Ведьма на выданье

— Это… вы как умудрились? — кивнула я на обрывки цепей.

— Это Басмиони. — хмыкнул Метробиус. — Порвал голыми руками, бугай этакий. Ну что, пора пятки смазывать?

— Пора. — ответила я, посыпав землю вокруг нас сушеными травками, призванными сбивать нюх у собак, и достав из поясной сумочки баночку с мазью. — Вы, сигнор Лоли, даже не представляете, насколько вы правы. Подставляйте подошву.

Из баночки, с которой я сняла крышку, пахнуло резким едким запахом.

— Э? — не понял маг. — Это зачем.

— Это пятки смазывать. — насмешливо фыркнул… ладно, пусть будет Бергенау. — Я слышал про такое зелье, называется «Собачий носолом». По такому следу ни одна собака не пойдет.

— Приходилось смазывать пятки? — хмыкнул Басмиони.

— Я же еще и алхимик, между прочим! — горделиво подбоченился… Бог с ним, пусть будет Бер Хенну. Учитывая отсутствие одежды, смотрелось это весьма забавно. — Кое что и в зельях понимаю!

Так, Клархен, дура-идиотка-вертихвостка, хватит так пялиться на голых мужиков. Сначала дело, удовольствия потом. Главное, чтоб это «потом» для нас наступило, для чего надо смазывать пятки и в прямом, и в переносном смысле.

Натерев ступни магам (вот дура, могла бы и обувку для них с собой прихватить! Кто там, на городских воротах, стал бы проверять — травы в мешке или сабо?!!), и подошвы нашей с Басмиони обуви, остатки мази я раскидала по сторонам, после чего мы рванули в сторону леса со всей доступной нам скоростью.

— Если выживем в этой заварушке, — буркнул Бер Хенну, когда над нашими головами наконец сомкнулись ветви, — то я от тебя, Клархен, точно не отстану, пока к алтарю не отведу.

Интересно, мое мнение по этому поводу хоть кого-то интересует? Хотя… Я покосилась на почти неразличимого в темноте мага. Вообще-то, очень даже неплохая партия. Симпатичный, умный, обходительный… К тому же, на островах Гуанч, зуб даю, нас никакие братья-познающие не достанут. Но тут Лоли выдал фразу, которая заставила меня поперхнуться:

— Ага, пора уже, дружище. — сказал он. — Вторая сотня лет пошла, а все холостой.

— Для своих лет я неплохо сохранился. — огрызнулся Адонаис.

— А не будут ли господа маги любезны зажечь магический свет? — пропыхтел Басмиони. — А то я себе чуть веткой глаз не выколол, да и в какой ни будь овраг свалиться не хочется.

— У вас же есть фонарь. — заметил Метробиус.

— Толку от него, как от козла молока. — пробурчал неаполитанец. — Вам-то хорошо, у вас заклятие ночного зрения есть, а я человек простой, колдовству не обученный.

— Погодите еще немного, Витторио. — ответил ему маг. — Надо отойти чуть подальше. Святоши могут пойти по эфирному следу заклинания почище всяких собак.

— А по ночному зрению, значит, не пойдут? — буркнул Басмиони, донельзя недовольный таким поворотом беседы.

— Это заклятие не существует вне нашего тела. — пояснил Бер Хенну. — Следов в эфире не оставляет. Светильник же будет не только рассеивать тьму, но и оставлять турбулентности на тонком плане мироздания.

Опять магов в высокоученые беседы понесло, ядрена кочерыжка! Половину слов не поняла.

Басмиони пробурчал в ответ нечто невнятное — похоже он не понял из слов мага вообще ни одного.

Солнце еще не выглянуло над виднокраем, однако когда мы подошли к заброшенной заимке было уже достаточно светло — до восхода оставались считанные мгновения. Увидав место, куда я вывела всю честнуЄю компанию, Метробиус присвистнул и хохотнул.

— Это мы удачно зашли.

— Что вы имеете в виду, сигнор Лоли? — поинтересовался Басмиони.

— Только то, что именно тут я и запрятал ту злосчастную книгу. — ответил маг, подходя к двери.

Впрочем, открылась она сама и на пороге появился Гансик. Серьёзный, повзрослевший какой-то.

— Правильно сделал. — мрачно произнес мелкий каким-то совершенно недетским тоном. — Еще не хватало, чтоб я за ней по всей Европе мотался.

— Что? Ганс, я… — у меня перехватило дыхание, а маги синхронно, встав плечом к плечу, возвели щиты. Это, кажется, называется «колдовской менуэт», когда маги совместно заклинание творят…

Ганс сделал неуловимое движение кистью и в мой мозг хлынули воспоминания.

Будь ты хоть тысячу раз некромагом, от кончины тебе не отвертеться, как ни крути — срок службы человеческого тела ограничен, и с этим никакой магией не справишься.

С другой стороны, когда достигаешь высот, помирать очень не хочется. Особенно если смерть — твое ремесло.

Любовь к сравнительно молодому (какие-то пятьдесят лет, тоже мне возраст) некромагу Волдимарсу настигла меня поздно, после четвертого столетия жизни, в третьем для меня теле. И так сложилось, что тело это подходило к той точке, за которой начинается стремительное неудержимое старение со вполне предсказуемым финалом. Очень неприятное положение, когда любишь и любима. С другой стороны, старое расхожее представление о том, что истинная любовь сильнее смерти как раз я-то, глава Братства Смерти, и способна воплотить в жизнь. В прямом смысле.

В те дни нас с моим возлюбленным, дела Братства привели в центральные районы Аллюстрии. Предстояли сложные переговоры с некоторыми ведущими магами Аквитании, которые хотели, с одной стороны, избавиться от чрезмерной опеки Папы, а с другой, восстановить независимость страны Ок от Меровенса. Конечно же, они желали получить помощь и, положа руку на сердце, Братство готово было ее предоставить. Вопрос стоял лишь в том, что мы получим взамен.

О предстоящей встрече знали очень немногие, но, истину говорят, что знают двое, знает и свинья. Это я про Папу Карфагенского.

Промозглый осенний день, мелкий косой дождик за окном, жарко пылающий камин, восемь человек в жарко натопленной комнате — шестеро магов и мы с Волдимарсом — за столом, заставленным различными яствами. Чего бы, казалось, опасаться? Кроме друг-друга, конечно.

И вдруг — вспышка, грохот, разлетающиеся в сторону камни кладки и солдаты, лезущие в пролом, молнии магов, Плеть Праха в руках, рассекающая нападающих и острая боль в спине, немного ниже левой лопатки…

Кончилось все столь же быстро, как и началось. Я лежу на полу, в луже своей крови, и смотрю в глаза Волдимарса. Такие милые, близкие, родные глаза цвета луговой травы с осенними крапинками палой листвы. Глаза любимого, в которых плещется океан боли и недоумения, обиды на злодейку-судьбу и постепенно закипающая ненависть к предателям, наведших на нас храмовников.

— Не шевелись, родная. — шепчут его губы. — Не шевелись. Сейчас я…

— Оставь, любимый мой. — шепнула я в ответ. — Не сейчас, так несколькими месяцами позже. Я найду себе новую оболочку. Ты ведь и в ином теле будешь любить меня?

— Конечно! — жарко шепчет он. — Я найду тебя. Тебе помочь при переходе?

— Нет, уходи теперь. Скоро к храмовникам прибудет подмога. Отыщи меня, я воплощусь где ни будь в окрестностях и заблокирую память, чтобы никто из святош не мог найти меня. Найди меня, родной мой. Найди. И мы снова будем вместе.

Его губы коснулись моих. И я воспарила над телом.

С той стороны мир видится несколько иначе, чем тот, который наблюдаешь живыми глазами. Расстояния перестают иметь значения, как и направления — ты находишься не в каком-то конкретном месте, а везде и нигде одновременно. Взгляд твой также направлен не в одну конкретную точку, а во все стороны одновременно, если только можно говорить о каких-то там сторонах для существа, которое строго не локализовано в пространстве, он пронзает материальные объекты, вскрывая самую суть вещей.

Удержаться, не уйти в мир мертвых окончательно, это достаточно просто. И если знаешь что делать, то легко получить новое воплощение именно таким, каким его получить желаешь.

Но прежде есть еще одно неотложное дело. Душа рыцаря-храмовника, командовавшего нападавшими, еще не успела уйти далеко, а по эту сторону жизни он ничего не сможет мне противопоставить, так отчего бы не вытрясти из него все его секреты?