Страница 31 из 39
Однако мы не собираемся закрывать двери перед любой возможностью, как на этой территории, так и на любой другой, или же отвергать какую бы то ни было инициативу, лишь бы она могла привести к значимым результатам и не окончилась простой растратой сил; мы только хотим предостеречь от ложных мнений и слишком поспешных выводов. Разумеется, что если несколько человек, вместо того, чтобы работать изолированно, предпочтут объединиться для создания чего-то вроде «учебных групп», то в этом мы не видим опасности или помехи, но при условии их убежденности, что у них нет никакой нужды прибегать к тем внешним формальностям, которым большинство наших современников придает такое значение как раз потому, что внешние вещи являются для них всем. К тому же, даже для того, чтобы просто организовать «учебные группы», если хотят там выполнять серьезную работу и продвинуться достаточно далеко, все таки будут необходимы предосторожности, так как все, что происходит в этой области, приводит в действие силы, о которых простой люд и не подозревает, и если не хватает осторожности, то подвергают себя чуждым воздействиям, по крайней мере, пока не будет достигнута определенная ступень. С другой стороны, вопросы метода тесно связаны с самими принципами; это значит, что они здесь имеют гораздо большую важность, чем в других областях, и последствия гораздо более значительные, чем в научной области, где ими тоже отнюдь нельзя пренебрегать. Здесь не место предаваться этим размышлениям; мы ничего не преувеличиваем, но как мы сказали вначале, не хотим также и скрывать трудности; приспособление к тем или иным определенным условиям всегда крайне деликатно, надо обладать непоколебимыми и очень обширными теоретическими данными, прежде чем мечтать приступить к малейшей реализации. Само приобретение этих данных не является столь легкой задачей для западных людей; в любом случае, не будет лишним это повторить, она есть то, с чего необходимо начинать, она составляет обязательную подготовку, без которой ничего нельзя сделать, и от которой существенно зависят все последующие реализации, в каком бы плане они не происходили.
По этому поводу мы должны еще раз объясниться: мы говорили в другом месте, что со стороны восточных людей никогда не будет недостатка в помощи интеллектуальной элите в выполнении этой задачи, естественно, потому что они всегда будут благоприятствовать сближению, если оно будет тем, чем нормально оно должно быть; но это предполагает уже существующую западную элиту, а для самого ее учреждения нужно, чтобы инициатива исходила от Запада. В современных условиях авторитетные представители восточных традиций не могут быть интеллектуально заинтересованы в Западе; по крайней мере, они могут интересоваться только редкими индивидами, которые прямо или непрямо до них добираются и которые представляют собою лишь исключительные случаи, чтобы можно было их рассматривать как распространенную деятельность. Мы можем утверждать следующее: никогда никакая восточная организация не устанавливала «ответвлений» на Западе; пока условия полностью не изменятся, она никогда не сможет даже поддерживать отношения с какой-нибудь западной организацией, какова бы она ни была, так как она может это делать только с элитой, учрежденной в согласии с истинными принципами. Таким образом, до сих пор ничего нельзя было требовать от восточных людей, кроме вдохновения, что уже немало, а это вдохновение может передаваться только через индивидуальные влияния, служащие посредниками, а не через прямую деятельность организаций, которые вообще не несут никакой ответственности в делах западного мира, если не непредвиденные потрясения, и это понятно, поскольку эти дела, в конечном счете, их не касаются; только западные люди охотно вмешиваются в то, что происходит у других. Если никто на Западе не обнаруживает одновременно волю и способность понять все то, что необходимо для истинного сближения с Востоком, последний остерегается участвовать в этом, зная, что это бесполезно, и когда сам Запад устремляется в сторону потрясений, он ничего не может другого сделать, как только предоставить его самому себе; действительно, как воздействовать на Запад, допуская, что он этого хочет, если там нельзя найти никакой точки опоры? Во всяком случае, повторим еще раз, именно западным людям надлежит сделать первые шаги; естественно, что здесь вопрос не стоит о массах западных людей, и даже не о значительном числе индивидов, что может быть даже более вредно, нежели полезно в некоторых отношениях; чтобы начать, достаточно нескольких людей, при условии, что способны на самом деле и глубоко понимать то, о чем идет речь. Есть еще кое-что: те, кто непосредственно усвоил восточную интеллектуальность, могут претендовать только на роль посредников, о которых мы только что говорили; они слишком близки к Востоку из-за этого усвоения, чтобы сделать что-то сверх того; они могут внушать идеи, представлять концепции, указывать на то, что надлежит сделать, но не могут сами предпринимать инициативу какой-либо организации, которая не будет по-настоящему западной, раз она исходит от них. Если бы на Западе были индивиды, пусть изолированные, сохранившие контакт с хранилищем чисто интеллектуальной традиции, которая должна была существовать в Средние века, то все было бы гораздо проще; но тогда этим индивидам надлежит подтвердить свое существование и свидетельствовать о себе, а поскольку они этого не делают, то и нам не следует решать этот вопрос. За неимением этой возможности, к сожалению, достаточно невероятной, мы может только призвать к усвоению второстепенных восточных учений, которые могли бы составить первые элементы будущей элиты; мы хотим сказать, что инициатива должна идти от индивидов, достаточно развитых для понимания этих учений, но не имеющих прямых связей с Востоком, и, напротив, сохраняющих контакт со всем тем, что могло еще сохраниться значимого в западной цивилизации и, особенно, с остатками традиционного духа который мог там удержаться, главным образом, в религиозной форме, вопреки современной ментальности. Это не значит, что контакт должен с необходимостью прерваться для тех, чей интеллект стал слишком восточным, тем более, что они, по существу, являются представителями традиционного духа; но у них слишком особая ситуация, чтобы, даже с большими оговорками, можно было привлечь их к сотрудничеству, тем более, что к ним специально не взывают; на них надо продолжать надеяться, как и на восточных людей по рождению, а все, что они могут сделать большего, чем последние, это представить традиционные учения в форме, лучше приспособленной для Запада и проявить возможности сближения, которые связаны с их познаниями; еще раз, они должны довольствоваться быть посредниками, присутствие которых доказывает, что всякий дух согласия не утрачен окончательно.
Пусть же не принимают наши размышления за то, чем они не являются, пусть не извлекают из них следствия, слишком чуждые нашей мысли; если многие пункты остались не разъясненными, то потому что мы не могли сделать этого иначе, и только обстоятельства позволят мало помалу впоследствии их прояснить. Во все то, что не относится строго к учению, обязательно привходят условности, и из них можно извлечь дополнительные средства для всякой реализации, предполагающей предварительную адаптацию; мы говорим о дополнительных средствах, потому что единственное главное средство, не надо забывать, покоится в плане чистого познания (в качестве просто теоретического ознания, т. е. подготовки полностью эффективного дознания, являющегося не средством, а целью самой по себе, по отношению к которой всякое приложение имеет только характер «случая», который не может ничего ни вызывать, ни определять). Если мы в этих вопросах стараемся о том, чтобы не сказать ни слишком много, ни слишком мало, то потому, что, с одной стороны, мы хотим быть понятыми насколько можно более ясно, а с другой, мы всегда должны учитывать непредвидимые сейчас возможности, которые обстоятельства могут заставить проявиться позже; элементы, способные вступить в игру, являются чрезвычайно сложными, и в такой нестабильной среде, как современный мир, было бы не слишком большим преувеличением говорить о непредвиденном, пусть не в абсолютном смысле, относительно чего мы не признаем за собой права предвосхищения. Вот почему возможные уточнения являются, в первую очередь, негативными, в том смысле, что они отвечают на возражения, если они действительно сформулированы или просто могут возникнуть, и они освобождают от ошибок, недоразумений, различных форм непонимания в той мере, в какой представился случай их отмечать; но, следуя, таким образом, через исключение и устранение, можно придти к более четкой постановке вопроса, что, в целом, уже есть ценный и позитивный результат, несмотря ни на что. Мы хорошо знаем, что западная нетерпеливость трудно приспосабливается к подобным методам, и что она скорее склонна пожертвовать надежностью в пользу быстроты; но мы не должны учитывать эти требования, не позволяющие воздвигнуть ничего стабильного и совершенно противоположные той цели, которую мы имеем в виду.