Страница 61 из 81
Толпа не переставала бушевать. Под покровом леса начались какие-то потасовки, словно бои на ринге в миниатюре. Наверху я видел Цирцею. Голова ее была опущена, а плечи вздрагивали от рыданий. Ее кожа была сухой, бледной и вялой, но запах, с разнообразными оттенками амброзии и пыльцы (так пахнет обычно печаль), был сильнее, чем когда-либо, он распространился по всему амфитеатру, словно пытаясь унести меня от гнева толпы и от ее горя. На какой-то момент я забылся, попав в плен ее меланхолии. Где-то в глубине души я понимал, что Цирцея ничего об этом не знала и произошедшее — это либо чудовищный несчастный случай, либо все было подстроено без ее ведома. Но вскоре эта ясность и печаль ушли куда-то, и неистовство толпы моих собратьев снова вернуло меня к жизни.
— Винсент! Винсент! — крикнул мне Эрни и потащил меня через толпу, подальше от охранников, от Цирцеи, от амфитеатра в темноту ночи, и я бежал за ним изо всех сил, не понимая куда и зачем. Мне было нечего ему сказать. И не только ему. В голове постоянно вертелась одна мысль, к которой я возвращался снова и снова.
Базз и Уэндл умерли друг у друга на руках, и потому, надеюсь, им было не так больно уходить. Но клянусь Раалю, предкам и всем, кто, черт побери, меня услышит, я найду того, кто организовал весь этот кошмар, и ему не поздоровится.
19
Шесть часов мы блуждали по джунглям, врезаясь в стволы деревьев, зацепляясь за ветки, спотыкаясь о пни и корни, распугивая мелких лесных животных, и если мы проведем здесь еще шесть часов, то я не очень хотел бы собрать все синяки и шишки, какие возможно. Где-то здесь уже начиналась та, «другая» часть острова и забор, перегораживающий вход в закрытую зону.
Нам надо попасть в тот дом.
Мы с Эрни покинули амфитеатр не под фанфары. Я даже не знаю, заметил ли кто-то наш уход.
С трибун спускались сотни взбудораженных динозавров, так что два мелких безбожника не могли волновать руководство лагеря. У нас не было карты, но это неважно. И компаса тоже, да и фиг с ним. Мы не имели ни малейшего представления, куда мы направляемся и что там найдем, если, конечно, придем, куда нужно. Да и наплевать.
Зато в нас клокотала ужасная злость, ощущение, что кто-то держит нас за идиотов, и обжигающее желание добраться до самого сердца чудовища, отыскать негодяя или негодяев, виноватых в случившемся, и добиться справедливости. Одна-единственная проблема — мы голые. И потерялись.
— Ты бросал шишки? — спросил меня Эрни.
— Думаешь, накидаешь шишек, и все сразу будет тип-топ — держи карман шире! Для нас ключевая подсказка — это уродливые деревца.
Мы еще углубились в джунгли, растительный полог над нами полностью закрывал и луну, и звезды. И когда я поверил, что мы окончательно и бесповоротно заблудились и теперь наши трупы обнаружат только через три тысячи лет, почистят скелеты и поместят их в какой-нибудь музей, чтобы школьники могли разевать рот от удивления, насколько же развиты были ящеры в наше время, а потом писать корявые благодарности с ошибками куратору выставки, Эрни почуял запах.
— Что это? — спросил я.
— Это… это я, — ответил Эрни слегка смущенно.
Отлично, теперь он опять унюхивает сам себя. А я-то думал, что мы избавились от этой привычки еще в 1989-м.
— Не понял.
Эрни двигался быстро, его ноги словно были независимы от остального тела, которое, казалось, вообще не участвует в гонке.
— Когда мы тусовались около забора с Баззом и Уэндлом, ну, потом нас еще Сэмюель нашел, я позволил себе отлить на кустики. И кажется, я только что уловил этот запах.
Я сделал глубокий вдох, втягивая в себя запахи джунглей, и действительно учуял запах чьей-то мочи. Ну, когда вы работаете в городе, особенно в Санта-Монике, то нельзя быть брезгливым, особенно когда речь идет о моче. Но все-таки я не могу отличить мочу Эрни от мочи енота, а мочу енота — от мочи сойки, по крайней мере на расстоянии. Но уверен, сам Эрни учует ее за мили. И хотя людишки с трудом обнаруживают запахи собственного тела, особенно если мы говорим о несвежем теле, динозавры не могут учуять собственные феромоны, зато у нас тонкое чутье на продукты собственной жизнедеятельности. Разумеется, вы можете сказать, что это отвратительно, но все, что может дать мне ориентир в этих джунглях, заслуживает уважения.
Я последовал за напарником, который теперь шел по прямой через лес, и всего через каких-то десять минут деревья стали похожи на растительность из страшных сказок братьев Гримм. Продолговатые дупла, похожие на зияющие пасти, ветки, страдающие артритом, протягивали ко мне свои крючковатые пальцы, готовые схватить и прикончить меня. Разумеется, Эрни вышагивал посреди этого великолепия, словно в полдень по Брентвуду, но у старины всегда было плохо с фантазией.
— А вот и тот самый кустик, — сказал Эрни, показав на невысокое растение, пахнувшее мочой. Я зааплодировал, а Эрни раскланялся, а потом мы оба уставились на забор, маячивший впереди. В высоту он был метров девять, и взобраться на него мог лишь ребенок младше десяти.
— Что теперь? — я сел на пенек и подпер подбородок ладонями.
— Ну, может, отопрем ворота?
Я покачал головой.
— Плохая идея. Думаю, они управляются на расстоянии. Помнишь, в первый вечер, когда нас везли на «хаммере»? Сэмюель нажал какую-то кнопку на коробочке у приборной панели, я слышал скрип…
И тут напарник развернул руку ладонью наверх и продемонстрировал самую прекрасную пластиковую коробочку, которую я только видел. Белая кнопочка на ее бочке поблескивала в лунном свете.
— Я стырил ее из джипа перед тем, как мы вылезли, — сказал мой напарник, обнажая в улыбке все свои зубы.
— Но у тебя же нет карманов.
— Верно.
— Хочу ли я знать, где ты прятал эту штуковину?
— Нет, не хочешь.
Щелчок, жужжание, и ворота со скрипом открылись, петли не переставали скулить всю дорогу.
— Отсюда должна идти дорожка, — сказал я Эрни. — Где-то прямо здесь.
Напарник согласился, и через несколько минут поисков в кромешной тьме мы нащупали полосу около метра шириной, расчищенную больше, чем окружающие участки. Здесь мутация стала еще заметней, земля под ногами более скользкая и вся покороблена выпирающими чудовищными корнями. На глине все еще видны следы колес. Вопрос решен — никаких сомнений, это и есть дорога внутрь. Мы ускоряли темп по мере того, как пробирались через вязкую глину, сначала это был прогулочный шаг, потом бодрая ходьба, затем бег трусцой и, наконец, бег на полной скорости.
Мы падали лицом в грязь, пенившуюся под нашими ногами, но через все запахи джунглей, наш пот и наше волнение я учуял что-то еще. Что-то знакомое, но при этом какое-то чужое. Пока я не мог понять, что это, но, сконцентрировавшись на дорожке, уводящей меня вперед, я собрал ряд образцов и позволил судебному медику в моем мозгу упорядочить доказательства.
Раздавались и какие-то новые звуки. Какой-то тоненький писк, словно плакала песчанка. Вот только не думаю, что песчанки обитают на Гавайях. Крики животных, отражающиеся эхом от деревьев, завывания, растворяющиеся в ночной тишине. И, как и отсутствие шумов до этого, все эти новые звуки отнюдь не успокаивали.
— Ты чуешь… других? — спросил я у Эрни.
— Кого других?
— Других динозавров. Запах сосны, свежести…
Не прекращая бега, Эрни сделал глубокий вдох, покрутил головой во все стороны и чуть было не врезался в дерево коа.
— Может, они идут за нами по пятам, — сказал он, и мы одновременно ускорили темп.
Но не успели мы затормозить, как уже вывалились на опушку, и луна снова показала свою хитрую мордочку. Мы оказались перед собственно Святым Граалем — домиком из красного кирпича. Отпечатки шин, по которым мы шли, привели нас прямо к входной двери, здесь машина остановилась. Мы снизили скорость и быстро обошли вокруг строения в надежде, что под нашими пристальными взглядами материализуется более быстрый путь внутрь.