Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 77



— Ты сама с востока, — сурово глянула на рабыню Тюррни. — Ты знаешь человека по имени Бьерн Губитель Воинов, сына свободного ярла Горма?

— Нет, — признала княжна.

— Может быть, ты знаешь молодого конунга из ваших мест, который хотел бы служить Черному Хальфдану?

— Нет, — сказала Гюда.

— Тогда зачем ты болтаешь глупости? — завершила разговор Тюррни, залезла под мягкое одеяло, зевнула и сомкнула веки.

Вернувшись в избу для слуг, Гюда долго не могла уснуть — ворочалась с боку на бок, думала. Когда-то она страстно, всей душой ненавидела Орма, потом столь же страстно желала себе смерти, а теперь жила, слушала урманские сказки, болтала с финской рабыней, смеялась, спорила с Тюррни… Все изменилось, и, наверное, теперь она даже не стала бы противиться объятиям Орма — он по праву был ее хозяином, и лечь с ним было спокойнее и лучше, чем с каким-нибудь незнакомцем. Рассматривая толстую балку на потолке, княжна гадала, когда вернется ярл, и почти ждала его возвращения…

Утром она, мятая и усталая после ночного бдения, отправилась на пастбища. Шли, как обычно, с Флоки. Все было как всегда, изменилось лишь одно — едва глотнув молока из предложенной пастухом плошки, Гюда почувствовала тошноту. К горлу подкатила рвота, нехорошо заплескалась во рту.

— Что с тобой? — Флоки отложила плошку, склонилась к княжне и вдруг ахнула, прикрыв ладошкой маленький ротик: — Великая Фрейя!

Гюда не понимала.

— Тебя и впрямь бережет сама Хлин! — завистливо выдохнула Флоки, погладила Гюду по плечу. — Непременно расскажи новость Тюррни. Она даст тебе легкую работу, ты будешь хорошо есть и спать, сколько захочешь…

Гюда растерянно моргала. От неожиданных слов Флоки ее даже перестало подташнивать.

— Почему? — спросила она. Флоки засияла улыбкой:

— Какая ты глупая! Если у тебя родится мальчик, то Орм может посадить его на колено[169] и назвать своим сыном. Тогда ты станешь уважаемой женщиной, может, даже не рабыней…

— Родится мальчик? — переспросила Гюда и охнула, опешив. — Ты говоришь, что я ношу ребенка Орма?

— Да, да, да! — пропела Флоки, схватила Гюду за руки, стащила с камня, пританцовывая, закружила: — Радуйся, ты — мать будущего ярла!

Перед глазами Гюды вертелась желтеющая зелень пастбищ, белые пятна козьего стада, небесная синева. Все краски осени сливались в одну длинную, пеструю, смазанную ленту. «Может, правда, так даже лучше… » — поддаваясь радости Флоки, подумала Гюда и прошептала, вслушиваясь в непривычные слова:

— Я стану матерью ярла…

Глава седьмая

ТРОЛЛЬ

Избора разбудил дождь. Крупные капли бодро забарабанили по сонному липу княжича, ворвались в его сны, намочили одежду. Сначала Избор пытался прикрыться от них, натягивая на голову рубашку и скручиваясь калачиком, но безуспешно. Когда капли принялись нагло заскакивать за шиворот рубашки, Избор выругался, сел, протер глаза.

Было еще рано — мутный утренний свет только-только забрезжил над вьющейся под скалистым берегом рекой, заиграл серебряными бликами по влажным камням. Под дождевыми струями огонь в костре угас, и поленья обиженно таращились на княжича обуглившимися головешками. Справа от костра, накрывшись одним длинным плащом, спали Тортлав, Латья и Ихея. Чтоб сохранить тепло, плотно жались друг к другу. Нависающие над ними ветви деревьев пока сберегали их от дождя, но скопившаяся на камнях влага, собираясь в ручейки, уже рыскала меж мшистыми наростами, тянула водяные лапки, стараясь добраться до спящих. Подальше от костра, под свисающим до земли орешником обустроились трое урман. Им плащ не понадобился — разлеглись на камнях, будто на перине, — вольготно, свободно. Раскинувшись во сне, сопели, чавкали, что-то бормотали.

Избор подобрал лежащий рядом длинный шест, поковырял уголья. Бесполезно — поленья насквозь промокли, даже искорки не проскочило. Ругнувшись про себя, княжич поплотнее запахнул безрукавку на груди, поднялся. В лесу вяло пискнула какая-то одинокая птица и смолкла, поняв, что столь серое утро не нуждается в ее радостном приветствии.



Дождь барабанил по плечам Избора, мочил волосы. У края обрыва княжич приметил сухое место, запрокинул голову, глянул вверх. Высокий ясень растопырил над обрывом длинную, уже лишенную листьев ветку. Пригнувшись и натягивая на голову безрукавку, княжич перебежал на сухое местечко под ясенем, принялся отряхиваться.

Пожелтевшая осенняя трава поблескивала под дождем, прижималась к земле, как кошка под ласковой рукой хозяина. За полянами начинался кустарник, переходил в лес — молчаливый, туманный, безлистный…

Под обрывом в реке что-то плеснуло. Избор подошел к краю камня, заглянул вниз. На береговой гальке, всего в нескольких шагах от княжича, стоял Кьетви — Избор сразу признал его тощую, уже слегка согнувшуюся под тяжестью лет фигуру. Одной рукой Кьетви опирался на длинную палку, другой вытирал мокрое лицо, смотрел на реку. Седые волосы липли к его длинной и узкой голове, обнажая розовую макушку. Избор тоже взглянул на реку и увидел Бьерна. Словно дорвавшаяся до воды выдра, ярл вспарывал руками речную гладь, нырял, всплескивая ногами, как хвостом, переворачивался на спину, подставляя лицо дождевым каплям. Холодная вода ласкала его обнаженное тело, волосы, заплетенные в черные косицы, змеями скользили за пловцом. Не замечая Избора, Бьерн нырнул, по пояс вылетел из воды, плеснул по ней обеими руками, подняв тучу брызг, рухнул обратно, вновь вынырнул.

Кьетви нащупал палкой устойчивый высокий камень, наполовину ушедший в воду, переступил на него, махнул ярлу рукой. Пыхтя и отдуваясь, Бьерн подплыл к нему, ухватился за протянутую руку, подтянулся, оказался на берегу, тряхнул головой. Черные косицы описали полукруг, разбрасывая по его плечам серебристые брызги. Несколько попали на лицо Кьетви. Тот поморщился, зацепил концом палки оставленные на берегу кожаные штаны ярла, перекинул к нему:

— Ты по-прежнему любишь воду, Губящий Воинов.

— А ты по-прежнему следишь за мной, — Бьерн натянул штаны, откинул волосы назад, улыбнулся.

Подслушивать было нехорошо, особенно для князя. Но интересно. Избор присел, спрятался за обрывом.

— Для меня ты все еще тот мальчик, которого я учил плавать, править драккаром и владеть мечом.

— Прошло много времени, Кьетви. Не надо искать того, кого нет.

— Если в темноте не видно тени, это не значит, что ее нет.

В наступившем молчании Избор слегка высунулся из-за края обрыва. Оба урманина сидели плечо к плечу на береговой гальке, смотрели на реку. Избор видел только их спины — узкую и длинную, прикрытую плащом — Кьетви и широкую, гибкую, обнаженную — Бьерна. Дождевые капли стекали по коже ярла, застревали на рваном выпуклом шраме, пересекающем спину под левой лопаткой. Волосы прикрывали плечи, Чуть ниже у пояса виднелся еще один шрам — короче и тоньше.

— Мы идем уже третий день. Ты не спешишь в усадьбу Юхо. А Хальфдан будет ждать там, — сказал Кьетви. Подумал, легко постучал концом палки по воде, добавил: — Орм тоже.

— Что ты хочешь сказать мне, Кьетви?

— Я служу Орму, и я вырастил тебя наравне с твоим отцом. Я помню времена, когда вы были как братья, когда твой меч защищал Орма, а дом Белоголового не раз спасал тебя от голода и смерти в лесу. Почему ты не простишь его, Бьерн?

— Я простил. Еще тогда.

— Но ты ушел. У Орма была своя земля, но он стал свободным ярлом. Думаешь, Орм просто так ходил налетами на Альдогу? Он мог пойти на Йотланд или в Свею. Это ближе и удобнее. В Восточных Странах он искал тебя…

— Ты зря завел этот разговор, Кьетви. — Бьерн склонился, нащупал у ног круглый плоский камешек, размахнулся и запустил его в реку. Камень запрыгал по воде испуганным зайцем. — Никто не в силах вернуть того, что уже случилось. Норны решили разделить наши нити, и ни ты, ни я, ни Белоголовый не можем сплести их обратно.

— Орм изменился. Он знает, что виноват. Когда шла битва с сыновьями Гендальва, он вернулся за твоей женщиной…

169

У скандинавов посадить ребенка на колени считалось равносильным признанию этого ребенка своим сыном.