Страница 21 из 70
— Ну вот, приехали, — говорит Гленда. — Я тебя предупреждала. Блевать не тянет?
Я отпихиваю стул, подхватываю, когда тот готов опрокинуться. Я уже несколько часов без кайфа, так что удерживаю равновесие чуть ли не слишком хорошо, а потому чувствую необходимость затуманить мозги химически, да побыстрее.
— Мне нужно задать певице несколько вопросов.
— Сейчас? А я думала, мы нагрянем в «Силантро», есть одно местечко на окраине… трава там, ты не поверишь…
— Нет, я должен… я хотел бы расспросить ее сейчас.
Гленда вздыхает. Никому не осадить упершегося Раптора, и она это знает.
— Ладно. Может, мне удастся уговорить здешнего менеджера пропустить нас за кулисы.
— Ты иди, Глен. Я сам справлюсь.
Она качает головой:
— Забудь об этом… я с тобой…
— Я справлюсь сам, — повторяю, и на этот раз девчонка понимает намек.
— Посмотрю, что можно сделать.
Сорок долларов спустя, после того как Гленда устроила мне закулисное рандеву и удалилась в свой бар на окраине, я стою перед входом в гардеробную Сары Арчер — хлипкой деревянной дверью, на которой кто-то неровно намалевал спреем золотую звезду. Напротив, источая невыносимое зловоние, громоздятся ящики с пустыми пивными бутылками. Я стучу в дверь.
— Войдите.
Голос ее заметно выше того, которым она пела; должно быть, немалых усилий стоило выработать эти прокуренные модуляции.
Я пробую открыть дверь. Она не поддается. Я пробую еще раз. Опять без толку, так что я бью что есть силы кулаком по замку. Из комнаты доносится шарканье, падает стул.
— Простите, — восклицает из-за двери Сара. — Простите. Я сколько раз говорила им починить…
Дверь распахивается с треском, и я оказываюсь лицом к лицу с Сарой Арчер. Она уже избавилась от своего зеленого платья и облачилась в желтый махровый халат, туго перетянутый в талии.
— Вы были в зале, — говорит она.
— За вторым от сцены столиком. Вы пели для меня.
— Я пою для всех. — Она тяжело переступает с ноги на ногу. — Мы знакомы?
— Вряд ли. Я из Лос-Анджелеса.
Она смеется:
— Это должно произвести на меня впечатление?
— И производит?
— Нет.
— Ну… нет так нет. — Мою физиономию покидает восторженная улыбка, и я вытаскиваю удостоверение. — Винсент Рубио. Я частный детектив.
Сара сдувает прядь со лба; чувствуется, что ей это не впервой.
— Сара Арчер. Вы не похожи на детектива, Детектив.
— На кого же я похож?
Она задумывается:
— На домашнего кота. — И с этими словами она поворачивается и, виляя бедрами, удаляется в гардеробную, оставив дверь приоткрытой. Я иду следом.
Закрыв за собой дверь, я задаю вопрос:
— Вы знали Раймонда Макбрайда?
— Вот так, сразу к делу.
— Стоит ли ходить вокруг да около? Давно вы с ним познакомились?
— Я не говорила, что была с ним знакома.
— Так скажите, были?
— Да. Однако предпочитаю, чтобы все было по порядку. — Сара направляется к расположенному в нише противоположной стены бару — у них у всех, что ли, в этом городе бары? — и наливает себе полстакана «Джонни Уолкера» с черной этикеткой.
— Выпьете?
Я отказываюсь. Сара сбрасывает туфельки — зелененькие, не больше тридцать четвертого размера — и свертывается калачиком на зеленом плюшевом диване. Подушки не без прорех, кое-где торчит поролоновая набивка, но, в общем, мебель в приличном состоянии. Зеркало с тремя перегоревшими лампочками над простым деревянным туалетным столиком. К стене прикноплены ряды полароидных снимков певицы с разнообразными прическами.
— Вам понравилось представление? — спрашивает она.
— Неплохо. У вас прекрасный голос.
Самодовольная ухмылка, глоток пойла. Она встряхивает волосами, надо полагать с целью выглядеть по-человечьи привлекательной.
— А все остальное?
— Все остальное в вас поет столь же чарующим голосом.
— Как это мило.
Теперь моя очередь самодовольно ухмыляться.
— Макбрайд. Как долго вы были с ним знакомы?
Госпожа Арчер надувает губы; похоже, ей хочется продолжить обмен любезностями и милыми шуточками, и хотя обычно я не уклоняюсь от хорошей партии в словесный волейбол, сейчас предпочитаю ускорить события. У меня уже аллергия от всего этого насквозь пропитавшего ночной клуб млекопитающего пота.
— Года два-три, я полагаю.
— Как вы познакомились?
— На благотворительном вечере.
— В пользу?…
— Понятия не имею. Рак, лейкемия, изящные искусства, нет, я правда не знаю.
Я невнятно бормочу:
— Вы были его… любовницей?
Потрясение от столь прямолинейного вопроса не состоялось.
— Мне больше нравится слово возлюбленная.
— Вы же знаете, что он был женат.
Сара вздрагивает, прищуривается. Она разгрызает ледяной кубик, поджимает губы:
— Да, я знала, что он был женат.
— Значит, вы были его любовницей. Когда вы начали трахаться?
— До чего ж вы мило выражаетесь, мистер Рубио.
— Я детектив, а не поэт.
— Но вполне могли бы оставаться в рамках приличий. Вы пришли в мою гардеробную, ко мне на работу. Я очень рада пригласить вас выпить и поболтать, но если разговор пойдет в таких… вульгарных тонах, мне придется попросить вас удалиться.
Слегка пережал — есть у меня такое свойство. Если подумать, именно оно вышвырнуло меня из Нью-Йорка и приличного общества девять месяцев назад. Я отступаю и, дабы продемонстрировать свою готовность поупражняться в хороших манерах, снимаю шляпу и кладу ее на стол.
Сара улыбается, и вновь воцаряется мир. Ее пойло опускается до угрожающе низкого уровня, и она облизывает край стакана длинным, крепким языком, извивающимся между идеально белыми зубами. Похлопывая лежащую рядом с ней подушку, она говорит:
— Давайте садитесь. Не выношу разговаривать с мужчиной, если не могу заглянуть ему в глаза.
У меня растет ком в горле, так что надеюсь, она еще раз предложит мне выпить, чтобы смыть его.
— Я и отсюда прекрасно вас вижу.
— А вот я нет. Близорукость.
С неохотой я занимаю место на диване, стараясь держаться подальше от свидетельницы, но у Сары Арчер явно другие соображения. Она вскидывает ноги и устраивает их у меня на коленях. Педикюр у нее свежий, ногти светло-фиолетовые.
— Так вот, вы должны понимать, как трудно мне говорить о Раймонде. Не в моей воле было стать его… женой… — ее губы вновь кривит горькая усмешка, — но он был очень мне близок. Даже для «любовницы».
— Понимаю. Я вовсе не хотел вас обидеть…
— Разве дело еще не закрыто?
— Именно это мне все и говорят.
— Однако?
— Однако я на всех не равняюсь.
Вытянув пальцы ног к моей груди, словно балерина, Сара говорит:
— Можете себе представить, каково это простоять целый час на сцене на трехдюймовых каблуках? Адовы муки в ногах, мистер Рубио.
— Представляю. — Пора брать быка за рога. — Вы когда-нибудь встречали человека по имени Донован Берк?
— Сейчас как раз в наших отношениях подходящий момент, чтобы вы решили поинтересоваться, не нужно ли мне помассировать ступни.
— В наших отношениях?
— Давайте интересуйтесь.
— Я бы предпочел задать вам несколько более подходящих вопросов.
— И я буду счастлива ответить на них. — Она все вытягивает мне на обозрение свои мускулистые икры. Не соблазняет. — Вы же хотели помассировать мне ступни.
Выбора, ясное дело, у меня нет. Она может вышвырнуть меня отсюда в любой момент, и, несмотря на остающиеся у меня вопросы, я бы солгал, утверждая, будто получаю лишь отвращение оттого, что допрос мой скатывается на столь неподобающий уровень. Приступаю к энергичному растиранию ступней. В руках у меня изящная ножка, твердая, но гладкая, и хотя осязание частично скрадывается перчатками, которые я вынужден носить, дабы скрыть когти, я не могу обнаружить ни единой мозоли.
— Вернемся к моему вопросу: вы когда-нибудь встречали человека по имени Донован Берк?
— Думаю, что нет. Вот так, хорошо — там, там, колено — да, именно так…