Страница 39 из 78
С президентами государств Содружества в 1992 году у меня сложились своеобразные отношения. Лучше всех, наверное, их определил президент Киргизии Аскар Акаев, сказав как-то на совещании глав государств СНГ в Бишкеке: "Гайдар у нас на всех один. Он наш общий премьер". Действительно, когда Россия начала реформы, тем самым сделав их неизбежными для государств Содружества, у политиков независимых государств появилась возможность кивать на жестокого, бессердечного Гайдара, который затеял что-то немыслимое, и вот теперь они, не желая того, вынуждены, к сожалению, следовать схожим путем, хотя и пытаются облегчить тяготы своим народам. Что особенно удобно – премьер-то ведь не твой, а ельцинский. А потому не в твоих это силах – приказать ему что бы то ни было или отправить его в отставку. Игра в злого Гайдара сначала шла на высоком эмоциональном накале, потом спокойней, а к середине 1992-го уже почти не всерьез. Сами президенты, особенно попозже вечером, после рюмки коньяка, над правилами этой игры подшучивали. И тем не менее, правила есть правила, они были заданы, и с ними приходилось считаться. Очень жаль, что государства Содружества не смогли с самого начала настроиться на единую волну реформ, что каждая из них возжелала извлечь из создавшейся ситуации односторонние преимущества. Как показали последующие события, такая позиция привела к потерям для всех.
Из стран, опоздавших с реформами, особенно обидно было за Украину. В конце 1991 – начале 1992 года украинская политическая элита твердо взяла курс на так называемый "мягкий вариант" вхождения в рынок, предполагая в максимальной степени использовать неограниченные эмиссионные возможности единой рублевой зоны при 15 независимых Центральных банках. Хорошо известны слова украинского премьера того периода Витольда Фокина: "Зачем сдерживать бюджетный дефицит, когда в руках печатный станок". Уже с 1990 года Центральный банк Украины начал предоставлять несанкционированные Центральным банком СССР кредиты украинскому правительству и украинским предприятиям.
В начале января 1992 года Украина без предупреждения ввела собственную налично-денежную единицу, сохранив использование общесоюзного рубля в безналичном обороте. Возник чудовищный экономический гибрид: помесь общей безналичной валюты и самостоятельно эмитируемого наличного денежного средства. Именно тогда, после введения купона, твердо понял – да, с Фокиным надо и разговаривать, и пытаться договариваться, нельзя одного: полагаться на то, что принятые обязательства будут выполнены. Разумеется, и другие республики грешили в это время с экспортом инфляции в Россию, пользовались открывающимися возможностями, но все это – в масштабах, несопоставимых с тем, что делал Фокин. Если нужно было бы назвать одного человека, кто более всех других препятствовал в начале 1992 года стабилизационным усилиям в денежной политике Содружества, то, наверное, Фокин по праву может претендовать здесь на заслуженное первое место.
С июля 1992-го, когда расчеты с республиками были переведены на корреспондентские счета и автоматический экспорт созданной на Украине денежной массы в Россию стал невозможен, тупик проводимой Фокиным политики очень быстро сделался очевидным и отставка его – предрешенной.
Но весной 1992 года, когда Россия еще не успела создать собственную денежную систему, заработная плата, скажем, профессора в Киеве, выплачиваемая в рублях, в несколько раз превышала заработную плату профессора в Москве. В то время как российское правительство вынужденно проводило предельно жесткую финансовую политику, украинское осуществляло самую податливую. Именно в это время социальную мягкость украинских реформ неоднократно ставили нам в пример люди, совершенно не понимавшие, за счет чего эта мягкость на деле обеспечивается.
Сохранение масштабного контроля цен, реально охватывающего 60-70 процентов номенклатуры продукции, вместе с податливой финансовой политикой так и не позволили украинцам преодолеть дефицит товаров. По существу, экономика работала в режиме подавленно-открытой инфляции. Быстрый рост цен сопровождался сохранением очередей и талонов.
В приватизации был избран, пожалуй, самый бесперспективный путь. Государственные торговые монополии приватизировались на основе аренды с правом выкупа, как единое целое, воспроизводя худшие стереотипы государственной торговли, помноженные теперь еще на полную безответственность.
Не было ни одной безумной экономической идеи, с которой носилась оппозиция в России и которая не была бы многократно опробована на Украине. Здесь регулярно проводили пополнение оборотных средств, взаимозачеты задолженностей, выдавали масштабные эмиссионные кредиты, пытались сохранить многочисленные дотации, привязывали приватизацию к компенсации сбережений населения. И все это, конечно, – под флагом защиты социальных интересов трудящихся.
Самоубийственные последствия такой политики в полной мере сказались, когда России наконец удалось обрести денежную независимость. Замкнутая в границах Украины эмиссия обернулась в 1993 году мощнейшим инфляционным взрывом. Темпы роста цен более чем в 10 раз превысили отнюдь не низкие российские показатели. К осени 1994 года заработная плата на Украине далеко отставала от российской, составляя что-то около двадцати долларов. Неспособная расплачиваться по своим обязательствам молодая страна оказалась на грани государственного банкротства.
Конечно, нельзя сказать, что в украинском правительстве не было людей, пытавшихся проводить осмысленную экономическую политику, но их возможности были предельно ограниченны. Хотел бы назвать одного из них -Александра Ланового, молодого экономиста-рыночника, ученого, возглавлявшего в 1991-1992 годах Министерство экономики. Мы встретились с ним в Москве в самом начале 1992 года. Обсуждали проблемы постепенного приближения уровня цен во взаимной торговле к ценам мирового рынка. К величайшему недоумению и неодобрению своей делегации, Лановой сел со мной вместе рисовать графики и анализировать альтернативы. Было видно, что он понимает тупиковость проводимого курса, но не имеет поддержки в украинских верхах. Вести диалог с ним было приятно, интересно, но с самого начала можно было предположить, что ему вряд ли удастся воплотить в жизнь хотя бы часть из того, о чем договоримся.
Позднее встретились с ним на совещании президентов государств СНГ в Ташкенте. Отношения между российским и украинским правительствами были довольно напряженными, антироссийские настроения в украинской политической элите – сильными. Тем не менее Лановой подошел ко мне, договорился о встрече. Поздно ночью встретились, долго гуляли по парку правительственной резиденции. Он откровенно рассказывал мне о невозможности сделать что-либо осмысленное для рыночных реформ в сложившейся на Украине политической ситуации. Спрашивал мое мнение о перспективах российской экономической политики по отношению к Украине.
В ноябре 1992-го назначенный взамен отправленного в отставку Фокина Леонид Кучма прилетел в Москву на переговоры с Ельциным и со мной, имея основной целью восстановить взаимопонимание и дружеские отношения. Мы довольно подробно поговорили наедине. Мне показалось, что у него действительно есть желание добиться позитивных перемен, стронуть с места буксующие реформы. Может быть, нет еще достаточного понимания, как это сделать, но по крайней мере тупиковость предшествующей политики В.Фокина ему очевидна. Сразу было видно – человек совершенно другой, прямой, не хочет хитрить и лукавить. Сам поставил вопрос о необходимости упорядочения отношений в денежной области, полноценного введения украинской национальной валюты в безналичный оборот, заявил о намерении покончить с вакханалией в расчетах. Посоветовались. Спрашивал меня о ключевых направлениях преобразований. Не имея, правда, четкой, ясной картины того, что надо делать – мешали рецидивы директорского мышления, – он, вместе с тем, все же явно хотел идти вперед, проводить осмысленную и в целом прореформаторскую политику. Было видно и другое: Кучма действительно не хочет разыгрывать антироссийскую карту, ставшую привычной для украинской политики 1991-1992 годов, и стремится нормализовать экономические и политические отношения с нашей страной, построить их на цивилизованной, культурной, не воровской основе. Впоследствии убедился, что на слово украинского премьера можно рассчитывать. Не все было в его власти и не все у него получалось, но по крайней мере сознательного обмана за то короткое время, что довелось проработать вместе, не было никогда. Именно поэтому всегда пытался его поддерживать.