Стая

Ноги Айши подломились, она села рядом с вздрагивающим в бессильных рыданиях Берсерком, обхватила ладонями его голову, ткнулась лбом в его пылающий в горячке лоб и, впервые в жизни, заплакала.

Когда нападники ушли, а Хаки вновь впал в беспамятство, Айша выбралась наружу. Проваливаясь в сугробы, она добралась до рабской избы, толкнула плечом дверь. Внутри было холодно и пусто. Отворять выгоревшую дотла воинскую избу, из-под двери которой еще сочился пахнущий горелым человеческим мясом дым, притке не хотелось. Бухнувшись перед избой на колени, она нарисовала на снегу прощальный знак, попросила у богов милости к убитым воинам. Отдельно попросила за Слатича — он стал ей почти родным. Поднялась, всхлипывая, побрела обратно к избе Хаки. Отныне все было решено — остались только она и тот, кого она сама себе назначила…

Войдя, Айша сняла полушубок, обтрясла с него снег, почему-то вспомнила Харека — его белую-белую от снега фигуру. Усмехнулась. Что ж, из нее получилась неплохая вершительница судьбы — она сама выбрала себе назначенного и сберегла его от Белой… То есть от несущего смерть «белого»… Впрочем, какая сейчас была разница?

— Они ушли?

Ей стоило больших усилий поднять Хаки обратно на лавку. Он был таким тяжелым. Но Айша справилась.

А теперь, лежа на лавке, он в упор смотрел на нее, вопрошал, будто обвиняя в чем-то:

— Они ушли?

— Да, они ушли, — Айша присела к затухающему огню, подбросила дров, протянула руки над пламенем. Тепло приятно защекотало пальцы.

— Мои люди мертвы?

— Да, Я попрощалась с ними за тебя.

— А мои рабы?

— Они взяли Гутхорма и Рагнхильд. Я видела следы повозки. Остальные разбежались или пошли с ними.

Какое-то время Хаки молчал. Огонь пожирал дрова, лизал теплом Айшины ладони.

— Почему ты не ушла? — прервал тишину Берсерк.

— Я хотела остаться с тобой.

— Я скоро умру.

Было бы глупо и дальше отрицать очевидное. Айша не стала.

— Я тоже, — сказала она, не поворачиваясь.

— Ты поможешь мне умереть достойно?

— Я же осталась, — ответила Айша.

Вот и свершилось пророчество деда, и она, едва отогнав смерть от Хаки, сама становилась ею, чтобы помочь ему умереть…

— Всю жизнь я шел по чьему-нибудь следу. Я искал свою добычу, как волк ищет оленя, Я хочу пойти за врагами, разорившими мой дом, и сразиться с теми, кто убил моих людей, — сказал Хаки.

— У тебя не хватит сил, — возразила Айша.

— Я — зверь Одина. Один даст мне силы. Айша пожала плечами.

Они шли до утра. Верно, Хаки впрямь был зверем Одина, и бог одарил напоследок его своей силой — иначе как бы Берсерк сумел подняться с лавки и выпить, не пролив ни капли, целую плошку сваренного Айшей зелья, которое глушит боль и придает бодрости? Затем он взял с постели меч, накинул на смятую в постели рубашку полушубок и, не вдевая меч в ножны, поплелся вслед за ушедшими нападниками. Сперва он шел сам, спотыкаясь, утопая непослушными ногами в сугробах, падая от порывов ветра. Но когда они спустились на равнину озера, ветер стал слишком силен для Берсерка. Чтоб не упасть, Хаки одной рукой опирался на рукоять меча, используя его как палку, другой навалился на Айшу. От усталости, от непомерной тяжести Хаки, от ветра и холода притка уже не понимала — куда и зачем она бредет. Упрямо переставляла ноги, шептала заклинания, уговаривающие озерных и ветряных духов открыть ей дорогу, и на-пряженно вглядывалась в широкий полозный след, оставленный санями, на которых увезли Рагнхильд и Гутхорма.

К утру вьюга ослабила натиск, ветер стал ленивее швырять колкий снег в лицо путников, Нависшие над озером темные тучи не открывали солнца, а следы от полозьев окончательно скрылись под снегом.

Почуяв неладное, Хаки налег на притку сзади, почти коснулся губами ее уха, прошептал сипло:

— Мы идем по кругу…

— Да.

Она потеряла след. Она больше не знала, куда идти.

— Стой.

Слушаясь мужского голоса, Айша остановилась, осела в сугроб. Ей не было больно, хотя руки стали красными и пальцы опухли, будто их разваривали в кипятке. И лицо не горело, как поначалу, обжигаясь о летящий навстречу снежный жалящий рой. Под полушубком давно ползал холод, окутывал Айшу белым ледяным коконом. В коконе ей было спокойно и уютно. Хотелось закрыть глаза и провалиться в него насовсем…

— Держи.

Айша вздрогнула, подняла голову. Хаки протягивал ей меч, рукоятью вперед. На блестящем лезвии застыла тонкая наледь.

— Я не смогу, — прошептала Айша. Объяснила: — Я слишком ослабла…

— Тогда пусть озеро и Один помогут тебе. — Одной рукой Хаки воткнул меч рукоятью в снег. Острие пронзило снежный воздух, коснулось живота Берсерка. — Ты будешь держать меч внизу, чтоб он не упал. Держи крепко.

Айша кивнула. Она уже поняла, что замыслил Хаки. Он хотел умереть от оружия, как воин. А ее назначением было принести ему желанную смерть. Так рассудили боги. Еще давным-давно. И боги привели их сюда, на это озеро…

Притка всхлипнула, схватилась обеими ладонями за рукоятку, уперлась локтями в снег. Затем вытянула ноги, зажала меч еще и коленями.

Хаки снял полушубок, рубашку. Рана на его боку сочилась зеленым гноем, черная, свисающая с ее краев кожа раскачивалась под порывами ветра. Грудь Берсерка покрылась мурашками. Он запрокинул лицо к серому небу, развел руки в стороны, будто собирался взлететь. На миг Айше показалось, что будь обе его руки целы — он взлетел бы, и только обрубленная рука не позволяла ему оторваться от земли.

— Пусть тот, кто виновен в смерти моих людей, заплатит жизнью! Пусть умрет тот, кто ляжет с женщиной, которую украл у меня! Пусть дух мой достигнет пределов Вальхаллы, но Хеймдалль[187] вновь отворит предо мной ворота и вернет душу мою на это место, когда придет время отмщения! Пусть враг мой канет в воды озера Ренд, там, где моя кровь окропит его лед![188] Лишь этого прошу у тебя, великий Один!

Айша зажмурилась, вцепилась в меч.

— Я иду к тебе, Один!

Меч дрогнул под обрушившейся на его лезвие тяжестью, оглушительно хрустнули кости, руки Айши окатило горячей, липкой кровью. Тело Хаки забилось в конвульсиях, сотрясая меч, но Айша не позволяла оружию упасть, налегая на него всем телом. Когда хрипы и подрагивания прекратились, она разжала пальцы. На заднице, отталкиваясь ногами, отползла от повисшего, наколотого на лезвие собственного меча Берсерка. Затем потянулась к нему, неловко, соскальзывая по холодной коже пальцами, закрыла ему глаза.

— Прощай, — шепнула заледеневшими губами. — Я скоро приду…

Вокруг стояла тишина, только ветер по-прежнему кружился над пустынной бесконечной равниной, теребил Айшину одежду, заметал снежинками обнаженную спину Хаки, из которой торчало красное острие меча. На острие налипали снежинки, таяли, розовыми каплями скатывались вниз.

Айша вытерла руки о снег у своих ног, подползла к полушубку, который Хаки сбросил перед смертью. Хотелось плакать, выть, звать на помощь… Все случилось, и теперь настал черед Айши уйти с этой земли. Но почему боги решили именно так? Почему из многих выбрали именно ее? Почему они только и делали, что убивали, убивали, убивали?

— Почему?! — выкрикнула Айша.

Голос исчез, растворился в снежном буране. Притка утерла сползающую по щеке слезу. Она была готова умереть, но не желала подчиняться богам, поступающим так несправедливо и жестоко. Принимая смерть, она хотела отдать себя какому-нибудь, неведомому ей, другому богу. Такому, который мог бы понять ее, который был бы готов прощать людям их слабости и принимал их, не осуждая и не упрекая. Умирая, Айша хотела верить в бога, который мог бы любить людей, а не карать их…

Глава двенадцатая

ДОЧЬ КНЯЗЯ

К рассвету Хальфдан сам вышел к озеру встречать Харека и Бьерна. Несмотря на метель, он увидел их еще издали, углядел легкую повозку с Рагнхильд, быстрые фигуры воинов, бегущие сквозь снежную пелену. Обернулся к Гюде, подцепил острием меча заклепку на ее рабском ошейнике, сдернул, ободрав кожу:

187

В скандинавской мифологии — страж ворот Асгарда, жилища богов-асов.

188

Согласно «Саге о Хальфдане Черном», спустя несколько лет Хальфдан-конунг со своими людьми утонет в том же самом озере Ренд. Они будут зимой переходить озеро по льду. Лед проломится.