Страница 19 из 39
О странном прощании старого сэра Арчибальда Торберна
со старым 1728-м годом
На рубеже графств Вестморленд и Даргем, там, где на невысоком холме пролег водораздел речки Эйден и ручья Микльтонского, на скверной дороге, ведущей к Эпльби, высился родовой замок Торбернов. Вообще говоря, уже слово «высился» есть большое преувеличение, а еще большую и к тому же заведомую ложь изрекал в округе всякий, кто произносил слово «замок». В действительности то были причудливые развалины, укрытые кронами старых дубов и сосен; пригодной для жилья осталась лишь башня. Но сэр Арчибальд Торберн вместе со своим слугой дерзко утверждал, что его замок все же высится!
И если в его присутствии кто-нибудь неосмотрительно решался заметить, что эта древняя развалина погребена под ветвями дубов, сэр Арчибальд вне себя от гнева восклицал, что в королевском суде в Лидсе при всем грозном трибунале докажет, что именно тут, под этими дубами, бард в тринадцатом веке сочинял балладу о короле Хорне.
По всему краю было известно, что из-за этого сэр Арчибальд обломал свою палку об голову управляющего королевскими имениями в Волсингене. Известно было также и то, что он утверждал, будто бы получил эту палку от короля Карла II, когда тот после реставрации в 1680 году направлялся на север усмирять мятежных шотландцев. С королем тогда выступило много всякого сброду из Пемброка, Кардинага, Дербингена и графства Чейстерского. Об этих людях пелось:
Сам о себе, — полагая, что этим он напустит страху на тех, с кем общался, а равно и на крестьян в деревне под своей резиденцией, — сэр Арчибальд Торберн утверждал, будто бы происходит из Дербингена. Иногда он посылал своего слугу Филетта к сельскому старосте, требуя, дабы тот немедля явился к нему в замок. Слово «замок» внизу, в деревне, слуга Филетт произносил с великим почтением в голосе.
Староста любил ходить к старику, зная, что там его ждет немалая потеха. Торберн всякий раз угрожал, что велит его вздернуть на дубе, под которым Кромвель однажды писал грозное письмо королеве Елизавете. Затем, показывая старосте обломок своей палки, сэр Арчибальд восклицал:
— Понюхай, староста, чем пахнет эта палка; ее мне пожаловал Карл II. А ну, Филетт, вытяни его этой палкой разок по спине!
И Филетт с серьезным видом ударял старосту Гнаса по спине пресловутой палкой, которую некогда собственноручно вырезал своему господину из корневища можжевельника, что рос на противоположном склоне.
— Премного благодарны, ваша милость, — отвечал староста, — я знаю, что вам угодно. Вам нужны лепешки и сало.
— Филетт! — кричал сэр Арчибальд Торберн, извлекая из ножен старую шпагу с обломанным острием. — Проткнуть эту пуританскую собаку сею знаменитой шпагой, которой мои предки изгнали норманнов из Карнарвонского залива?
— Оставьте его, — торжественно ответствовал слуга Филетт, — оставьте его, ваша милость, ваша шпага вам еще понадобится для других, более важных дел.
Это была правда, поскольку на ней, вместо вертела, над огнем разбитого камина в одной из комнат башни они жарили диких лесных кроликов. Кстати сказать, там же эта шпага и лишилась когда-то своего острия.
— Ладно, раз ты просишь, пусть будет по-твоему, оставлю его в живых, — говорил сэр Арчибальд. — Но в наказание за свою дерзость, ты, Гнас, пуританская собака, ты должен доставить в замок целую свинью, а не только кусок сала. Иначе качаться тебе на суку. Самое лучшее, конечно, было бы, если бы я велел всех вас, деревенских, вздернуть! Чтобы вы помнили, что сэр Арчибальд Торберн происходит из Дербингена! — При словах «из Дербингена» голос старика обычно доходил до рыка.
Староста уходил, а сэр Арчибальд брал волынку, усаживался на большую дубовую лавку, служившую ему постелью, и говорил:
— Пой, Филетт!
Барин растягивал меха, и Филетт пел ужасным голосом:
После они одевались и отправлялись объедать богатых дворян по соседству… эти бедняги, отроду не обидевшие даже мухи, а единственно по мере своих сил опустошавшие обильные запасы в погребах соседей.
В ту пору, после длительного перерыва, в старой доброй Англии опять славно зажили в дворянских поместьях. С 1660 года, когда Карл II восстановил королевство, физиономии англичан изменились. Пуританство исчезло из повседневности. Религиозная нетерпимость потеряла свою остроту, снова пошла веселая жизнь. Меланхолии как не бывало, и подданные короля не могли нахвалиться, что на дорогах стало спокойно.
Сэр Арчибальд Торберн с Филеттом лучше других могли оценить всю прелесть свершившихся перемен.
Погреба были опять полны, яств всюду в изобилии, а Торберна за его лживость любили во всех графствах в округе.
28 декабря 1728 года сэр Арчибальд Торберн пребывал в отличном расположении духа.
Он гостил в Консетте, в замке своего друга Бернарда, и, потягивая из большого кубка старое вино, слушал рассуждения гостей о том, как они отпразднуют проводы старого и встречу Нового года — праздник, которому ныне, тоже после длительного перерыва, вновь сопутствовали пирушки, полные буйного веселья.
Гости порешили, что наступление Нового 1729 года они отправятся праздновать к графу Альстон-Муру.
Настроение было столь веселым, что сэр Арчибальд Торберн напился.
В такие минуты он обычно начинал хвастаться вдвойне. Кто-то обозвал его бабой, после чего в неописуемом негодовании сэр Арчибальд вместе со слугой Филеттом покинул замок, предварительно вызвав всех присутствующих на дуэль.
Домой они ехали в полном молчании. Приехав, сэр Арчибальд приказал Филетту петь, но только один-единственный стих о том, что
Когда Филетт допел, сэр Арчибальд проговорил:
— Нападем на них… нападем, когда они поедут к графу Альстон-Муру, который за всю свою жизнь никого не сразил!
Добрейший сэр Арчибальд тоже нет.
Утром он сказал Филетту:
— Это мы еще посмотрим, кто из нас баба. Принеси мой старый плащ!
Филетт принес плащ, и сэр Арчибальд приказал ему сделать из воротника две маски.
В ночь с 31 декабря 1728 года на 1 января, которым начинался Новый 1729 год, добрейший сэр Арчибальд Торберн вместе с Филеттом в снегу на опушке леса ждал карету, в которой его друг Бернард должен был проследовать из Консетта в замок Альстон-Мур.
Заслышав топот конских копыт, сэр Арчибальд соскочил с коня и осторожно зарядил пистолет холостым, чтобы, упаси бог, никого не поранить.
— Мы еще посмотрим, кто из нас баба, — сказал он Филетту, — я или они!
Он взобрался в седло, и оба выехали из засады.
Сэру Арчибальду Торберну никогда не везло. Никто ему не верил, что он способен прославиться какой-нибудь лихой проделкой. И вот теперь…