Страница 63 из 65
Это означало, что если бы в ходе обмена мнениями СССР признал неравноправный характер договоров о границе, то Китай имел возможность предъявить упомянутый «счет». Говоря проще, стала бы возможной постановка вопроса либо о «возвращении» этих земель Китаю, либо о том, чтобы как-то «поделить» их, либо совместно их осваивать или управлять ими. (Выше уже упоминалось, что впоследствии примерно так ставил вопрос преемник Мао Цзэдуна Дэн Сяопин.)
Такой постановкой вопроса Мао Цзэдун завел консультации по пограничным вопросам в тупик. Выход из него предложил тогда Лю Шаоци, в то время второй человек в КНР. Очевидно, он исходил из понимания наших совпадающих национальных интересов и необходимости сначала хотя бы практического решения пограничных вопросов.
Лю Шаоци предложил, сохраняя постановку вопроса Мао Цзэдуном, разделить два вопроса: вопрос о характере договоров о границе и вопрос о прохождении линии границы. И для решения второго вопроса Лю Шаоци предложил изменить принцип проведения границы по рекам, содержавшийся в договорах, и проводить ее по фарватеру судоходных и по середине несудоходных рек.
Н. С. Хрущев тогда же согласился с этим предложением. Так появилось то, что можно называть «договоренностью Хрущева – Лю Шаоци». На основе этой договоренности и появилась в 1964 г., возможность определить в двустороннем порядке приемлемое для обеих сторон прохождение линии границы и подписать соответствующее соглашение. Появилась также возможность оставить до лучших времен «в подвешенном состоянии» заявленный Мао Цзэдуном вопрос о характере договоров о границе и о возможном «предъявлении счета».
Но пока были живы Мао Цзэдун и Дэн Сяопин, не удавалось решить полностью даже вопрос о прохождении линии границы. Только позже, сначала в 1991 г., потом в 1994 г. и наконец в 2004 г. это удалось сделать полностью. Стороны договорились о прохождении линии границы на всем ее протяжении на основе принципа, согласованного Хрущевым и Лю Шаоци в 1964 г., более срока лет тому назад…
Итак, сегодня, у нас появилась признанная обеими сторонами линия прохождения границы на всем ее протяжении. Но у нас так и нет нового договора о границе, который обе стороны считали бы равноправным. Позиция автора разбираемой здесь статьи, Ли Фэнлиня, сводится к защите установок Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина – к требованию, чтобы Россия признала в качестве предварительного условия якобы неравноправный характер ныне действующих договоров о границе.
Именно это остается сегодня главной причиной недоверия между Россией и Китаем.
Мне представляется, что выход из положения состоит в том, чтобы, никоим образом не торопясь, принимая во внимание и сложность ситуации, и состояние умов и настроений людей в России и в Китае, завершить демаркацию границы. Разработать и подписать новый договор о режиме границы, а затем, на основе всего этого и рассмотрения ныне существующих договоров о границе, разработать и подписать новый договор, который стал бы новой и единственной юридической основой границы между Китаем и Россией и снял вопрос о границе с повестки дня в межгосударственных отношениях.
При этом обе стороны могли бы «сохранить лицо». Ни от одной из них не требовалось бы «склонять голову и признавать вину». Обе стороны могли бы сделать заявления о том, что после согласования всех вопросов и подписания нового договора о границе единственной юридической основой границы будет в межгосударственных отношениях только новый договор.
А мне остается только добавить, что критически рассмотренная в этом – последнем – разделе нашей книги статья Ли Фэнлиня «Новый период китайско-российских отношений» тоже завершается в позитивном тоне: «Китайско-российские отношения вступили в новый период исторического развития. Чтобы поддерживать эту тенденцию развития, настоятельно необходимо укреплять взаимопонимание между народами двух стран. Это должно упрочить общественный фундамент китайско-российской дружбы и реализацию цели „навечно друзья и никогда враги“», – утверждает автор статьи.
Напомню, что Ли Фэнлинь – участник двусторонних переговоров по пограничным вопросам, а в 1990-х гг. – посол КНР в Российской Федерации. В настоящее время он директор Института исследования проблем Европы и Азии Научно-исследовательского центра изучения проблем развития при Госсовете (правительстве) КНР. Он ведущий эксперт по России и один из самых высокопоставленных партийных чиновников в государственном аппарате КНР.
Послесловие. Китайский социализм и Россия
В начале XXI века произошло на первый взгляд малозаметное и малозначительное явление. Чуть-чуть изменилась одна из формулировок, которыми пользуются в Коммунистической партии Китая.
До этого на протяжении примерно двух десятилетий там говорили и писали: «Ю ЧЖУНГО ТЭСЭ ДЫ ШЭХОЙЧЖУИ», что предлагалось переводить на русский язык как «социализм с китайской спецификой» или «социализм со своеобразием Китая».
И вот в первые годы нового века, во времена генерального секретаря ЦК КПК Ху Цзиньтао, стали говорить и писать по-новому: «ЧЖУНГО ТЭСЭ ДЫ ШЭХОЙЧЖУИ», что можно понимать как «самобытный китайский социализм». Исчезло всего одно короткое слово: «Ю» – «быть присущим чему-то», «обладать каким-то свойством». Но из-за этого изменились взаимоотношения между оставшимися словами, и возник новый смысл предлагаемой формулировки.
В идеологии такой партии, как КПК, мелочей не бывает, тут имеет значение каждая буква, каждый знак. Очевидно, в КПК в начале нынешнего столетия завершился процесс переосмысления ситуации в мире и в мировом социализме, в соответствии с чем и было заново определено место китайского социализма. Иными словами, в КПК оказался пройденным путь от «социализма со своеобразием Китая» к «самобытному китайскому социализму».
Почему это произошло? Каким был этот путь?
Прежде всего, важно принимать во внимание неразрывную связь в идеологии коммунистических партий двух понятий: марксизм и социализм. Уже в 1930-х годах в КПК заговорили о китаизированном марксизме, т. е. наряду с общими для всех компартий мира понятиями «марксизм» и «основные принципы марксизма», в КПК сочли необходимым выделить свое понимание марксизма, начав называть его марксизмом китаизированным. Это обосновывали необходимостью приспосабливать марксизм к специфическим условиям, существовавшим в Китае.
В период до образования Китайской Народной Республики и в дальнейшем там сосуществовали два термина: «марксизмленинизм», что писалось в одно слово, в отличие от термина, применявшегося в СССР и КПСС: «марксизм-ленинизм» и «идеи Мао Цзэдуна». Потом, особенно во время «культурной революции», некоторое время на виду оставались только «идеи Мао Цзэдуна». А после смерти Мао в первой половине 1980-х гг., в «золотой век» реформ, проявлялась тенденция говорить о марксизме без добавлений имени Мао Цзэдуна и без упоминания о ленинизме.
Затем, чтобы подчеркнуть отличие теории и практики социализма в КНР от теории и практики социализма в СССР (да и от других «социализмов»), стали говорить о «социализме со спецификой Китая». Эта формулировка появилась во времена Дэн Сяопина. Тогда понимали вопрос таким образом, что существует единый мировой социализм, его общие принципы, но в Китае его следует приспосабливать к условиям страны, а потому он и должен приобретать некое своеобразие, оставаясь по сути социализмом.
Таким образом, в этой формулировке номинально главным было понятие социализма, а специфика Китая представала лишь как характеристика социализма, его китайская окраска, как важное, но дополнительное, обстоятельство. При этом для Дэн Сяопина практически важным было подчеркивать, говоря о социализме, именно китайскую специфику.
И вот, после исчезновения социализма и марксизма как идеологии правящей партии в России и в странах Восточной Европы, в мире практически остался «один марксизм и один социализм» – марксизм и социализм в Китае. В связи с этим руководителям КПК и КНР и пришлось менять его понимание и соответствующую формулировку, характеристику.