Страница 22 из 27
В осиротевшее жилище Савельевых был временно поселён со своими близкими видный архитектор, академик Воронцов (нар. арт. России Владимир Ровинский), лишившийся дома после фашистской бомбёжки. У его дочери Оли (засл. арт. России Ирина Фадина) грянувшая война отняла её первую любовь, ушедшего на фронт и павшего в бою однокурсника. И хотя его место в сердце и в жизни девушки уже года два, как готов занять франтоватый поклонник Сергей Синицын (засл. арт. России Максим Дахненко), сама она не питает к нему ответных чувств. В одиночестве Оля часто включает настенное радио, откуда разносятся песни о войне и любви, внимая которым, юная и смешливая студентка обретает вдруг вид задумчивый, грустный — и это не лёгкая грусть романтичных девичьих грёз, а гнетущая душу тоска о её несбывшемся счастье…
Этого счастья, подобно многим и многим, лишила её война. Та война, которая ещё идёт, где ещё гибнут люди, чьи-то любимые и родные, и где столько непоправимого может ещё случиться. Поэтому даже когда, по воле автора пьесы, на несколько дней в Москву, в свою квартиру, приезжает не сгинувший, живой, но обожженный войной и страданием после потери семьи инженер-полковник Савельев (нар. арт. России Валентин Клементьев), зрители не спешат увидеть в его знакомстве с ласково встретившей гостя Олей намёк на счастливый финал спектакля. Да, взаимность их боли, нежности, бережного общения — налицо, но оставшийся один на всём свете сорокалетний полковник не позволяет себе проявлять хоть в чём-нибудь эти чувства, а уж охваченная нежданным смятением Оля тем паче боится признаться в них даже себе самой…
Эта чистая, трогательная, пронзительная тема становится главной в спектакле, она прямо или косвенно касается всех его персонажей, у каждого из которых — своя судьба, свои горести или радости, мечты и надежды. Это и друг Савельева, никогда не унывающий полковник Иванов (засл. арт. России Александр Самойлов), и преданная командиру майор медицинской службы Анна Григорьевна Греч (арт. Тамара Миронова), и мечтавший перед войной о сцене лейтенант Вася Каретников (арт. Юрий Болохов), и славный мальчишка, приёмный сын полковника и его юный ординарец Ваня (Петя Клементьев), и другие герои пьесы. Все они достойны самого доброго и счастливого будущего, но рассказ о них всё равно не закончится однозначной благостной развязкой. Савельев уедет на фронт, оставив себе и Оле лишь веру в то, что хорошее — ещё впереди. Эта вера, пожалуй, и есть основная идея пьесы: придёт Победа — придёт и время любви и счастья. Так и будет!..
Поскольку автор этих строк — не театральный критик, а просто зритель, претензии на обширную и детальную рецензию — да простят за то и читатели, и актёры — здесь изначально нет. Но есть попытка оценки новой работы Т.В. Дорониной и её коллектива — и сформулировать её хочется определённо и кратко: как же был нужен сейчас, сегодня такой спектакль! Как же нам нужен сегодня такой театр! Вокруг ведь опять разруха, беда, людские потери, попрание законов добра — но с каким просветлением и очищением души выходишь из зала!.. Ибо вместе с прекрасным русским театром веришь: Победа когда-то всё-таки снова будет за нами. Тем более, что пророк, сказавший в трудный для Родины час эти слова, тоже представлен зрителям в самом финале, и живой, не актёрский, сталинский голос лишь утверждает в каждом несокрушимость всё той же священной веры: придёт Победа — вернётся жизнь. Так и будет.
На сайте otlet.ru купить авиабилет доставка Москва 4 очень удобно
2
Владимир Бондаренко КАПИЛЛЯРНЫЙ СОСУДИК РОССИИ
Еще недавно, два года назад, к своему 75-летнему юбилею Андрей Андреевич Вознесенский со страдальческой иронией, морщась от боли, но в той же знакомой всем метафорической форме написал: " От боли дохну, Не могу спать, Мне лезет в окна — 75…" Этот юбилей уже бил по поэту , как топор с топорищем. Это уже была жизнь в ожидании конца. И надо сказать — мужественная жизнь. Поэт говорить не мог, а стихи писал. И все так же у него задорная русская пляска соединялась с архитектурными новациями, новатор спорил с архаистом, джаз соединялся с молитвами, жизнь боролась со смертью. Стихотворной изощренной мозаикой поэта Вознесенского можно украсить не один мировой поэтический храм, допуская в свои молитвы самые изощренные метафоры. И всё-таки, в самом центре этого храма всегда была — Россия. Он так и называл себя огневым псом России:
В воротничке я — как рассыльный
В кругу кривляк.
Но по ночам я — пёс России
О двух крылах.
С обрывком галстука на вые
И дыбом шерсть.
И дыбом крылья огневые.
Врагов не счесть…
Потеряв голос, Вознесенский обрёл одиночество, погрузился в раздумья, мало обращая внимания на суету ставшего ему ненавистным телевидения. Он всё с той же метафорической иронией пишет в своей непрекращающейся всю жизнь поэтической хронике: "Быть может, я стал свидетелем собственных похорон…" Что это — поминальная молитва о самом себе? Или мечта прорваться в дальнее "еще"? Вполне еретическое: "Умирайте вовремя, Помните регламент…" и одновременно православно-молитвенное: "Дай, Господи, еще мне десять лет! Воздвигну храм. И возведу алтарь".
Поэт и на самом деле возмечтал в последние годы жизни построить православный храм в деревне Захарово под Москвой, где когда-то жили предки Пушкина. Он даже набросал, как говорят, архитектурные эскизы здания церкви. На последнем юбилее говорил, что хочет быть похороненным в ограде своего храма. Но довести дело со строительством храма до конца поэту не удалось: первый инсульт, второй... Сил хватало только на новые стихи. Мечтал быть похороненным в Переделкино, рядом с Пастернаком, чиновники поместили на Новодевичье кладбище.
Последнее десятилетие он жил уже отрешенно и от новой молодой поэзии, и от новых властей, и от новых порядков. Что бы кто ни говорил, а Андрей Вознесенский прожил жизнь прежде всего большого советского поэта. Он до последних своих дней отзывался о Ленине, как о гении, борясь с теми или иными бюрократами, всей своей органикой поэта оставался верен советскому строю. Для меня он — прежде всего выдающийся советский поэт.
Очевидно, поэтому его отторгали и Иосиф Бродский, и Николай Рубцов, по-разному, но внутренне чуждые коммунистической системе. Пройдёт еще какое-то время и девизом советской поэзии останутся строки Вознесенского "Уберите Ленина с денег, так цена его велика". Подобных строчек вы не найдете ни у крутых почвенников, от Станислава Куняева до Юрия Кузнецова, ни у утонченных западников, от Иосифа Бродского до Станислава Красовицкого, ни у дерзких новаторов стиха — таких, как Всеволод Некрасов, ни у погруженных в прошлое архаистов — таких, как Глеб Горбовский.
Советский ХХ век, советская эпоха, советская поэзия. Тут и Юрий Гагарин, тут и Королев, тут и Андрей Вознесенский. От "Секвойи Ленина" до "Лонжюмо". Впрочем, поэт не отказывался от своих ленинских стихов никогда.
4
http://www.otlet.ru/
2
http://top.mail.ru/jump?from=74573