы, мистер Калег, были полностью откровенны со мной и за прошедшую ночь в доме не пропал кто-нибудь еще, кроме мистера Пайка.

Он с явным подозрением посмотрел на Гэйба.

— Нет, пропал только Пайк. А те, другие тела действительно должны были лежать в колодце давно, — сказал Гэйб. — Думаю, вам нетрудно будет выяснить, что они попали туда в сорок третьем году. Полагаю, то, что нашли ваши ныряльщики, — это останки маленького мальчика и учительницы, которые как раз тогда и исчезли.

— Боже праведный! Вы это серьезно?

Инженер кивнул.

— Они оба пропали примерно в одно время.

— Нет, этого не может быть, сэр, — заговорил Кенрик, обращаясь к старшему по званию. — Ну, женщина — может быть… ее тело, похоже, застряло в камнях на дне реки и сгнило. От нее почти один скелет остался.

Верно, подумал Гэйб, Нэнси Линит предстала Пайку — и ему самому, конечно, — именно в такой, последней стадии разложения. Она явно желала хорошенько напугать своего убийцу.

— А мальчик? — спросил офицер, раздраженный тем, что полисмен не может доложить все сразу и толком. — В каком состоянии труп мальчика, Кенрик?

— В том-то и дело, сэр. Мальчик. Он почти целый. Его тело вообще не разложилось.

— Не говори ерунды, парень, следы разложения должны быть обязательно, даже если тело пролежало там совсем недолго.

— У него кожа чисто белая, как мраморная. Да, и волосы тоже. Абсолютно белые. На нем только джемпер и один носок, и они жесткие, как старый картон, цвета почти никакого, — так что труп, видимо, лежал там все-таки долго. Но парамедики не думают, что он утонул: они говорят, он, скорее всего, истек кровью и от этого умер.

Старший офицер был удивлен не на шутку. А Гэйб задумался.

Молодой полицейский тем временем продолжал:

— Мальчика искалечили, сэр. В области половых органов. Похоже на то, что рану даже не пытались как-то лечить. Ныряльщики нашли его на маленьком выступе скалы, там что-то вроде трещины в камне, и под трещиной площадка. Труп лежал выше уровня воды, в углублении. Даже в последние дни, когда уровень реки поднялся, вода не смогла унести тело. — Он умолк на мгновение, чтобы перевести дыхание. — Ныряльщики говорят, он там находился будто в леднике, как в герметичной упаковке, — других объяснений они не находят.

— Ты уверен, что это не трупное окоченение?

— Нет, сэр, там что-то совсем другое.

— Но это значит, что труп должен был находиться действительно в каком-то закрытом пространстве.

— Понимаю, сэр. Ныряльщики как раз это и говорят. Я уже упомянул, что тело мальчика похоже на мрамор… оно слишком твердое для трупного окоченения. Оно вообще не разлагалось. Похоже на статую. Вообще-то выглядит неестественным, сэр.

— Да уж, и не говори, — согласился офицер. Он поскреб щетину, отросшую за утро на его подбородке; похоже, день предстоял долгий и утомительный. — Ну, патологоанатомы разберутся с этим. А того человека, Гордона Пайка, не нашли?

— Ныряльщики осмотрели столько, сколько им позволили страховочные тросы. Нет, они нашли только останки женщины и мальчика, больше ничего.

Гэйб думал о Стефане Розенбауме: может быть, маленький иудей был еще жив, когда его сбросили в колодец? Может быть, он сумел каким-то образом выбраться из воды и забиться в крошечную пещерку в скале и умирал там в одиночестве и полной тьме? Представить такое слишком страшно…

В этот момент из дома вышли два полицейских ныряльщика, в резиновых комбинезонах, расстегнутых до талии, в мускулистых руках они несли свое снаряжение. Оба мужчины выглядели бледными, мрачными, и они молча направились к своему фургону. Следом за ними парамедики вынесли на длинных складных носилках пластиковый мешок. По его размерам и очертаниям Гэйб понял: в нем лежат останки Нэнси Линит.

В самом Крикли-холле Эва тихо плакала, а Лили Пиил старалась не смотреть на мешок, в котором лежало маленькое тело Стефана Розенбаума. Обе женщины видели тела, когда парамедики вынесли их из подвала, чтобы уложить в мешки, а потом на носилки. От Нэнси Линит почти ничего не осталось — скелет, одетый в поблекшие тряпки, но мальчик… мальчик был просто как живой, хотя его кожа и волосы стали чисто белыми.

В глазах Эвы он был прекрасен, волосы падали ему на лоб, пышные, хотя и бесцветные, а само лицо выглядело так, будто малыш спал. И вдруг Эва поняла, что в прошлое воскресенье она ощутила присутствие Стефана, когда задремала в гостиной. Это не Камерон пришел к ней, чтобы погладить по голове и утешить, успокоить ее страхи, а вот этот малыш, Стефан. То есть его призрак.

Эва плакала не только от печали, но и потому, что теперь знала наверняка: смерть не есть конец всему. Лили объясняла ей, что большинство духов с легкостью уходят в другой мир, как будто просто шагают в открытую дверь. И только встревоженные души задерживаются в этом мире, нуждающиеся в завершении каких-то дел в прошедшей жизни, — и это может быть месть, искупление вины или примирение. Эве отчаянно хотелось верить ясновидящей. И она поверила.

Парамедики вернулись, чтобы забрать второе тело, и, когда они осторожно укладывали мешок на носилки, Эва подумала: упокоится ли теперь душа мальчика в мире или так и останется навсегда в Крикли-холле? Похоже, ответа на этот вопрос ей ждать было неоткуда.

Старший офицер уехал, а констебль Кенрик шагал по новому металлическому мосту к патрульной машине, стоявшей на лужайке на другом берегу реки. Он отступил в сторону, чтобы пропустить фургон ныряльщиков, а потом пошел дальше.

Гэйб уже собирался вернуться в дом, когда какой-то звук заставил его остановиться и посмотреть в сторону моста. Девочки тоже замерли на месте и уставились туда же, куда смотрел их отец. Звук, донесшийся до них, был собачьим лаем, восторженным лаем, таким знакомым и родным…

Перси Джадд ушел из Крикли-холла днем, после тревожной и холодной ночи, проведенной на галерее вместе со всеми остальными. Они проверяли уровень воды в холле каждые несколько минут, желая убедиться, что она не поднимается, и никто, кроме Келли и Лорен, не задремал даже на минуту. К тому времени, когда на следующий день, ближе к полудню, через реку навели временный мост, Перси выглядел точнехонько на свой возраст, и Гэйб, зная, что опасность миновала, попытался уговорить старика немного отдохнуть в их с Эвой спальне. Перси отказался отдыхать, заявив, что у него дома есть важное дельце. И вот теперь Перси возвращался, ведя на веревке псину, рвавшуюся вперед.